Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.
Шрифт:
"О, господи", - простонала мисс Эвергрин и уронила голову на руки. Потом вскочила и, неразборчиво ворча сквозь зубы, отправилась по лестнице наверх, в свою комнату. Я выскользнул в коридор вслед за ней и услышал, как включился компьютер.
Пока Снейп, закрывшись на кухне, временно превращенной в лабораторию, совершал с пеплом некие загадочные манипуляции, а мисс Эвергрин у себя в комнате стучала по клавишам, как пулемет, отправляя очередную партию писем, я тихо сбежал к себе.
Кто бы ни был этот таинственный отправитель письма, он был чертовски прав. Я слишком засиделся в этом стоячем болоте. Пора действовать.
Если честно, то я в глубине души был согласен с мисс Вэл. Письмо могло быть только от Дамблдора. Кто еще, кроме него, мог отправить послание в дом, закрытый всеми возможными чарами и защитными заклятиями? Что до текста письма, то он подходил Альбусу Дамблдору как никому больше. Кстати, в самом деле, почему Дамблдор скрывается сейчас, когда на него возлагает все надежды добрая половина магов, страдающих от фашистской политики Вольдеморта? Выжидает? Или готовит всех к пришествию Поттера Второго Великого?
Наверное, мой дорогой алхимик все же прав, и я прожженный гриффиндорец. Я не умею мстить. Если бы умел, то никогда не спустил Дамблдору того, что он сделал с моим отцом. Я принял объяснения директора, хоть и не простил его. Если Дамблдор для исполнения собственного желания смог заставить время течь так, как хотелось ему, то неизвестно, на что еще он способен пойти для достижения своих целей. Он хочет, чтобы я был героем? Так я стану им, черт возьми! Но его героем я не буду никогда. С отцом он наигрался – со мной этот номер не пройдет.
Мне больше не нужно было заставлять себя сделать это: я просто сел и начал писать письмо Дамблдору. Странно, но в тот момент я не чувствовал ничего: даже ярость куда-то делась, раздражения тоже как ни бывало. Мне было плевать на предостережения мисс Эвергрин, вопли Снейпа и всех Упивающихся во главе с Вольдемортом. Мне нужно было разрубить этот чертов узел. Если во мне действительно есть та сила, которую стремится поставить себе на службу Дамблдор, то почему бы мне самому не использовать ее – на пользу всем, а не только ему одному. Письмо получилось коротким и скомканным, но переполненным такой решимости, которой я не находил в себе с тех пор, как поселился в Годриковой Лощине. Когда послание было закончено, я аккуратно сложил его, подозвал Хедвигу, привязал бумагу к ее лапке и выпустил сову в окно.
Теперь можно приниматься за дело.
Я открыл дневник, который мне подарила Сьюки, и начал составлять план действий. Голова у меня была удивительно холодной. Только вперед.
***
Через несколько часов, когда листов десять в записной книжке были уже густо исписаны, а солнце, словно нехотя, появилось из-за верхушек тополей за жгуче красной крышей паба на холме, я почувствовал, что если не встану из-за стола немедленно, то засну прямо за ним. Я устало зевнул и, подергав за шпингалет, поднял сворку окна. Морозный воздух Рождества, хлынув в застоявшуюся нервную атмосферу комнаты, немного меня отрезвил и охладил желание немедленно отправляться выполнять первый пункт моего плана.
Годрикова Лощина молчала. Мелкий сухой снежок сыпался на черные растопыренные пальцы деревьев. Огни светились только в двух-трех окнах, в этот предрассветный час все нормальные люди спали, чтобы в рождественское утро, сладко потягиваясь, спуститься к укутанным мишурой елкам, развернуть притаившиеся под ними подарки и пошарить в развешенных над каминами носках. Для меня Рождество всегда было более или менее приятным праздником, потому что последние несколько лет я встречал его не с Дурслеями. Но сегодня я остро почувствовал, что уже слишком взрослый для рождественского веселья; даже радостная физиономия Санты казалась мне похожей на всезнающий прищур Дамблдора.
"Гарри, ты уже не спишь?" – заглянула в комнату Сьюзен. Она куталась в растянутый свитер, из кармана которого торчала палочка, и нервно поеживалась, точно от холода. На ее шее вздрагивала тонкая цепочка с какой-то светлой подвеской.
"Еще не сплю. Сью, я хотел попросить тебя…"
"Я все ждала, что ты придешь, а потом, видимо, заснула. Мне приснился такой жуткий…"
Я обернулся. Ее трясло.
"Мерлин, Сьюки! С тобой все… Ты так дрожишь!.." – я накинул на нее плед с кровати и покрепче обнял. – "Что тебе снилось?"
"Ужасно. Это было ужасно!" – содрогнулась Сью. Она спрятала голову у меня на плече, вцепилась пальцами в ветхую занавеску и сбивчиво заговорила, захлебываясь и судорожно дыша. – "Я шла по каким-то кочкам – то ли болото, то ли мокрый луг, не помню, – а передо мной мелькал огонек. Я бегу за ним, а он все время ускользает, не дается в руки, но мне так страшно, и я чувствую, что в нем – мое единственное спасение. За мной гонится кто-то там, позади… дышит так… хрипло, тяжело… А свет все убегает и убегает. Потом вдруг он остановился, я побежала к нему еще быстрее и... он оказался… там еще было это черное письмо, болото горело и… О, Гарри!" – Она всхлипнула.
Ты мне ответишь еще и за то, что так напугал Сьюки, мысленно пообещал я.
"Сью, не плачь, все кончилось. Это был только сон, страшный сон. Вот видишь, я с тобой, и ничего не случилось…"
"Что это?" – вдруг перебила меня Сьюзен. Она торопливо вытерла кулачком слезы, выпустила из рук занавеску и пристально всмотрелась в темноту за окном.
"Где?"
"О, Мерлин, прямо как в моем сне! Гарри, видишь, свет мигает? Вон там!"
Я успел оглянуться, когда, казалось, запутавшаяся в кроне дерева далекая звезда вдруг набухла и стала ярко-зеленого цвета. На какую-то долю секунды мое сознание точно растерянно застыло, а потом…
"Ложись!.."
Я бросился на пол, увлекая за собой Сью, и тут же послышался оглушительный звон разбитого стекла, на меня посыпались осколки, а прямо над нашими головами с грохотом расцвел зеленый шар Убийственного Проклятия. Занавеска запылала, и огонь тут же перебросился на пыльный полог кровати. Сью завизжала, и в эту секунду в окно со свистом влетел еще один шар-бомба. Он ударился о противоположную стену, рассыпаясь алыми искрами Пыточного Проклятия, и огненные ручейки, потрескивая, тут же быстро побежали вверх и вниз по старым ссохшимся обоям.