Гарик Потный и Оружие Пролетариата
Шрифт:
– Во-вторых - товарищу Галине Грымзовой... за победу холодной логики над мужскими предрассудками я начисляю "Курятнику" еще пятьдесят баллов.
Галина спрятала лицо в ладонях; Гарик сильно подозревал, что она сильно жалеет о содеянном. Курятниковцы чуть не вышли из себя - они поднялись на сто баллов.
– В-третьих... Товарищу Гарику Потному, - продолжил Ильич. Наступила мертвая тишина.
– За его выдающуюся тупость и стремление быть в каждой жопе затычкой я начисляю "Курятнику" шестьдесят баллов.
Овация была оглушительной. Те,
Ильич поднял руку. В зале постепенно воцарилась тишина.
– Есть разные виды тупости, - сказал Ильич с улыбкой.
– Нужно быть очень тупым, чтобы встать на пути движущегося позда, но не меньше тупости нужно, чтобы непрерывно лизать галлюциногенную жабу. За тупость, упоротость и полнейшую неадекватность, а также потому, что мне так захотелось, я награждаю десятью баллами товарища Незнайку Долгопися.
Кто-то, кто находился бы в этот момент за пределами Большого Зала, вполне мог бы подумать, что там произошел взрыв, настолько велики были приветствия, раздавшиеся от стола "Курятника". Гарик, Роня и Галина вскочили, крича и ликуя вместе со всеми, а Незнайка, как всегда обдолбанный до невменяемости, внезапно свалился под стол. Он лежал там и изображал мебель. Гарик, все еще вопя от восторга, ткнул Роню в пупок и показал на Малого, который не мог бы выглядеть более ошеломленным, даже если бы на него положили хуй.
– Что означает, - выкрикнул Ильич, перекрывая невообразимый гвалт - и "Хомячатник", и "Воронятник" торжествовали падение "Змеюшника", - что переходящее красное знамя достается "Курятнику", а премию, как автор этого маленького чуда, я забираю себе...
Он хлопнул в ладоши. Сергей Полиэтиленович с неестественной, натянутой улыбкой пожимал руку проффесору Макдональдс. Он поймал взгляд Гарика, и мальчик сразу же понял, что чувства Сергея Полиэтиленовичак нему не изменились нихуя. Казалось, жизнь в школе стремительно возвращается в прежнее русло, и можно было надеяться, что в следующем году все пойдет точно также отстойно - настолько отстойно, насколько это возможно в "Нодваятсе".
Для Гарик это был не самый лучший праздник в жизни, но все же лучше, чем победа на фаршболле, лучше Нового года, лучше победы над форумным троллем... он никогда, никогда не забудет сегодняшний вечер.
Гарик почти забыл о том, что еще должны объявить результаты экзаменов. Но их тем не менее объявили. К великому удивлению и Гарика, и Рони, они все таки что-то сдали и даже довольно неплохо; у Галины, разумеется, были лучшие отметки среди всех первокурсников. Даже Незнайка перешел в следующий класс, хорошая оценка по травковедению скомпенсировала плохую, полученную по самогоноварению. Все рассчитывали, что Бивиса, который был настолько же туп, насколько мелок и тощ, вышвырнут из школы, однако, этого не случилось. Обидно, но, как сказал Роня, счастье никогда не бывает полным.
И вот, неожиданно, шкафчики оказались пусты, сундуки упакованы, жаба Незнайки распята на стене в туалете; всем ученикам розданы профилактические пиздюли вкупе с выпиской из приказа, запрещающей применение магии во время каникул ("Я каждый раз надеюсь, что они забудут нас отпиздить, а бумажкой этой я подотру жопу, чего и вам советую", грустно вздохнул Федя или Вася Шварценфикт); Огромаг явился, чтобы рассадить всех по надувным лодкам и переправить через химический отстойник; они сели в "Нодваятс-Экспресс"; трепались и ржали, а пейзаж за окном становился все зеленее, веселее и аккуратнее; поедали вьетнамские орешки, проезжая мимо свалок и шлакоотвалов; снимали партийные одежды и натягивали нормальные куртки; и, наконец, подъехали к платформе и пополамна Шотландском вокзале.
Прошло довольно дохуя времени, пока все школьники покинули платформу. Умудренный опытом контроллер, стоявший у барьера, пропускал ребят по двое, максимум по трое, чтобы не привлекать лишнего внимания хумансов, как могло бы быть, если бы они всей гогочущей толпой вдруг вывалились из стены.
– Вы должны приехать ко мне летом, - сказал Роня, - вы оба - я пришлю мыло.
– Спасибо, - поблагодарил Гарик, - мне нужно что-нибудь, чем бы я смог помыться.
Друзья медленно подходили к воротам в хумансовый мир, а учащиеся "Нодваятса" торопливо пробегали мимо. Они выкрикивали:
– Пока, Гарик!
– Увидимся, Потный!
– Ты звезда, - с улыбкой поддразнил Роня.
– Только не дома, зуб даю, - сказал Гарик.
Он, Роня и Галина прошли сквозь ворота вместе.
– Вон он, мам, вон, смотри!
Это пропищала Женевьева фон Шварценфикт, младшая сестричка Рони, но она показывала вовсе не на Роню.
– Гарик Потный!
– кричала она.
– Смотри, мам! Я его жопу вижу...
– Тихо, Женевьева, не кричи. И показывать пальцем нехорошо.
Госпожа Шварценфикт улыбалась ребятам.
– Трудный был год?
– спросила она.
– Очень, - ответил Гарик.
– Спасибо за ириски и за свитер, госпожа фон Шварценфикт.
– Не стоит, красивый.
– Готов, ты?
Это произнес дядя Владимир, как всегда багроволицый, как всегда благоухающий одеколоном "Шипр", как всегда возмущенный поведением Гарика: тащит, видите ли, огромную клетку с белой вороной-мутантом по платформе, полной нормальных, приличных людей. Как будто так и надо. Позади дяди стояли тетя Даздраперма и Володя, убитые самим появлением Гарика.
– Вы, должно быть, родственники Гарика!
– воскликнула госпожа Шварценфикт.
– Родственники, к сожалению, - хмуро отозвался дядя Владимир.
– Поторопись, говнюк, не можем же мы здесь весь день слоняться.
И ушел.
Гарик задержался, чтобы попрощаться с Роней и Галиной. Увидимся летом.
– Желаю тебе - э-э-э - охуительно провести каникулы, - Галина неуверенно поглядела вслед дяде Владимиру, шокированная его нелепостью.