Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

Губерман Игорь Миронович

В тамбуре между дверями подъезда Рубин почти столкнулся с двумя выходившими мужчинами. Он посторонился, пропуская их, и мгновенно рот его был зажат потной теплой ладонью, а сам он — тесно придавлен боком к простенку тамбура.

— Скажешь, падла, слово — замочу сей миг, — услышал он шепот прямо в ухо и зловонное, с табачно-водочным перегаром, дыхание ощутил.

— На глушняк, — добавил медленно второй голос, ладонь убралась. Рубин открыл глаза и увидел спокойно стоявшего рядом улыбающегося

Семеныча, о котором только что говорил с Олей.

— Семеныч! — сказал Рубин обрадованно и удивленно. — Зачем ты это?

— Психологицкий фактор, — важно сказал высокий и тощий парень с гладким безволосым лицом дебиловатого подростка. — Верно, Семеныч?

— Не серчай, Илья, — сказал Семеныч, — я что-то вовсе голову потерял. Или вас по отчеству надо? Как вас там? Аронович?

Высокий хихикнул. Семеныч косо глянул на него, тот стер улыбку и достал сигареты.

— Перебздел, земляк? — спросил он Рубина сочувственно. — Очко, конечно, не железное, оно играет. Аронович, — добавил он и снова хохотнул.

— Давай выйдем покурим, — сказал Семеныч. Ноги были ватные сейчас у Рубина — ему казалось, что они вот-вот прогнутся. Пальцы, когда он брал сигарету, чуть дрожали, но высокий этого, кажется, не заметил. Спичку зажигал высокий.

— Кто убил Фалька? — хмуро спросил Семеныч, оставаясь в тамбуре.

— Ясно, что менты, — сказал парень. — Гопники на глушняк не бьют.

— Всяко бывает, — сказал Семеныч, не отводя от Рубина сузившихся глаз.

Рубин жадно сделал вторую затяжку.

— Чекисты? — спросил Семеныч. Глаза его сделались еще острее.

Рубин молча кивнул, но поправился:

— Думаю, что они. А только кто ж теперь узнает? А гопники — это что такое?

— Гоп-стоп. Бандиты, — сказал дебиловатый парень. Ему очень нравилась ситуация и его роль в ней.

— Я так сразу и подумал, — сказал Семеныч. — С ними в игры не играй. Значит, не сыщешь ту суку, что руку поднял.

— Ты же завязал с мокрухой, Семеныч! — сказал парень весело.

— Для такого дела развязал бы, — нехотя отозвался Семеныч, продолжая в упор смотреть на Рубина.

— Слушай, земляк, у тебя выпить дома не найдется? — дурашливо и дружелюбно спросил дебил.

— Погоди, Пашка, — оборвал его Семеныч. — Не приставай. Лучше выйди и постой на воздухе минуток пять. Цинканешь нам, если что.

— А нас пасли разве? — бравада Пашки мигом улетучилась.

— Нет, — сказал Семеныч мягко. — Потолковать мне надо с человеком. Свали на воздух.

— Пожалста, — не обидевшись, сказал Пашка и подмигнул Рубину. А понадобится, он также без злости задушит меня, подумал Рубин.

— Слушай, ты в курсах, чем Юлий занимался? — спросил Семеныч.

— Только догадывался, — честно признался Рубин.

— Значит, он и тебе

не говорил, — задумчиво протянул Семеныч. И, поколебавшись, продолжал: — Слушай, ведь теперь-то все равно уже. Ему не опасно, а мне и вовсе наплевать. Понимаешь, у меня в Казани в спецпсихушке кент есть, дружок мой давний. Меня Юлий попросил достать через него список тех, кто сидит в психушке. Многим, он сказал, помочь можно, если шум поднимется. Передать он этот список хотел. А куда — не мое собачье дело.

— А твой дружок — он сидит? — спросил Рубин.

— Они там с братом в надзирателях кантуются. Он, конечно, сука последняя, что согласился на такую работу, но сейчас это неважно. Он сидит и сам, конечно, срок у него большой, но там житуха льготная. Придуркам всегда полегче. Ну, я Фальку обещал, и список мы вытянули. Там такое делается, даже мне стало муторно, как услышал. А теперь, выходит, список ни к чему. Достали они Фалька. Он им крепко, видать, в почки въелся, а по закону взять не на чем. Ах, какой мужик был!

— Знаю я, какой он был, — хмуро ответил Рубин.

— Ни хера ты о нем не знаешь и знать не можешь, — сказал Семеныч. — Извини, конечно, за грубость. Потому что человек только на зоне узнается.

— А ты думаешь, воля от лагеря сильно отличается? — спросил Рубин. — Здесь человек тоже узнается. Только чуть помедленней, конечно.

— Пожалуй, так, — согласился Семеныч. — Значит, ни к чему мои старания. Сам ты этот списочек не пристроишь? Больно охота мне последнюю просьбу Юлия исполнить полностью.

— Не знаю я никого, — огорченно сознался Рубин. — По другим дорожкам бегаю, в другие игры играю… Впрочем, давай список, я попробую.

— Нет, одна пробовала и семерых родила, — сказал Семеныч вежливо. — Юлий просил, значит, верняк нужен. А попробовать я сам могу.

— Мне ведь легче, — слабо возразил Рубин. — Кого и где ты будешь искать?

В дверь всунулся Пашка и глумливо сказал:

— Гундите вы здесь, как «Голос Америки». Скоро кончите?

— Скоро только кошки кончают, закрой дверь, Паша, — властно сказал Семеныч.

— Ночевать нам ехать надо, — просительно сказал Паша. — Не лето на дворе. — И исчез.

— Давай так, Илья, — сказал Семеныч. — Надыбаешь если дыру, куда просунуть мою бумагу, чтобы без хипежа обошлось, черкани открыточку, что ты жив, мол, и здоров. Я приеду или пришлю с кем. А не надыбаешь — желаю счастья в личной жизни.

— Погоди, Семеныч, — растерянно забормотал Рубин. — Может, ко мне зайдем? У меня и переночевать можно, и чайку.

— Да нет, ехать надо, у нас с Пашкой крыша есть на окраине, — усмехнулся Семеныч. — Приятель один ждет меня и беспокоиться зря будет. Неудобняк. Запиши-ка адресок мой, Илья.