Гарем и легкость. Книга от депрессии
Шрифт:
— Ещё как бывает, — покровительственно двинул брови вверх-вниз Бронкс, соглашаясь со справедливостью предположения. — Только видишь ли, в чём проблема. Даже заняв первое место на выставке, несимметричная модель почему-то живёт в сотни раз меньше, чем сделанная по правилам. Ну не продаётся она долго почему-то, — пояснил он, внося ясность. — Ещё с молнией можно сравнить. Грохот, сверкание на весь белый свет, а посветила ровно миг. День, два, много неделя продаётся, а потом её вообще покупать перестают.
— А теперь давай приложим симметрию
— Да понял я уже, к чему ты клонишь, — с досадой махнул ладонью гном. — Ты намекаешь, что никаких прав и приятностей своим будущим супружницам я даже в мыслях не отвёл. Только о себе и озаботился. Но правомочен тогда такой вопрос: а что, крепкое мужское плечо добытчика и кормильца не является надёжным основанием для моей, пусть даже несимметричной, семейной модели?
— Не-а, — легко покачала головой Макпал. — Вот уж сколько лет, как не является. Только вы, самцы, отчего-то этого осознать всё никак не хотите. Но начнем мы, пожалуй, даже вовсе не с этого. А с того, что тебе перво-наперво сделать надлежит, чтобы права на четырёх жен по нашей Вере законно приобрести.
Она по-доброму и чуть насмешливо посмотрела на собеседника, как иногда умудренная мать глядит на своих малолетних чад, кои насчитывают пару-тройку лет от роду, а разговаривать с ней пытаются на равных.
— Веру поменять — дело нехитрое, — легкомысленно отмахнулся Бронкс. — Ради такого приварка в жизни, как четыре жены заместо одной, так и вовсе разумно и целесообразно.
— Ага, — излишне легко согласилась орчанка, затем наклонилась и что прошептала Бронксу на ухо.
Так, чтобы никто более её услышать не мог, даже если бы захотел.
Глаза гнома в тот же момент полыхнули нешуточной обидой и широко раскрылись.
Рот его тотчас же последовал вслед за глазами и нижняя челюсть, казалась, была остановлена в своём падении до пола исключительно крышкой стола.
— Резать ничего не дам! — испуганно выпучил глаза Бронкс, смешно отшатываясь назад и против воли щупая себя в одном деликатном месте.
_________
Ошарашенный неожиданным разворотом беседы, гном чувствовал, что ему до сих пор несколько не по себе. Такого изощрённого коварства от привлекательной (на первый взгляд) религии орков он никак не ожидал.
Орчанка же, искренне развеселившаяся случившейся с ним метаморфозой, продолжала сеанс просвещения, не делая скидок на глубокий душевный раздрай представителя подгорного народа.
— А хочешь, вот прямо всерьёз обсудим, как бы наша с тобой совместная жизнь выглядела? Ну, навроде игры, — предложила она, чтоб разгладить омрачённое тяжким выбором чело собеседника.
— Уже боюсь предполагать, — хмуро ответствовал гном.
Самой идеей, однако, увлекаясь.
Игра мыслей и эмоций на его лице не осталась незамеченной для собеседницы.
— Прав. — Коротко кивнула Макпал. — И вот почему. Выйдя за чужака иного народа, ещё и твоего роста,
— Мой рост совсем вот только что не мешал нам…! — ревниво вскинулся гном.
Судейская чиновница мягко накрыла его ладонь своею и так же мягко подтвердила:
— Не мешал. Но то — нам с тобой.
— А то — для родни, — вздохнул понятливый гном, подхватывая мысль.
— Точно. Для нашего народа это кое-что значит.
— Да и для нашего тоже, — согласно кивнул Бронкс, ещё больше начиная напоминать выражением физиономии сгустившуюся над полем грозу. — Если для родни ты словно отрезанный ломоть, то и на помощь родни, случись что, рассчитывать не приходится. Ну, это у нас так, — он с надеждой поднял глаза на орчанку.
— У нас так же, — безжалостно покачала головой она. — Что до меня лично, то я вопросами внешней, как ты говоришь, формы, не заморачиваюсь. Ценю исключительно содержание, — она перегнулась через стол и, мало не вывалив свои оголенные прелести из лишившейся пуговицы рубашки, припечатала звонкий поцелуй в губы Бронкса.
Под тяжёлый и завистливый вздох всех прочих мужей, присутствующих в зале.
— Для большинства же моих соплеменниц, появиться с такого роста мужем где-либо — стыдно. Не взыщи. — Совсем тихо продолжила она, продолжая крепко сжимать руку Бронкса и проникая ступней под столом ему между коленями.
— А как же любовь? — нейтральным тоном уточнил гном, частично примиряемый действиями орчанки с безжалостностью её же слов.
— А любовь наедине, не при людях. Ради любви мало кто сейчас готов чем-то своим жертвовать, согласен? — она грустно и совсем по-взрослому поглядела на него. — Потому с тобой никто два раза не встречается, что боится: без тебя потом вообще не сможет. Твой писюн пипиркам наших мужчин не чета, — фыркнула она смешливо, хотя и негромко. — С таким, как ты, многие орчанки и стремятся хоть раз попробовать — как оно в жизни бывает. — Явно изображая вполне определённую эмоцию, она мечтательно закатила глаза к потолку и коротко облизала губы. — Потом и внучкам можно рассказать, не перепутать только их с внуками… А если встречаться с тобой более одного раза, то можно сердцем неотделимо присохнуть, и ради тебя дров потом наломать. — Теперь Макпал серьёзно и твёрдо смотрела на собеседника. — И потом, многие разумные часто путают любовь с чем-то ещё. Вот что есть любовь для тебя?
Абсолютно случайно, Бронкс знал один из ответов на этот вопрос, поскольку кое-каким чисто умозрительным и теоретическим курсам был не чужд.
— Там, где я учился, нам говорили, — начал издалека Бронкс. — Наши с вами учебные заведения имеют одно принципиальное отличие. У нас преимущественно учат работать с материей: как металл сплавить, как механикой раздельные детали соединить так, чтобы механизм работал веками, не снашиваясь…
— Например, знаменитые гномьи хронометры? — с любопытством изогнула правую бровь орчанка.