Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Это событие дало опять богатую тему для разговора, и синьора Адриана воспользовалась удобным случаем, чтобы похвалить любезность французов.
После того обе дамы встали со своих мест и начали прощаться. При этом синьора Адриана сообщила с озабоченным видом Шарлотте Лузиньянской, которую постоянно называла «её величество», что, вероятно, на долгое время как она сама, так и Лукреция будут лишены всякого общества, потому что вскоре переедут в замок св. Ангела, куда отправится и его святейшество, когда французы вступят в город.
— Неужели вы решитесь на это добровольное заключение! — воскликнула Шарлотта. — Я не могу представить себе более скучного места, чем замок св. Ангела.
— Что делать! — возразила синьора Адриана, с глубоким вздохом поднимая глаза к небу. — В такое тяжёлое
Хозяйка дома вполне согласилась с этим и добавила, что ей нечего желать благополучия обеим синьорам, потому что ввиду такого благочестивого решения милосердие Божие не может покинуть их.
Когда обе посетительницы удалились, Шарлотта объяснила своей невестке некоторые подробности предыдущего разговора и упомянула о плане обеих приятельниц папы.
— Если бы французы были умнее, — сказала она, — то не взяли бы такого ничтожного выкупа за Джулию и Адриану, потому что эти женщины для папы дороже всего на свете. С таким залогом они могли бы выудить у его святейшества всё, что им вздумается; он не может жить без них и заплатил бы не только три тысячи дукатов, а вдвое больше, лишь бы ему возвратили этих дам. Когда они приехали в Ватикан после этого горестного события, то его святейшество вышел к ним навстречу в светском платье. Жители Рима не хотели верить собственным глазам: на папе была чёрная куртка с отворотами из золотой парчи, красивый кушак по испанской моде, при этом шпага, кинжал, высокие сапоги и бархатный берет. Впрочем, — добавила Шарлотта, — Родриго Борджиа, несмотря на шестидесятилетний возраст, всё ещё красивый и статный человек; но его поведение не только оскверняет занимаемый им пост, но послужило главным поводом к нашествию французов...
Затем Шарлотта сообщила своей внимательной слушательнице, что кардиналы Юлий делла Ровере и Асканио Сфорца сами пригласили французского короля, чтобы с его помощью созвать собор и лишить Александра VI его высокого сана, потому что из-за своей распутной жизни он менее, чем кто-нибудь, достоин быть главой церкви. По словам Шарлотты, кардинал делла Ровере был злейшим врагом папы. Хотя Карл VIII и прежде считал себя законным наследником престола, но он долго колебался, прежде чем решился предъявить свои права с оружием в руках. Равным образом он не обратил внимания на приглашение Лодовико Моро; и только тогда решился предпринять поход против Рима и Неаполя и двинуть свои войска в Ломбардию, когда кардинал делла Ровере убедил его в этом при личном свидании в Лионе.
Рассказ Шарлотты был прерван появлением слуги, который доложил о прибытии почётного гостя.
На этот раз хозяйке дома не пришлось отдать приказание принять посетителя, потому что тот уже переступил порог и едва дождался удаления слуги, чтобы поцеловать руку Шарлотты и заключить в свои объятия Катарину Карнаро, которая с радостью бросилась к нему навстречу.
Это был принц Федериго Неаполитанский, который, убеждая свою возлюбленную бежать из Азоло, менее всего мог ожидать такого быстрого хода событий. Он хотел вскоре после отъезда Катарины отправиться вслед за нею в Рим в полной уверенности, что ничто не помешает их тайному браку. Но тут совершенно неожиданные обстоятельства вынудили его немедленно вернуться в Неаполь на помощь отцу, так что он едва мог найти столько времени, чтобы по дороге повидаться с Катариной в Риме. Он рассказал в коротких словах, что за несколько минут перед тем видел папу в Ватикане и долго беседовал с ним по поводу известий, полученных из Неаполя. Его отец, король Фердинанд, опасно болен, а старший брат, Альфонс, принял командование армией, которая ожидает прибытия французов. Главный начальник папской армии, который считает себя родственником принца Альфонса, (так как женат на его побочной дочери), употребил все усилия, чтобы убедить папу стать на стороне Неаполя, но Александр VI, едва выслушав его, ответил, что не желает ссориться с Францией и думает вступить с нею в мирные переговоры.
— Мне никогда не приходило в голову, — продолжал принц взволнованным голосом, чтобы Италия дошла до такого разъединения, как это оказывается теперь. Арагонский дом должен один вынести борьбу против неприятеля, который в десять раз сильнее его и которому открыты все пути на суше и на море...
С этими словами принц обратился к Катарине и порывисто обнял её.
— Бывают минуты, — сказал он, — когда я глубоко сожалею, что связал твою судьбу с моей! Прости меня ради той горячей любви, которую я всегда чувствовал к тебе, потому что это главная причина моего легкомысленного поведения. Но подожди ещё немного; наша участь должна скоро решиться: или я погибну на поле битвы с врагами моей родины, или вернусь снова в Рим, чтобы назло всем препятствиям навсегда соединиться с тобой!
— Не думай, — возразила Катарина, — чтобы я когда-нибудь стала раскаиваться в моей любви к тебе. Встреча с тобой дала мне единственные светлые минуты моей жизни, которая без тебя прошла бы среди скучного, томительного однообразия. Расскажи мне лучше, как приняли в Венеции известие о моём бегстве и знают ли там, где я.
— Судя по тому, что мне приходилось видеть и слышать, сенат и твои родные сильно встревожены, но вряд ли они подозревают, что ты в Риме, — ответил Федериго. — Но во всяком случае, мой дорогой друг, — добавил он, обращаясь к Шарлотте де Лузиньян и пожимая ей руку, — не откажите нам в своём покровительстве и на будущее время; и если всё кончится благополучно, то мы будем обязаны вам счастьем нашей жизни! К сожалению, я не могу долее оставаться с вами ни одной минуты; свита моя готова, чтобы сопровождать меня в Неаполь...
Принц ещё раз обнял Катарину:
— До свидания, моя дорогая, до свидания, великодушный друг, ангел-хранитель нашей любви! Если бы я был простым дворянином, то считал бы себя в тысячу раз счастливее, нежели теперь. Но я не теряю надежды, что моя искренняя любовь преодолеет все препятствия и приведёт нас к желанной цели...
Затем принц поспешно вышел из комнаты и не видел, как бывшая кипрская королева залилась горькими слезами и бросилась на грудь Шарлотте, которая заключила её в свои объятия.
ГЛАВА XIV
Возвращение в гетто
Поход французского короля в Италию пока не встретил никаких препятствий; одержанные победы не стоили ему ни капли крови, так как были достигнуты посредством мирных переговоров.
Карл VIII, подойдя к Риму, отправил к папе посольство, состоящее из знатнейших рыцарей его армии. Послы требовали, чтобы короля беспрепятственно впустили в Рим, и обещали именем его величества, что он не нарушит папской власти и отнесётся с уважением к правам церкви. При этом они выразили надежду, что все затруднения будут устранены при первом же свидании папы с королём. Александр VI в высшей степени тяготился необходимостью передать свою столицу в руки неприятеля и отпустить послов без каких-либо определённых обещаний с их стороны. Но французское войско быстро приближалось к Риму; кардинал Ровере собрал армию и перешёл открыто на сторону врагов; в его руках были важнейшие крепости страны. Орсини также присоединились к королю со своими отрядами. Всякое сопротивление казалось невозможным; и папа после долгих колебаний согласился на условия, предложенные ему посольством.
В тот момент, когда принц Федериго Неаполитанский выехал из ворот Сан-Себастиано, французский король во главе своей армии вступил в «вечный город» через ворота Санта Мария дель Пополо.
Авангард был составлен из швейцарцев и немцев, которые шли со своими знамёнами под звуки барабанов, одежда их состояла из куртки, плотно прилегающей к телу, узких панталон такого же покроя, как у ландскнехтов, и из самых разнообразных тканей. Предводители выделялись высокими перьями на шляпах; у солдат были короткие шпаги и копья; четвёртая часть войска была вооружена алебардами, которые приходилось держать обеими руками во время битвы. Первый ряд каждого батальона был в латах, равно и предводители.