Гарики из Атлантиды. Пожилые записки

Губерман Игорь Миронович

* * *

Для баб одежды мишура — как апельсину кожура, где плод порой сухой и синий и очень слабо апельсиний.

* * *

Все хаосы, броженья и анархии, бунты и сокрушения основ кончаются устройством иерархии с иным распределением чинов.

* * *

Я — человек: ем пищу ложкой и не охочусь при луне, а раньше был, наверно, кошкой — уж

очень суки злы ко мне.

* * *

Прочтет с улыбкою потомок про кровь и грязь моей эпохи — так улыбается ребенок на похоронной суматохе.

* * *

В течение всех лет моих и дней желания мне были по плечу, сегодня я хочу всего сильней понять, чего сегодня я хочу.

* * *

Вылистав завалы книжной ветоши, вылущив зерно взошедших дум, жарко друг о друга посоветовшись, люди поступают наобум.

* * *

Лентяй, люблю я дня конец в дыму застольных посиделок, а не лентяй ли был Творец, оставив столько недоделок?

* * *

Есть нечто выше бытия — оно смягчает будни быта и дарит радость забытья, отъемля мысли от корыта.

* * *

Когда плодами просвещения любуюсь я без восхищения, то вспоминаю как пример, что был неграмотен Гомер.

* * *

Во всем, что каждый выбирает, покуда тянется прогулка, его наследственность играет, как музыкальная шкатулка.

* * *

У разума, печального провидца, характер на решения скупой, история поэтому творится убийцами, святыми и толпой.

* * *

Где нет огня, где нет игры, фонтана жизни нет, линяют сочные пиры в докучливый обед.

* * *

Один критерий нам по силам, чтоб мерить гения заслугу: на сколько лет затормозил он свою научную округу.

* * *

Есть в природе гармония вещая, от нее наши вкусы и нормы, отчего содержание женщины — это прежде всего ее формы.

* * *

Когда внутри бесплодно пусто, душа становится присоской, и жадно гложется искусство, не проницая хлади плоской.

* * *

Я три услады в жизни знал, предавшись трем любовям: перу я с бабой изменял, а с выпивкой —

обоим.

* * *

Мне выпал путь простей простого — не жрец, не тенор, не герой, зато в пирах гурманов слова бывал я поваром порой.

* * *

Труднее всего сохранить в толкучке, текучей, как дым, искусство и мужество быть всего лишь собою самим.

* * *

В литературе гладь и тишь и пир казенных потаскушек, порой гора рождает мышь, но по мышу палят из пушек.

* * *

Туманны наши мысли, и напрасно старание постичь их суть и связь, а те, кто мог бы выразить их ясно, — безмолвствуют, народом притворясь.

* * *

Покинь резец и кисть, легко треножник оставь, когда в округе зреет пир, но помни меру выпивки, художник, похмельных наших мук не стоит мир.

* * *

Едва лишь, еще незаметна, зари образуется завязь, орут петухи беззаветно, ускорить рассвет напрягаясь.

* * *

Все музы ныне, хлеба ради, торгуют краской для ресниц, а Клио — прямо вышла в бляди, хотя не прямо из девиц.

* * *

Те мерзости, что нас отягощают, не выместишь на неграх или греках — спасибо, что евреи воплощают все то, что нам немило в человеках.

* * *

Всякий шум и всякий ропот, недовольства всплеск любой излечим, как учит опыт, страхом, пивом и халвой.

* * *

Дойти до истины немыслимо, пока не очень тянет к ней, а миф изящнее, чем истина, гораздо выше и стройней.

* * *

Кого томит ума пытливость, кого трезвон монет смущает, кого тревожит ног потливость — и столь же душу поглощает.

* * *

Старея на пути сквозь бытие, мы свойство не утрачиваем детское: судьба дарует каждому свое, а нравится и хочется — соседское.

* * *

Во тьме тревог и унижений в душе крепчает благодатно способность смутных постижений того, что разуму невнятно.

* * *

Когда предел влечения высок и нету утоленья ни на малость, утешность облегчения несет внезапная последняя усталость.