Гардемарины, вперед!
Шрифт:
Анастасия слушала внимательно, улыбалась и покачивала ногой в такт словам шевалье. Если тот замолкал на мгновенье, чтобы глотнуть вина, башмачок замирал, но стоило французу продолжить рассказ, как он опять начинал маятником отсчитывать время.
– А баня? Разве в состоянии цивилизованный человек понять, что такое русская баня? Когда я увидел зимой голых мужчин и женщин, которые барахтались в снегу, я решил, что мне изменило зрение, что я сошел с ума. «Кто эти люди? – спросил я своего спутника. – Самоубийцы?» – «Успокойтесь, – ответил он мне. – Это баня». Рубленый дом, откуда валит дым, а в нем в чаду и угаре русские занимаются вакханалией, развратом! И такие бани, говорят, есть в каждом доме, даже в приличном. Впрочем, это не для девичьих ушек. Прости, звезда моя…
– Сережа, ты говоришь чушь. В банях моются.
– Цивилизованный человек моется другим способом. Мне рассказывали, что русские ходят в баню дважды в неделю, а то и чаще. Тех, кто не соблюдает э… э… – в лице шевалье появилось этакое легкое, интимное выражение, – их обычаев, они секут розгами, здесь же, в бане. Розги, благо, всегда под рукой, их вымачивают в кипятке…
– Калистрат, – позвала негромко Анастасия. Сторож явился сразу, словно стоял под дверью и ждал, что его позовут. – Истопи завтра баню с утра. Да пожарче. Мыться будем.
Шевалье несмело покосился на Анастасию. То холодна, как русалка, то вот… баня. Что ж, он честный человек, но этому он не будет противиться.
– А теперь спать. – Анастасия сладко зевнула. – Друг мой, Сережа, пойди скажи Лизавете, чтобы положила грелку в постель. Сыро…
9
Калистрат Иванович протопил баню по всем правилам. Рано утром по туману натаскал воды с озера, наполнил бочки. Григорий нарубил сухих березовых дров. Горели они жарко, до оранжевости раскалили камни очага. В чугунном котле запарил сторож березовый веник и выплеснул желтую воду на камни для запаха.
Когда баня наполнилась ядреным, стоячим паром и ушел, испарился запах гари, голый по пояс сторож выглянул из дверей.
– Григорий, иди раздевай барина. Дай ему тулуп. Не смотри, что сейчас лето. Над озером туман бродит. Француз – он хлипкий. У нас в Петербурге одна парижская княжна в кровати себе нос отморозила.
В гостиной Анастасия давала де Брильи последние указания.
– Все понял, – согласно кивал головой шевалье. – Я разденусь в доме, надену, как это… халат на меху… тулуп. Я буду делать все, что скажет Григорий. – И совал в руки кучера флаконы с жидким мылом и ароматической водой. Григорий брал их осторожно, как ядовитых жуков, и рассовывал по карманам.
«Баня – это варварство, – размышлял француз, – однако это пикантно, будет что рассказать в Париже» – и шепнул в золотой локон:
– А ты когда придешь, звезда моя?
– Потом, потом, иди. Григорий, хорошо попарь барина! Пусть он по достоинству оценит русскую баню.
В окно Анастасия проследила, как де Брильи пересек двор. Фигура его в тулупе, одетом на голое тело, и в модных башмаках выглядела несколько странно, но значительно. «Осанистый, – подумала она, – важный, чужой».
Как только дверь бани захлопнулась, Анастасия бросилась в комнату шевалье.
Француз меж тем скинул в маленькой передней тулуп, и Григорий, уже раздетый донага, услужливо распахнул перед ним дверь мыльной.
– Дым! Почему дым? – воскликнул шевалье, когда жаркий пар окутал его с головы до ног. – Ах да… В банях всегда дым. Господи, да здесь как в аду!
У него перехватило дыхание, волосы от жара стали потрескивать, и он с ужасом начал тереть их руками.
– Холодненькой водицей смочите, ваше сиятельство, холодненькой. – И Григорий легонько плеснул в ошалевшее лицо француза ледяной водой.
Де Брильи хотел крикнуть: «Как ты смеешь, хам?» – но вдруг обнаружил, что не помнит ни одного русского слова, и без сил опустился на лавку.
Григорий еще зачерпнул холодной воды, вылил ее на себя, охнул, похлопал по дымящемуся телу и вынул из кипятка веник:
– Ложитесь, ваше сиятельство.
– Toi, moujik, orduze, comment oses-tu? [16] – крикнул де Брильи и вскочил на ноги.
– Ложись, барин, – ласково сказал Григорий еще раз, зашел сзади и наотмашь, больно огрел шевалье веником меж лопаток.
16
Как ты смеешь, мужик, рвань? (фр.)
Француз поперхнулся, отскочил в сторону и грозно пошел на кучера, но тот ловко ударил его по ногам.
– Се gredin que vent-il de moi? [17] – прошептал шевалье и попытался закрыться руками, но Григорий злорадно, как показалось французу, засмеялся и стал наносить удары один за другим.
Надо ли говорить, что шевалье попытался отобрать у Григория его мерзкое оружие. Как унизительно драться с голым мужиком! Если бы не жара… Она обжигала легкие, затрудняла дыхание. Григорий прыгал, как бес, скалил зубы. «Хорошо, – приговаривал он, – хорошо!» И шевалье не выдержал, сдался. Спасаясь от ударов розг, он полез куда-то наверх по раскаленным полкам и лег, чувствуя, что не может сделать больше ни одного движения.
17
Что хочет от меня этот негодяй? (фр.)
– Давно бы так, – проворчал Григорий и сунул веник в котел.
Затуманенным взором шевалье внимательно следил за кучером. «Зачем ему щипцы? Что делают русские в бане этими щипцами? Может, это орудие пытки?» – и закрыл глаза.
Он уже не видел, как Григорий прихватил щипцами раскаленный камень и плюхнул его в воду, не слышал громких восклицаний и советов кучера. «Только бы сюда не вошла Анастасия! Звезда моя. Какой выносливостью должно обладать, чтобы в этом аду помышлять о любви».
Голова его кружилась. Пот катился ручьями. Пульс колотил часто и звонко. Григорий что-то крикнул и опять взялся за веник.
«Боже мой, это конец… Так бесславно умереть, голым!» – подумал шевалье, собрал остаток сил и кубарем скатился вниз. Последним, что выхватил его взгляд, были запотевшие, сиротливо стоящие на лавке флаконы с ароматической жидкостью. Де Брильи потерял сознание.
Анастасия не знала, что она ищет в комнате шевалье. Уже был тщательно обследован дорожный сундук, проверены один за другим камзолы, кафтаны, сорочки, жилеты – все, вплоть до носовых платков.