Гармонист
Шрифт:
— Знаю...
— Да ты что, — рассердился Востреньких, — этак со мною разговариваешь, точно милость мне какую оказываешь? Ты уж лучше прямо скажи, что тебе неохота, я и перестану!
— Нет, я ничего... — стал оправдываться Никон. — Я ничего. Я рад со знакомым встретиться.
— Вижу я, как ты рад!.. Ну, пока. Увидимся еще. Ты с Завьяловой повидайся, она хотела...
Никону стало неловко после этого разговора. Он сам сознавал, что разговаривал с Востреньких неладно, не так, как нужно было.
Но во время разговора боялся он выдать себя, боялся, что заметит Востреньких его смущение, и потому грубил.
О Милитине, расставшись с комсомольцем,
Поэтому, встретившись вечером возле клуба с Милитиной, он решил было говорить с ней так же хмуро и угрюмо, как и с Востреньких, но девушка сразу обезоружила его.
— Никша! — радостно кинулась она к нему, и в голосе ее дрожала ласка, теплая и непритворная. — Ты пошто же это похудел? Здравствуй!
Ее горячая рука доверчиво и стремительно протянулась к нему. Он взял ее, ощутил теплоту мягкой ладони и крепко сжал в своей руке.
— Здравствуй, Милитина!
— Не соскучился ты по нас? — заглянула девушка ему в глаза. — Весело тебе тут?
— Какой! — махнул рукою Никон. — Тошный здесь народ.
— А разве мало тут девчат? Поди, крутишь с кем?
Никон в неожиданном искреннем порыве положил Милитине руку на локоть, потянул ее слегка к себе и взволнованно сказал:
— Не кручу, Милитина, нет! Я даже и не разглядывал, какие здесь девчата.
У девушки чуть-чуть вспыхнули румянцем щеки. Она потупила глаза.
— Играешь ты... — не подымая глаз, тихо напомнила она. — Наши поминают твою гармонь...
Никона обожгло воспоминание о гармони. Холодок прополз по его спине. «Поминают! Считают самым лучшим гармонистом, а вот теперь здесь послушают Баева, и...»
— Вы сколько времени здесь пробудете? — спросил он, переводя разговор на другое.
— До послезавтрого. Нам ведь на работу торопиться нужно! Вот договоримся с вашими насчет соцсоревнования и обратно.
— Ну, тогда досвиданья! — заторопился Никон.
— Не зайдешь в клуб-то? — огорчилась Милитина. — Там обсужденье будет.
— Может, после... — неуверенно пообещал Никон. И они расстались.
23
Расставшись с Милитиной, Никон не знал, что делать. Его тянуло в клуб, хотелось побыть с девушкой, поговорить с ней, послушать ее ласковых слов, но было боязно появиться на людях, снова встретиться с Востреньких, увидеть насмешливый взгляд Полторы-ноги и других.
Нерешительно побродил он по темным широким улицам поселка, послушал вечерние шумы: затихающий крик ребятишек, обрывок песни, гул проезжавшего в стороне грузовика, и все-таки решился пойти в клуб.
Там было шумно и многолюдно. Никон пробрался в толпе в угол, где на высокой красной подставке белел большой бюст Ленина, и уселся на свободное место. Очевидно, скоро должно было начаться что-то в зале со сценой, куда проходили неторопливо шахтеры. Никон обвел взглядом стены и заметил плакат:
— Заключим соцдоговор с Владимировскими копями! Выдвинем встречный план! Все на собрание!
Когда комната, где сидел Никон, почти опустела и издали призывно, в третий раз протрещал звонок, Никон поднялся и прошел в зал. На сцене уже рассаживался за красный стол президиум. Толпа гудела. По залу разносились восклицания, взрывы смеха, топот и шарканье ног. Оглянувшись и приискивая себе место поближе к выходу, Никон с удивлением увидел Покойника, а рядом с ним Степаниду. Забойщик немножко растерянно и косо поглядывал на своих соседей, зато Степанида широко рассевшись и выставив мощную грудь, весело поблескивала крепкими зубами и пялила на всех светлые глаза. Никон устроился недалеко от них. Степанида скоро заметила его и оживленно закивала ему головой. Никону стало неприятно от внимания женщины и он воровато повел глазами в одну, в другую сторону: не видят ли соседи, что с ним дружески и заигрывающе переглядывается эта толстуха.
В президиуме потеснились и там уселись делегаты Владимировских копей. Востреньких, Полторы-ноги и еще двое — устроились на средних местах развязно и непринужденно, а Милитина присела бочком с краю и, обливаясь горячей краской смущенья, не подымала глаз. Никон во все глаза стал смотреть на Милитину. Девушка, которую он знал хорошо, показалась ему сейчас совсем иной. Курносенькая Милитина с зардевшимися щеками, с шелковой красной косынкой, повязанной на голове, с ровной прядкой темных волос, выбившейся из под повязки, выглядела милой и заманчивой. Никону стало вдруг жарко и он заерзал на скамейке. Он вспомнил, что сам холодно и заносчиво отталкивал от себя девушку, а она вот какая! И наверное все парни на нее заглядываются. Он обвел взглядом по рядам и ему показалось, что, на самом деле, молодые шахтеры внимательно и жадно разглядывают Милитину. «Ишь, зарятся!» — угрюмо подумал он. И дальше его вдруг уколола мысль, что Милитина после его отъезда с Владимировских копей стала крутить с кем-нибудь из ребят и что теперь она уже не станет льнуть к нему, как раньше, «Такую обрядненькую да симпатичненькую, — с тоской подумал он, — неужели наши ребята пропустят?»
Милитина, между тем, немного освоилась на сцене и стала поглядывать в зал. Она скользила взглядом по рядам, густо наполненным возбужденными шахтерами, и как будто кого-то искала. Никон заметил это и насторожился. Ему захотелось, чтобы девушка увидала его. Он вытянулся вперед, поднял голову вверх, незаметно для себя начал мигать Милитине. Но она не узнавала его, не видела со своего места там, далеко на сцене.
Так она и не встретилась взглядом с Никоном. Тут открылось собрание, раздались первые слова докладчика, — Милитина повернулась к трибуне и стала внимательно слушать.
Стал вместе с другими слушать и Никон.
Сначала то, что говорил докладчик, не заинтересовало его. Показалось ему, что все это уже давно приелось всем и слышно на каждом шагу: знакомые и ставшие обыденными слова — ударничество, соцсоревнование, бригады, прорыв, план, — не затрагивали, не волновали. Никон поглядел на своих соседей и ему показалось, что и они слушают докладчика невнимательно. Казалось ему, что докладчик сам по себе, а вот все эти люди, которые собрались в зале и рокочут и никак не могут успокоиться, тоже сами по себе. Лукавая радость зашевелилась у него в сердце. Какое-то удовлетворение пришло к нему от этой уверенности, что не он один глух и равнодушен к тому, о чем говорит докладчик. Удовлетворение, неожиданно злое и трусливое, на минуту согрело Никона. Он выпрямился, подняв голову, и смело оглянулся. Но в это время какие-то слова докладчика метнулись в толпу и рассыпались по ней неожиданным взрывом рукоплесканий. Парень вздрогнул и взглянул на толпу уже иначе. Лица окружающих переменились, на них засветилось острое внимание, глаза устремились пристальнее и настороженней к трибуне, к докладчику. Что-то взволновало шахтеров, дошло до них, всколыхнуло. Никон недоумевал: для него все еще не было ничего необычного, нового и волнующего в докладе. Ведь все это, казалось ему, он слышал десятки раз!