Гармонист
Шрифт:
— На красную трудно... — нехотя сознался Никон.
Окружающие захохотали. У Зонова зажглись в глазах лукавые искорки:
— А тебе все-бы полегче?.. Тебе, скажи, разве легко было хорошей игры на гармони достигнуть? Сразу ты, без труда до этого дошел?
— То гармонь... — возразил огорченно Никон, — а работа, она другое...
— Конечно, другое. Работа легче...
— Ну?! — вспыхнул Никон. — Как же это работа легче?
Зонов скрыл хитрую улыбку:
— И спору не может быть, что работа легче. Она проще. Знай небольшую сноровку, с лопатой там, или с кайлой, или с топором — приловчись и двигай. А с музыкой не то! Там наука! Упражнения
— Я это любя.
— А-а! — торжествующе вскричал Зонов, и все кругом оживились. — Видал в чем дело? Любя!.. А на работе, значит, не любя, через силу? А если бы ты к работе любя подходил, так тебе гораздо легче было.
— Смеешься ты надо мною, товарищ Зонов, — обиделся Никон. — Разве игру, музыку с работой можно сравнивать! Никакого сравненья нет!
— Я о том и толкую, что сравнивать никак нельзя работу с музыкой твоей, — продолжал Зонов донимать Никона. — Чудак ты! Пойми, что работать нонче очень легко. Надо только от работы морду не воротить да понимать ее значение. А ты и воротишься от нее да и смысла настоящего тому, что делаешь, не чувствуешь...
— Оставь ты его, Зонов! — примирительно сказал кто-то в толпе шахтеров. — Загнал ведь ты парня! Гляди, забижается он!.. А у них там в забое ихнем хорошие проценты выгоняют!
Зонов сбоку поглядел на Никона и перестал улыбаться.
— Я разве тебя, Старухин, обижаю? Нет же ведь! Я не шутя тебя про красную доску спросил. Непременно ты должен туда попасть. За работу и за игру, за музыку...
— За музыку? — вспыхнул Никон. — Разве за нее записывают на красную доску?
— На красную доску, брат, записывают за большую пользу. Понимаешь? Ну, вот достигни, чтобы от твоей музыки польза трудящим была, непременно на красную доску попадешь!..
28
Разговор повернулся по-необычному. Им заинтересовался не только Никон, но и все остальные, кто был в это время возле Зонова. Но разговор этот резко оборвался. Где-то в соседней комнате вспыхнул шум. Нельзя было еще понять причины его, но все сразу же почувствовали, что в клубе что-то случилось. Зонов прислушался, лицо его стало озабоченным:
— Что это там?
— Случилось что-то... Пойти.
Все кинулись к двери, столпились, образовали возле нее затор. Шум наростал. Уже можно было различить отдельные крики. По коридору бегали встревоженные люди.
— Где?.. Где? — кричали в разных местах. — Что стряслось?.. В буфете!.. В буфет бегите!.. Там!..
— Да что там? Что случилось?..
Никон побежал вместе с другими, не понимая в чем дело, но чувствуя, что в клубе произошло что-то серьезное и неожиданное. Толпа быстро вынесла его к месту, где уже сгрудилось много народу. В узком проходе, ведущем в зрительный зал, толпа была особенно густа и возбуждена. Здесь Никон услыхал фамилию Баева.
— Баев... Его кто-то полоснул...
— Дышит еще?.. Кровищи-то сколько!..
— Расступитесь!.. Да дайте дорогу! Пронести надо... В больницу...
— В чем дело? — толкнулся Никон в толпу.
— Тише вы!.. Пропустите! — заволновались кругом. Стало немного спокойнее и тише. Никон оглянулся, заметил окно, сообразил и вскарабкался на подоконник. Оттуда ему удалось увидеть, как несколько человек осторожно приподнимали неподвижно лежавшего на окровавленном полу человека. Когда голову этого человека слегка повернули к свету, Никон узнал Баева, гармониста.
Баев был неподвижен и когда его понесли, то руки его свешивались почти до полу и были страшны в своей беспомощности. Эта беспомощность сильных и ловких рук особенно поразила Никона. Парень весь вытянулся, вздрогнул и впился глазами в Баева, такого теперь непохожего на ловкого, удачливого и завидного шахтера.
Бесчувственного Баева торопливо пронесли куда-то и за ним прошелестело тревожное:
— Жив ли?
Никон соскочил с подоконника, вмешался в толпу, столкнулся с Зоновым, который мимоходом взглянул на него и досадливо кинул:
— Испортили парня!..
— Кто?
— Дядюшка родной...
— Покойник?!
Но Зонов не ответил и снова вмешался в толпу.
Баева, который не приходил в сознание, вынесли по коридорам, сквозь волнующуюся толпу, на крыльцо и там положили на подъехавший грузовик. Когда его увезли в больницу и шахтеры, вышедшие из клуба, чтобы проводить раненого и помочь осторожней уложить на повозку, стали расходиться, Никон потолкался среди рабочих, порасспросил о случившемся и успел узнать очень немного. Говорили о том, что Покойник, обычно не посещавший клуба, пришел туда пьяный. Баев встретил его и посоветовал пойти домой. Покойник обиделся, стал сначала жаловаться окружающим, что вот, мол, родной племянник его не уважает, а потом развернулся и ударил Баева чем-то тяжелым по голове. Баев сразу же повалился окровавленный и потерял чувство. А Покойник пришел в себя, струсил и скрылся.
— Теперь его ищут, да все найти не могут. Спрятался где-то
— За что же он его? — недоумевал Никон.
Ответить на этот вопрос никто не мог. Всем было непонятно, почему Покойник так жестоко расправился с Баевым, со своим племянником, которым он всегда гордился и похвалялся.
И Никон унес с собою домой недоумение, тревогу и внезапно родившуюся жалость к Баеву.
29
Недоумение и тревога охватили не одного только Никона. Нападение Покойника на Баева всколыхнуло шахтеров. Все жалели Баева и негодовали на Покойника. И всем было непонятно: почему Покойник, всегда такой тихий, хотя и нелюдимый и посматривавший исподлобья, вдруг так остервенел, освирепел и нанес такой жестокий удар своему племяннику.
— Спьяна! — объясняли некоторые дикий поступок Покойника. — Залил зенки до крайности, вот и ошалел!..
— А пошто ранее не кидался на людей? — не соглашались недоверчивые. — Ранее-то он не меньше пил!..
— Нет! Не то!. — соображали шахтеры. — Он на Баева в обиде был за собрание. На собрании Баев дядю своего конфузил. Вот от этого он озлобился!
Но и это объяснение не успокаивало и не удовлетворяло шахтеров.
А Баев, у которого был проломлен череп, лежал в больнице, не приходя в сознание, и врачи опасались за его жизнь.
— Неужто умрет? — огорчались шахтеры. — За ничто парень погибает!..
— За пустяк и притом от родного дяди!..
— Дядя!.. Чорт он ему, а не дядя!..
О Покойнике говорили с озлоблением. В поселке уже давно не было такого безобразия. Если и случались драки, то проходили они бескровно и подравшиеся быстро мирились и пили на мировую. Даже буян Огурцов со своей компанией знали меру. На Покойника негодовали и зная, что он арестован, ждали для него сурового и скорого суда.
Когда дня через два по поселку разнеслась весть, что Баеву стало лучше и что доктора надеются теперь на его выздоровление, рабочие обрадованно заволновались и перенесли все свое внимание на судьбу Покойника.