Гарем и легкость. Книга от депрессии
Шрифт:
— Как вариант, — не стал спорить представитель подгорного народа.
— У нас учат не только тому, что можно руками пощупать, — утвердительно заявила Макпал, прикидывая что-то, словно бы известное издалека и исключительно умозрительно, не на практике. — Вернее даже, вашим наукам у нас, почитай, и не учат совсем. Зато есть в ходу такое слово: абстрактные понятия.
— Нам говорили о таком вашем своеобразии мышления, — тут же дробно закивал гном, сдвигая брови вместе и тоже что-то припоминая. — Но у нас ваш такой подход считали высосанной из пальца
— Отгадай теперь, что у нас о ваших заведениях говорят? — предложила до неприличия молодая судейская чиновница.
После чего они с собеседником в который раз расхохотались.
— До чего приятно беседовать с умным представителем иного народа, который не кичится зазря, а искренне к тебе расположен, — серьёзно констатировал гном, отсмеявшись и пристально глядя на собеседницу.
Кое-какие вполне осязаемые соображения у него уже начали оформляться.
— Но мы ушли в сторону… любовь — это тогда кто-то тебе дороже всего окружающего мира. Ну-у-у, это по моему разумению так. Хотя-я, я абсолютно не представляю, как можно пренебречь при этом собственным долгом при умножении родительского капитала, — простодушно признался он, не желая портить недомолвками ни такой прекрасный вечер, ни столь необычную и откровенную беседу.
— Типичная ошибка. — Моментально фыркнула Макпал в ответ. — Точнее, не ошибка, — торопливо поправилось она. — Разница менталитетов.
— Я знаю, что такое этнопсихология, — лишь самую малость покровительственно покивал гном.
Орчанка, широко раскрыв глаза от удивления, вновь три раза беззвучно хлопнула ладонями:
— Не предполагала в тебе такой склонности к несвойственным вам абстрактным категориям, — неуловимо насмешливо заметила она. — Но всё равно приятно.
— Ладно. А что есть любовь по-вашему?
Бронкс решил не столько сменить тему, сколько расставить точки над нужными буквами, поскольку свято считал: учиться не поздно никогда. В случае же с такой яркой представительницей народа орков, овладение их стилем мышления по ходу беседы было не только чем-то полезным в будущем, а ещё и приятным способом времяпровождения.
— А по-нашему, любовь — это твоё искреннее и бескорыстное желание, чтобы другой разумный был счастлив, — беззаботно пожала плечами собеседница. — Я, правда, излишне молода ещё, чтобы судить наверняка; но мне кажется, далеко не все и не многие искренне придерживаются этого правила.
— Особенно из твоего народа! — не сдержался Бронкс, припоминая сразу несколько эпизодов собственной биографии.
— И из моего народа. И из твоего народа. И среди орквудов, и эльфов, и хуманов. И многих других, — грустно подтвердила Макпал, чуть дольше обычного задержав ресницы в опущенном положении.
Подозрения, до сего момента оформлявшееся у гнома лишь в виде смутного облака, сейчас приобрели гораздо более четкие очертания. Когда кто-то говорит от имени народа, пусть и нечаянно…
— А я могу спросить, где именно ты училась? — он пытливо упер взгляд в подругу, решительно оторвав его от жаркого из баранины, сдобренного овощами, жгучим перцем, какими-то бобами и сразу парой соусов, каждый из которых лишь сильнее оттенял вкус второго.
— От тебя — не секрет, — заявила орчанка и тут же воровато оглянулась по сторонам, словно проверяя, нет ли рядом нежелательных свидетелей.
После этого она перегнулась через стол, опять качнула в воздухе почти полностью открытыми молочными железами и прошептала спутнику на ухо четыре слова.
После чего, как ни в чём ни бывало, уселась на своё место и занялась второй переменой блюд.
Гном сидел, словно прут металлический проглотив.
Расправившись с двумя кусочками мяса, дочь Степного народа подняла взгляд на спутника и тут же неподдельно удивилась:
— Эй! Ну ты чего! Ну нормально же общались! У нас вообще все семьи большие! И абсолютно все без исключения родители детей к какой-либо работе приставить норовят, — она недоуменно повела подбородком влево-вправо, после чего примирительно накрыла ладонь Бронкса своей рукой, уже не в первый раз за сегодня. — Ну меня вот в суд пристроили, ума набираться… Слушай, ты по-нашему что, вообще никак не говоришь и ни в чём не понимаешь?! Да ты меня только тем и взял, что для тебя это, похоже, никакого значения не имеет!
Она вопросительно поглядела на товарища, после чего удивилась ещё больше:
— Эй, так ты что, только сейчас понял, кто я…?
Прыснув от неожиданной догадки, она снова наклонилась над столом, захватила шею гнома своей ладонью, притянула его голову к себе и уперлась лбом в его лоб.
Поддавшись напору спутницы, Бронкс почувствовал, что и его одолевает какое-то странное и неуместное ощущение.
Следующие пару минут все посетители ресторана удивлённо наблюдали, как странная пара тычет по очереди друг в друга пальцами через стол, а затем, дружно откинувшись на спинки стульев, неудержимо хохочет от неподдельного веселья.
— Слушай, а многие из здесь находящихся знают, э-э…? — Бронкс по-новому обвел зал взглядом, старательно всматриваясь в лица присутствующих.
— Думаю, что здесь вообще никто, — махнула волосами в воздухе орчанка. — Я же младшая. Портреты нигде не висят, сама на каждом углу не ору.
— Кому рассказать…
К немалому сожалению представителя подгорного народа, такой занимательный ход событий был досадно прерван возникшим в зале высоким и статным орком, одетым в форму ханского курьера.
Оглядев зал и сверившись с показаниями какого-то хитрого амулета на своей ладони, тот безошибочно узрел Макпал за одним из столов и бестрепетно направился к ней.
Склонившись почти под прямым углом у стола, он тихо обратился к орчанке:
— Uuly mertebeli Khan-shaiym !..
Бронкс уже преодолел первый и самый большой приступ удивления, оттого титулу своей спутницы ожидаемо не удивился.
Он не владел языком орков, но уж эти-то слова, разумеется, понимал.