Гарнизон не сдается в аренду
Шрифт:
— Ну, я же вижу, вам можно доверять. Мужской направо или налево?
— Направо.
Он поставил кейс на пол и торопливо вошел в спортзал. «Приспичило», — проворчала вредная тетка и ногой отодвинула кейс.
Гранцов осторожно взял его за углы и переставил в угол, за колонну. Черт его знает, а вдруг там взрывчатка среди флаконов и тюбиков? Вот бы Поддубнов загордился! Тротил — это даже почетнее, чем снайпер или самосвал.
Он глянул в окно. «Нива» оставалась на месте и, несмотря на духоту, стекла были подняты.
Гранцов
Он кинулся дальше по коридору и вдруг услышал впереди какую-то возню. Шаркнули подметки по полу, а потом раздался сдавленный хрип.
Гранцов рванул дверь. На полу под писсуарами скорчился «торговец». Поддубнов, голый по пояс и с полотенцем на шее, стоял у умывальника, зажимая ладонью левый бок.
— Неужели зацепил? — удивленно сказал он.
— Ты как?
— Все нормально. Касательный удар. Посмотри, что с этим уродом.
Гранцов наклонился над «торговцем», осмотрел и перевернул на спину. Раненый хрипел и матерился, обхватив обеими ладонями рукоятку ножа, который застрял у него под ребрами.
— Живой, — сказал Гранцов. — Что, на собственный нож напоролся?
— Неосторожное обращение с оружием, — сказал Поддубнов и разорвал свое полотенце. — Смотрю, кто-то нырнул в сторону сортира. Дай, думаю, спровоцирую. Захожу сюда. Никого. Затаился, урод, и не дышит. Ладно, думаю, спиной к тебе повернуться? Пожалуйста! Пристраиваюсь к писсуару. А он все не начинает. Тогда я начал свистеть, чтоб шаги его заглушить. Такие условия создал. Ну, тут-то он и не выдержал, кинулся.
— С-суки! — захрипел «торговец». — Ах вы падлы, падлы опущенные!
— Смотри-ка, у него в животе клинок, а он еще ругается, — удивился Гранцов. — Тебе, брат, молиться надо, а ты все матом да матом.
— Обидно, — пожаловался Поддубнов. — Меня хотели зарезать вот этим недоноском. Да я таких пальцем протыкал.
— Что делать, инфляция, — сказал Вадим.
— Как бы не загнулся. Может, «Скорую» вызвать? — сказал Поддубнов, обматываясь полотенцем.
— Нет, постой. Есть более продуктивная идея.
Холодной водой из-под крана он плеснул в лицо «торговцу». Тот перестал хрипеть и открыл глаза.
— Не шевелись, — сказал ему Гранцов. — У тебя нож в кишках застрял. Не будешь дергаться, все будет нормально. Только не шевелись. Главное, не вытаскивать лезвие, понимаешь?
— Дышать… больно… — сказал «торговец». — Мужики, не сдавайте ментам… Сукой буду… Сколько надо заплатим, базаров нет… Есть доктор… К нему надо ехать…
— Соображаешь, — сказал Гранцов. — Борис Макарыч, ты иди в зал, не нарушай тренировочный процесс. А мы пока побеседуем.
— Вы чего, мужики… — раненый поднял голову и тут же уронил ее, вскрикнув от боли.
— Тихо, тихо, — сказал ему Вадим. — Все нормально, крови нет, тебя заштопают за полчаса. Ты меня слышишь? Только не шуми, не дергайся, и все будет нормально. Ты зачем вообще полез в такие дела? Ты же нормальный парень, не отмороженный.
— Должок отдавать надо было… Если не отдам, мать убьют, сестренку на иглу посадят…
— Так, понятно, пошли народные предания, — сказал Гранцов. — Эти песни будешь петь на зоне. А мне отвечай конкретно. Борис Макарыч, ты еще здесь?
— Мне же тоже интересно, — сказал Поддубнов. — В конце концов, это меня касается.
— Не только тебя, — заметил Гранцов и в задумчивости щелкнул ногтем по рукоятке ножа. — За этот должок придется многим рассчитываться, так я понимаю? Кого еще заказали? Охранника в жилконторе ты порезал?
— Ой, больно… Не могу говорить…
— Можешь, можешь, — сказал Гранцов, слегка надавив ладонью на торец рукоятки.
— Не надо, а-ы-ы, не надо! Я это, я! Он первый напал, я напугать хотел только!
— И за что же вы нас так не любите? Отвечай, за что?
— Не знаю!
Вадиму не хотелось вести допрос пленного при Поддубнове. Но времени оставалось все меньше, и он перестал церемониться. «Светлые волосы, голубые водянистые глаза, бледная кожа. Северный тип. Плохо переносит боль. Зрачки расширены, не притворяется. Потеет. Боится. Чего? Сейчас он боится того, что боль станет сильнее. Она и станет, но не сразу. Сначала его надо напугать посильнее», думал Гранцов, барабаня пальцами по рукоятке ножа, который всем лезвием сидел в ране.
Когда-то его учили, что добывать информацию можно разными способами, и один из них — пытка. Он и сам, бывало, висел с заломленными локтями на кольцах в спортзале учебного отряда, а однокурсники стояли вокруг и все спрашивали да спрашивали. Пытка — всего лишь способ получения информации, и довольно ненадежный способ. Допрашивающий должен знать, как боль действует на собеседника, и разумно дозировать ее.
Поэтому Гранцов и не старался сделать больно, а только пугал раненого ожиданием новой боли. И раненый реагировал правильно. Он отвечал почти на все вопросы, и только иногда вдруг задыхался, лицо его багровело, а потом внезапно становилось серым, и Поддубнову приходилось обливать его холодной водой.
Закончив допрос, Гранцов вытер лицо «торговца» и сказал:
— А теперь прижми тряпку вот сюда. Держи обеими руками, а то кишки вывалятся!
Отцепив от его пояса мобильный телефон, Гранцов спросил:
— Кому ты должен сейчас позвонить?
— Ры… Рыжему.
— Звони.
Раненый замотал головой и прохрипел слабеющим, еле слышным голосом:
— Сам звони, у меня руки заняты! Нажми зеленую кнопку, номер сам наберется!
— Что ты должен сказать?