Гарри Поттер и Лес Теней.
Шрифт:
"Выпейте это".
Точно сквозь сон Гарри увидел, как Снейп осторожно переливает зелье из котелка в большую глиняную кружку и толкает ее к его, Гарриным губам.
Какая разница, стану ли я более сильным волшебником, или нет, все равно это Вольдеморт, и против него у меня завтра нет ни малейшего шанса, - все кричало внутри у Гарри, искра разочарования и бессилия зажгла в нем большой костер, на котором сгорали последние остатки его выдержки, и в горле зашевелился колючий острый комок. Гарри забыл и об уверенности, с которой его рука легла на рукоять древнего меча, и о спокойной надежности белоснежного щита, и о приятном добром урчании грифона, его рука дрогнула, и он пролил остаток зелья себе на ладонь. Но потом он почувствовал знакомый запах мелиссы и горьковатый привкус драконьей печени, автоматически глотнул, и мир тут же вспыхнул у него перед глазами, оставляя неподвижными только два бездонно-черных зрачка, внимательно впившиеся в него, считывающие все ощущения с его мозга, гипнотизируя и фокусируя на себе его взгляд.
Внезапно у Гарри со страшной силой заболела голова, боль была похожа на удар грома, она пришла, как горячая волна, и точно обдала обнаженные нервы кипятком, заставляя Гарри еще сильнее впиться ногтями в стол, ломая их и не чувствуя этого. Боль ураганом прошла по самым отдаленным нейронам у него в мозгу, подобно электрическому заряду спустилась по позвоночнику, проникла в мышцы и заискрилась колкими остатками сознания в кончиках пальцев. Гарри вздрогнул и посмотрел на свои руки. Между пальцами вспыхивали и гасли тонкие голубоватые вспышки. Гарри пораженно уставился на собственную руку: боль испарилась так же внезапно, как и пришла, а крохотные яркие искры продолжали переливаться всеми цветами радуги, не обжигая руки. Гарри осторожно сжал кулак, а затем снова распрямил пальцы, но хитрые маленькие осколки большого волшебства, казалось, юрко шмыгнули прямо под кожу и продолжали щекотать его ладонь изнутри, хотя Гарри больше не видел их на пальцах.
"Действует", - сказал голос профессора Снейпа где-то у него над головой.
"Что это?" - хрипло прошептал Гарри. Неожиданно севший голос его не слушался. Он чувствовал странный дискомфорт, точно у него все расплывалось перед глазами, и не сразу понял, что это оттого, что очки ему больше не нужны. Гарри осторожно снял их и спрятал в карман.
"Пожалуй, только я смог бы так надежно сварить Зелье, Увеличивающее Колдовскую Силу. Думаю, когда мы вернемся, я прибавлю Гриффиндору деся... нет, пять баллов за урок, отлично усвоенный мисс Грэйнджер ", - усмехнулся профессор Снейп и испытующе посмотрел на Гарри.
– "Ну-ка, Поттер, попробуйте воспроизвести какое-нибудь
Гарри тряхнул гудевшей от обилия мыслей головой и достал палочку.
"М-м-м... Ступефай!" - неуверенно выкрикнул он, махнув куда-то между дверью и широкими дубовыми полками, образующими солидный шкаф, силами профессора Снейпа уставленный самыми разными горшочками и ящичками, наполненными вялеными тритонами, сушеными корнями одуванчика, змеиными зубами, бараньими хрящиками, мелкими безоаровыми камешками, липовым цветом и прочими заботливо собранными компонентами для разных зелий. Реакция как шкафа, так и двери на Гаррин Сногсшибатель была невероятной: шкаф с грохотом треснул пополам, доски разлетелись по всему подземелью, содержимое полочек и горшочков с грохотом взорвалось, осыпав все вокруг сухой травяной трухой, черепками и стружками, а дверь, висящую на громадных железных скобах и запертую заклятием, вынесло в коридор и с такой силой ударило о противоположную стену, что она образовала трещину в каменной кладке, разорвала пополам копию рисунка со знаменитого гобелена из Байо, висящую неподалеку, и пробила брешь в Заглушающем заклятии, наложенном на ближайшее окно.
"Проклятые язычники! Смерть колдунам!" - тут же послышались вопли снаружи.
Профессор Снейп поморщился и одним взмахом палочки привел окно в надлежащий вид. Крики стихли. "Что ж, Поттер, думаю, ради такого результата стоило пожертвовать моими многомесячными трудами по сбору нужных для занятий ингредиентов зелий", - сухо сказал он, вернувшись за стол, и осторожно вынимая из мокрых волос цветочки липы и ужасно вонявшую лапку тритона.
– "Теперь вы вполне способны потягаться с Вольдемортом, если он совершит нечто непредвиденное". "Вы считаете, что с этого момента моих сил хватит на то, чтобы стать ему достойным соперником в поединке?" - с сомнением переспросил Гарри, все еще разглядывая устроенный им бедлам в подземелье.
– "Репаро Пургарум!" Черепки и ошметки взвились в воздух, завертелись, точно стайка всполошенных пикси, и осели на вновь починенный шкаф аккуратными и совершенно целыми коробочками и горшочками. Дверь, моментально залечив громадную трещину, ловко вспрыгнула на вновь согнувшиеся под нужным углом скобы и аккуратно закрылась. На все это потребовалось не больше двух секунд. "Все еще не впечатлены, Поттер?" - ехидно спросил Снейп, взъерошивая еще влажные лохмы.
– "Зелье действует сорок восемь часов, из них около пяти-шести требуется для того, чтобы организм усвоил его составляющие и правильно отреагировал на них. Вы слышите меня, Поттер? Или вас беспокоит что-то другое?" Гарри поднял голову. "Да, сэр". "Если вы о чтении мыслей, то мы сейчас еще можем над этим поработать. Время пока есть". "Я не об этом, профессор". "Что же вас так смущает, в таком случае?" - черные зрачки вновь цепко впились в глаза Гарри. "Профессор, можно я задам вам один очень... очень личный вопрос? Вы, конечно, вольны не отвечать на него", - спохватился Гарри, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Он не знал, как можно аккуратнее спросить то, что он собирался, именно у бывшего Упивающегося Смертью. "Слушаю вас, Поттер", - голос Северуса Снейпа немного напрягся. "Вам... приходилось раньше кого-то убивать?" - в отчаянии Гарри вывалил все в таком виде, в каком ему пришло это на ум, не зная, как еще можно переиначить смысл вопроса. Он вскочил и, упершись руками о стол, посмотрел на Снейпа в упор.
– "Не случайно, не защищаясь, а... желая этого, сознавая, что вы делаете. Как... человек себя чувствует после этого?" Никогда лицо профессора Снейпа еще не выглядело так угрожающе. "Поттер, вы переходите всякие границы!" - зашипел он и резко вскочил, опрокинув лавку.
– "Я знал, что ваша надуманная исключительность способна довести до открытого хамства преподавателям, но это уже слишком!" "Вы бы могли запретить мне спрашивать вас", - запальчиво возразил Гарри.
– "Но вы этого не сделали, профессор, поэтому я и задал этот вопрос!" "Вы считаете меня убийцей, Поттер?" - проревел профессор. "А вы только что попросили стать убийцей меня", - тихо сказал Гарри. Оба, и мужчина, и мальчик, замолчали. А потом в тишине раздался скрипучий голос профессора: "Хорошо. Если я расскажу вам то, о чем вы меня просите, Поттер, поклянетесь ли вы своей хваленой гриффиндорской честью, своим треклятым гриффиндорским благородством и, самое главное, памятью своей матери, что услышанное здесь никогда не узнает ни один человек?" "Я клянусь, сэр", - Гарри сглотнул острый комок, появившийся в пересохшем горле. Длинный палец профессора Снейпа прочертил дорожку на пыльном столе. "Хорошо. Но я должен вас предупредить, что не стоит никого ни жалеть, ни оправдывать, ни оплакивать. Это уже прошлое, и каким бы страшным оно ни было, оно кончилось. Кончилось!" - вдруг хрипло выкрикнул Северус Снейп.
– "Мне было тогда столько же лет, сколько и вам сейчас, а, впрочем, может, я был ненамного старше... хотя это неважно. Главное, я был в сознательном возрасте, и мог отвечать за свои поступки..."
Через полчаса у Гарри затекли все ноги и руки. Он поджимал под себя колени, потому что страшно замерз, но не мог встать, потому что ужас приморозил его к тому месту, на котором он сидел, хуже холода. Он никогда не мог предположить, что кто-то может пройти через то, о чем он только что услышал, и остаться в живых. И не сойти с ума. "У меня не было этой амуниции, которая уже второй раз достается вам, Поттер... Нечего открывать рот, я знаю, что это за оружие", - сварливо отрезал он, придушив в зародыше Гаррину попытку задать вопрос.
– "И если уж оно досталось вам... хотя бы распорядитесь им с пользой". "Я... уже пользовался этим мечом, сэр", - прошептал Гарри, не в состоянии выгнать из воображения страшную картину.
– "Когда был во втором классе". "Боюсь, тогда это была для вас слишком большая ответственность". "Но я раньше не знал, кому принадлежал этот меч", - пробормотал Гарри.
– "То есть, знал, но... Я думал, что это меч Годрика Гриффиндора. Об остальном я догадался только сегодня". "Мастер Гриффиндор не является пупом земли, Поттер. Это оружие намного старше его, оно - почти ровесник того обряда, о котором я вам сейчас рассказал", - голос Снейпа упал до шепота.
– "Теперь вы понимаете, что для того, чтобы больше никому не пришлось пройти через такое, или, не приведи Мерлин, худшее", - Гарри вздрогнул.
– "Нужно уничтожить это чудовище". Гарри поднял на Снейпа глаза. "И раз уж у вас в руках теперь не только меч, но и щит, докажите, что вы достойны носить и его". Гарри медленно встал. Колени с трудом держали его, предательски пытаясь подогнуться, но он пересилил себя и сдержанно кивнул. "И если вы - единственная искра надежды, которая еще у нас осталась, попытайтесь сжечь его навсегда". "Я обещаю, сэр". "И... вы же не хотите, чтобы профессор Эвергрин пришлось хоронить вас так же, как миссис Уизли - своего сына?" "Нет, сэр", - Гарри шумно перевел дух. "Тогда идите, Поттер. Идите, и да хранит вас Мерлин. Идите же!", - вдруг громко прорычал Снейп, точно его до смерти раздражало присутствие Гарри. "Простите меня, профессор", - вдруг, сам не зная почему, выпалил Гарри. "Что? За что, Поттер?" "Не знаю. За все, наверное", - Гарри затаил дыхание. Снейп хмурился.
– "За то, что мне никогда не давались зелья, за то, что никогда не слушал вас внимательно, за то, что думал, будто вы..." "Довольно, Поттер, прекратите это словоизвержение!" "Простите меня, профессор. Ну, пожалуйста. На всякий случай. Вдруг..." "И без всяких "вдруг", Поттер", - огрызнулся профессор Снейп.
– "Спокойной ночи". "Спокойной ночи, сэр".
Выйдя из подземелий, Гарри автоматически направился в свою комнату, но вдруг остановился на середине движущейся лестницы. Черт возьми, я же забыл сходить в конюшню и выбрать лошадь на завтра, устало подумал Гарри и обессилено повернул обратно. Для того чтобы попасть на конюшню, ему пришлось преодолеть несколько постов из учеников Ровены и работников замка. Грозный дядюшка Лоуф сурово сдвигал могучие брови и изо всех сил старался не пропустить Гарри к лошадям, потому что путь к ним лежал через открытый для стрел нападавших участок. Гарри пришлось прилюдно наложить на самого себя Отталкивающее Заклятие, чтобы хмурый дядюшка Лоуф отступился и открыл ему дорогу. Заклятие оказалось не лишним: пока Гарри в темноте пробирался через открытый участок двора, от него отскочили две длинные оперенные стрелы, а третья, короткая и толстая, явно выпущенная из арбалета, вонзилась в посыпанную соломой землю прямо перед ним. Осаждавшие, очевидно, не хотели упустить случая нанести "проклятым колдунам" хоть какой-то урон, несмотря на хлипкое временное перемирие. Профессор Снейп был прав: на честную игру с их стороны надеяться не приходилось, а от выкриков и шума сотен человек за стенами Хогвартса охватывала дрожь. У дверей конюшни нес службу дедушка Мастерс, вернее, не нес службу, а преспокойно похрапывал на своем посту. Гарри миновал его нечесаную бороду, в которой застрял жмых и опилки, и вошел в конюшню. Лошади, в основном спали, некоторые из них тихо дремали, положив головы на коновязь, а пожилой костлявый битюг сэра Кэдогена усиленно подкреплялся в углу свежим сеном - это было единственное занятие, которому старый коняка всегда предавался с воодушевлением. Гарри медленно пошел между загонами, выбирая себе коня и стараясь вспомнить, какая из лошадей оказала больше сноровки на его занятиях с валлийским рыцарем. К сожалению, о большинстве лошадей этого нельзя было сказать, в основном эти кони использовались не как верховые животные, а как тягловые. В углу стояла белоснежная кобыла леди Ровены, большие темные глаза с длинными ресницами медленно рассматривали Гарри, точно лошадь раздумывала, доверять ему или нет. Гарри поднял из кормушки пучок сена и протянул его лошади. Та внимательно обследовала подношение, а потом деликатно взяла его у Гарри из рук. Точно так же я когда-то кормил Риока, с болью вспомнил Гарри, осторожно поглаживая шелковистую гриву белой красавицы. Как же давно это было... Конь, стоящий в соседнем стойле, внезапно взбрыкнул и тоненько заржал, ему в ответ отозвался еще один конь - большой и мускулистый, серый в яблоках, кажется, принадлежащий мастеру Годрику. Скоро вся конюшня зашевелилась, лошади заворочались в своих стойлах и беспокойно заржали, будто взволнованно переговариваясь между собой. Только один конь не обращал внимания на шум, создаваемый остальными лошадьми, он лишь один раз встрепенулся, недовольно мотнул головой, оглядывая буянов, а затем, точно потеряв интерес к ночной перепалке собратьев, преспокойно переступил ногами, устраиваясь поудобнее, и вновь закрыл глаза, всем видом выражая презрение к тем нарушителям спокойствия, которые вели себя так не по-джентльменски по отношению друг к другу. Гарри с интересом оглядел коня: широкая грудь, ни капли жира, мощные, но изящные ноги - настоящее сокровище. Сокровище, недовольно поморщилось, когда Гарри осторожно, как его когда-то учила мисс Эвергрин, уговорил коня открыть рот, чтобы определить его возраст по зубам. Конь был, по всей видимости, чуть старше Риока и даже мастью похож, хотя характер у животного был явно не такой игривый, как у Гарриного коня, оставшегося в далеком ХХ веке. Недовольный джентльмен сурово фыркнул Гарри в ладонь и брезгливо отстранился, точно ему не понравилось, что грязные руки парня были измазаны в зелье. Гарри только собрался вытереть ладони о свои ужасающе узкие средневековые штаны, но не успел: конь вдруг резво встрепенулся, принюхался, точно его вдохновил запах мелиссы, входящей в состав напитка, и принялся энергично слизывать с рук человека остатки так привлекательно пахнущего корма. Затем он поднял на Гарри удивленный взгляд и фыркнул. Пар из его ноздрей согрел парню руки и осел на ладонях знакомыми голубоватыми звездочками. О, Мерлин, что я натворил, всполошился Гарри. Снейп же убьет его, это ж надо было дать Зелье, Увеличивающее Колдовскую Силу, - лошади! Конь тут же точно вырос в объемах. Его шерсть залоснилась на боках, в глазах заблестели любопытные искорки, а бока стали круче и мощнее. Под кожей обрисовались большущие, могучие мышцы, грива заструилась по спине длинными вьющимися локонами, а огромный хвост удивленно и немного агрессивно взвился вверх, демонстрируя определенную степень недовольства перед такими изменениями. Конь захрапел, выдувая из ноздрей целую стаю искр, и Гарри потрясенно присел, испугавшись, что одна из них подожжет солому на полу конюшни. Но самое ужасающее было впереди: конь медленно подошел поближе к Гарри, нагнулся к нему (к этому времени животное достигало в холке уже не меньше пяти ярдов) и удивленно лизнул его в лоб, точно щеткой пройдясь шершавым языком по до странности индифферентному к близкому соседству с Вольдемортом шраму. Шрам зачесался, а конь, рассмотрев Гарри повнимательнее, все же решил отнестись благожелательно к этому странному существу, предложившего ему какое-то приятное, но необычное угощение. Конь радостно заржал, от чего стены конюшни слегка качнуло, и за его спиной раскрылись большие прозрачные крылья. Мерлин, что я сделал с конем! Мастер Годрик укокошит меня за это! Впрочем, интерес к содеянному преступлению пересилил гаррины опасения, и он осторожно, бочком приблизился к коню. По крайней мере, из всех верховых животных, которые здесь есть, это - самый потрясающий экземпляр... Когда Гарри с сожалением покидал конюшню, конь на прощание тихонько заржал, от чего солома перед ним взвилась в воздух, а ясли чуть не перевернулись. Они с Гарри расстались уже друзьями. Остатки зелья были дочиста слизаны с рук, а сидеть на спине между крыльями неожиданно оказалось весьма удобно. "До завтра... большой Риок", - тихо прошептал Гарри, закрыл дверь конюшни и осторожно прокрался мимо мастера Мастерса, продолжающего с упоением храпеть на своем посту. Он вошел в замок, пробрался мимо Годрика, проверявшего стражу, стоявшую у каждого поворота на первом этаже, и каждого узкого, точно бойница, окошка, мимо что-то увлеченно строчившего при свете палочки Тео, и остановился у приоткрытой двери в Большой зал, где над столом склонились неясные тени, показавшиеся Гарри похожими на леди Рэйвенкло и мисс Эвергрин. Ровена что-то быстро писала, при свете факелов и каминов Гарри различил мелькание ее пера и полураспустившуюся белокурую косу, упавшую на плечо. Валери задумчиво стояла над столом и палочкой заставляла передвигаться на нем какие-то фигурки, похожие на шахматные. Гарри посмотрел на нее: бледная, но на лице уже ни следа отчаяния, которое так малодушно охватило ее несколько часов назад. Перед Гарри стоял Начальник по Расследованию Особо Тяжких Преступлений Сил Зла - собранная, спокойная, профессор Эвергрин выглядела совершенно готовой к завтрашнему дню. В руке у нее Гарри различил какой-то кусок пергамента, покрытый обширными кляксами.
Гарри тут же поймал себя на мысли, что завидует ей. Она - женщина, и всегда может сперва выплакаться, хмуро подумал он, а потом вновь собраться с силами и порешить всех черных магов в округе. Валери Эвергрин вполне на такое способна. Интересно, знает ли она ужасную историю профессора Снейпа? Она вполне могла прочитать ее в его личном деле, если занималась преступлениями Упивающихся Смертью. Может, она держит профессора на почтительном расстоянии от себя именно потому, что знает подробности фактов, навечно запятнавших его биографию?
Гарри оторвался от щели в двери и поплелся на свой этаж. Судя по тишине в комнатах, все уже спали, хотя где-то в конце коридора Гарри разглядел стоящих в карауле Уоррингтона и Теда Тойли. Странно было видеть их вместе, но мозг Гарри не задержался на этом. Парень осторожно приоткрыл дверь своей спальни и проскользнул внутрь. Рон, Невилл, Дин и Симус тихо посапывали в своих кроватях, Невилл нервно ворочался во сне, а Симус спал на спине, неуклюже и по-детски открыв рот. К кровати Рона был прислонен щит, на котором еще блестела непросохшая краска: видимо, Дин уже успел над ним потрудиться. На черном поле в золотом кольце извивался алый дракон, держащий в зубах цветок лилии. Гарри осторожно погасил масляную лампу возле подушки Рона, положил щит и меч на кровать и на цыпочках отправился в соседнюю комнату, где у них была "ванная". "Ванная" представляла собой узкое помещение с громадным тесовым корытом, в котором могли уместиться все пятеро гриффиндорцев сразу. К всеобщему сожалению, в Англии одиннадцатого века еще не изобрели ни ванны, ни горячей воды, текущей по водопроводным трубам, поэтому воду, каждый день приносимую работниками, приходилось нагревать самим с помощью заклятия, не забывая обновлять его каждый раз, как только она остывала. С этим неудобством Гарри уже смирился, поэтому он аккуратно прикрыл за собой дверь, наложил на нее Заглушающие Чары, чтобы шумом воды не разбудить своих соседей, и с помощью Переливающего Заклятия начал наполнять корыто водой из большого чана. Пришлось изрядно попотеть, но, в конце концов, вода в корыте дошла до самого верха. "Калефакто", - пробормотал Гарри. Вода в импровизированной ванне забулькала, закипая, как в чайнике. Похоже, он немного переборщил, и ему придется садиться в кипяток, хмыкнул он, интересно, это тоже последствия выпитого им зелья? Пока вода остывала, Гарри стянул сапоги, швырнул их на деревянный топчан в уголке, прошлепал босыми ногами к узенькой полочке у окна и при свете волшебной палочки зашуршал сложенными на полке мешочками с успокаивающими травами для ванны; сейчас ему как никогда нужно было расслабиться. Бросив в корыто горсть сухого чабреца пополам с тысячелистником и тертый корень валерианы, он с наслаждением почувствовал запах, исходящий от воды и принялся с остервенением срывать с себя одежду: проклятые узкие штаны полетели в один угол, промокшая от пота серая рубашка - в другой, мантия - в третий. Гарри попробовал ногой воду - уже начала остывать, развязал шнурок, стягивающий его отросшие до плеч волосы, - и с удовольствием опустился в корыто, отметив, что закон маггла по имени Архимед сработал так хорошо, что потом нужно будет не забыть вытереть лужу на каменном полу. Гарри опустился с головой с ароматную воду, благо гигантские размеры корыта это позволяли, вынырнул, встряхнул непокорной шевелюрой и устало опустил голову на край деревянной лохани. Думать не хотелось. Сейчас, когда к завтрашнему поединку было практически все готово, Гарри не знал, что еще он не предусмотрел, кроме собственной победы. Даже после разговора со Снейпом он, зная, отдавая себе отчет в том, что нельзя допустить, чтобы Вольдеморт поверг прошлое в такой же ужас, как и его, Гарри, настоящее, все же был твердо уверен, что даже при всем его неистребимом желании покончить с этим чудовищем, шансы у него мизерны. Холодок пробежал у него по спине при воспоминании о том, что завтра ему суждено либо самому вонзить зачарованный клинок в плоть врага, почувствовать, как он входит в чужое тело, изгоняя из него жизнь, либо самому почувствовать в себе меч Вольдеморта. Убийца... Когда он победит, то есть, если он победит, станут ли его так называть? Или он будет так называть себя сам, а окружающие вновь возложат на него венок героя? Гарри вспомнил, что Дамблдор при упоминании о том, что предстоит сделать Ордену Феникса, никогда не произносил слово "убить". Только "уничтожить". Значило ли это что-либо важное, Гарри не знал. Под водой он нащупал висящий на его груди золотой медальон. Правильно ли он поступает? Северус Снейп, наверное, ответил на этот вопрос своим страшным рассказом, и, вспомнив об этом, Гарри содрогнулся. Кто же мог знать, что ненавистный профессор Зельеделия скрывает такую страшную тайну? Наверное, кроме Дамблдора этого не знал больше никто, но почему же Снейп тогда поведал свой ужасный секрет ему, Гарри Поттеру, мальчику, которого он всегда презирал, которого унижал и ненавидел, потому что Гарри был сыном своего отца? Не хотел ли Снейп предостеречь его от чего-то? Или, возможно, намекнуть на выход из этой ситуации? Гарри поднялся, чтобы добавить в ванну воды, и тут его прошиб холодный пот. Он подумал: а что если Снейп рассказал о той роковой ошибке не кому-нибудь, а ему, потому, что ему самому было страшно и он хотел выговориться. Но, будучи слизеринцем, Снейп, возможно, понимал: завтра Гарри может не вернуться обратно, и об этой истории все равно никто не узнает. Гарри стоял с открытым ртом в остывающей воде, пока не почувствовал, что замерзает. Тогда он вздохнул, прибавил еще воды и окончательно решил, что больше не будет думать об этом, потому что, как совершенно правильно выразился Снейп, на поле боя побеждает самый храбрый, а не тот, кто думает дольше. Думать времени уже не осталось, значит, он теперь может идти только вперед, отступать поздно. Гарри сел, откинулся на спинку корыта и, сонно глядя на свои острые колени, торчащие из воды, решил, что больше не будет ни о чем размышлять, потому что время сомнений прошло. Если ему нужно стать убийцей, чтобы Вольдеморт больше не причинил никому зла, он станет им. "Калефакто мезус", - буркнул он, вдохнул запах валерианы и закрыл глаза, чувствуя, как вода вокруг него снова начинает медленно нагреваться. Голова стала тяжелеть от усталости, от запаха трав, и через несколько секунд Гарри задремал, угревшись в приятно теплой воде, поэтому не услышал, как осторожно приоткрылась дверь, пропустила маленькую хрупкую фигурку, закрылась снова, и чей-то тихий голос снова прошептал Заглушающее Заклятие. Босые ноги робко прошлепали по покрытому водой полу, и фигурка завозилась где-то в углу, складывая что-то на деревянный топчан. Только когда фигурка уронила один из гарриных сапог прямо в лужу и тихо ойкнула, Гарри осознал, что он в комнате не один. "Кто здесь?" - он потянулся за палочкой, но в темноте никак не мог ее нащупать, шлепая ладонью по влажному полу.
– "Рон, это ты?" Фигурка затихла и испуганно скорчилась в уголке. "Кто здесь?" - уже громче повторил Гарри. Тут ему пришла в голову ужасная идея, он подумал, что это леди Эдит могла зайти, чтобы занести ему чистое белье. Или, он похолодел, кто-то еще из девушек. Он покраснел и заметался в лохани, пытаясь нырнуть по самые уши и одновременно выловить палочку на полу. В результате ничего не получилось: пытаясь достать укатившуюся палочку, он, покраснев от стыда, был вынужден привстать больше, чем по пояс, поскользнулся и плюхнулся обратно в корыто.
– "М-м-м... Леди Фрир, это вы? Гермиона? Отвернись! Спасибо за рубашку... только, ой!.. я не одет и... Черт... Ассио, манти..." "Это я, Гарри..." - прошептала фигурка. Гарри, наконец, нащупал проклятую палочку, но при звуке этого голоса снова выронил ее от ужаса. Он чувствовал, что покрывается краской от ушей до самых пяток, все еще скорчившихся в воде. "Сьюзен?" - слабо переспросил он, возблагодарив небо за то, что в комнате темно.
– "Ты что тут делаешь? Не зажигай свет!" - поспешно добавил Гарри, разглядев, что девушка пытается взмахнуть палочкой.
– "Я не... я купался", - пояснил он, судорожно забираясь в воду по самый подбородок.
– "То есть, я еще купаюсь и... Ты принесла мне одежду, да? Извини, я не... могу встать, чтобы... черт", - пробормотал Гарри, пытаясь собрать в кучу плававшие в воде травы, чтобы хоть как-то прикрыть то, из-за чего он не мог встать. "Я положила ее сюда, в уголок", - пояснила Сью, показывая рукой на узелок с чистой рубашкой и штанами. Она изо всех сил старалась не смотреть на Гарри, и хотя было темно, ему показалось, что она тоже страшно покраснела. "Ой, спасибо!" - нервно сказал Гарри, все еще пытаясь нырнуть поглубже и проклиная того идиота, который срубил лохань с такими неудобными стенками.
– "Сью, мне так неловко, в общем,... я уже сейчас... погоди... только обсохну", - и в этот ужасный момент он понял, что даже не взял простыни, чтобы вытереться. Он замолчал, в отчаянии пытаясь придумать выход из этой кошмарно неловкой ситуации, но в голове у него было пусто, к тому же он вдруг понял, что не чувствует ничего, кроме удивительно родного и щемяще желанного аромата мяты, который у него всегда ассоциировался со Сьюки, аромата, перекрывающего все запахи трав, которыми была наполнена ванна. "Гарри... Гермиона мне сказала, что Вольдеморт вызвал тебя на... на поединок, и завтра ты должен выйти на поле против него. Это правда?" - Сью разговаривала с ним дрожащим голосом, все еще глядя в пол. Гарри смутился оттого, что она не отвернулась, но понял, что, видимо, она шла к нему из-за этого вопроса и так хотела задать его, что даже забыла обо всем остальном. "П-правда", - осторожно подтвердил Гарри, опять выронив в темноте палочку. "Нет", - сказала Сью и подняла глаза. "Что?" - не понял Гарри и тут же спохватился.
– "Сьюки, не надо..." "Гарри", - она в два шага пересекла узкую комнатку и опустилась на колени прямо в лужу возле корыта.
– "Не ходи к нему. Не соглашайся! Нет!" "О Мерлин, Сьюки, осторожно, тут мокро! И, пожалуйста, мне неловко..." - пробормотал Гарри, чувствуя, что не владеет собой. "Обещай, что не пойдешь!" - ее глаза при свете луны казались огромными, прозрачными, как озера.
– "Он же убьет тебя", - простонала она. "Сью, милая, как я могу это обещать!" - Гарри повернулся к ней, забыв, в каком он находится виде.
– "Это должно было произойти когда-нибудь. Вот завтра это и произойдет. Он - или я". "Ты еще можешь отказаться", - прошептала девушка, впиваясь пальцами в край ванны. "Тогда он бы назвал меня трусом",
– тихо сказал Гарри. Его ладонь неожиданно для него самого легла на узкую ладошку Сью. Сьюзен молчала и смотрела на него так долго, что этот момент показался Гарри вечностью. А затем ее пальцы поднялись и погладили его лицо. Гарри показалось, что это ветер прошелестел над ним, он закрыл глаза, и представил, что снова стоит на поляне, полной звездочек цветущих асфоделей, и ветерок шевелит его волосы, осторожно касается щек, лба, кончиков ресниц, шеи, плеч... Он вздрогнул и открыл глаза, потому что понял, что это не ветер, что это его робко касаются губы Сью. "Сьюзен... Сьюки, я... не надо". "Ничего не говори, Гарри", - горячо прошептала девушка. Ее расширившиеся глаза были так близко, что Гарри мог разглядеть в них свое лохматое, мокрое отражение. Она прерывисто дышала.
– "Ничего, ничего не говори..." Ее пальцы спустились к нему на плечи, и он автоматически, следуя зову не разума, а другого, древнего, как мир инстинкта, наклонился и притянул ее к себе. От Сьюки исходил аромат весенних цветов. "Что ты делаешь, Сью?" - Гарри показалось, что все тело у него словно застонало.
– "Я же... я не смогу остановиться!.." - отчаянно пробормотал он, зарываясь в ее длинные светлые волосы и осторожно, будто боясь сделать ей больно, скользя губами по ее шее ниже, к упругому теплу, где взволнованно билось ее маленькое горячее сердце. "И не надо..." - свет луны проник сквозь светлую полупрозрачную ткань платья Сьюзен, когда она встала и шагнула к нему, в жаркую горьковатую дымку травяных ароматов. Тихо плеснула вода. "А если завтра... если я не вернусь?" - Гарри замер, но мучительное желание кричало, что завтра будет завтра, а сейчас он еще жив. Они живы. И надежда тоже жива. "У нас есть сегодня, Гарри. Сейчас".