Гарри Поттер и Обитель Бессмертия
Шрифт:
— Не волнуйтесь, ребята, — сказал он. — Как ни трудно говорить об этом, особенно после того, как мы потеряли Дамблдора, однако директор — это еще не все. В «Хогвартсе» остаются ваши старые учителя, там сложились свои традиции, и на все это Фадж не сможет слишком сильно повлиять. Да он, я думаю, и не захочет. Не уверен, что он будет так уж стремиться оставить свой след в истории школы. Ведь реформы требуют того, чтобы преодолевать недовольство, доказывая их необходимость, а Фадж превыше всего ценит покой.
«Потому что ему все равно», — угрюмо подумал Гарри.
Однако он не стал обсуждать это даже с друзьями. Ему не хотелось, чтобы его разубеждали и утешали. В самом ощущении недовольства была какая-то необъяснимая ценность, сознание своей правоты, которое питало его дух. И все-таки нашелся один собеседник, который решился объяснить ему, что он не прав.
… — Пойми, Гарри, — увещевательно заговорил с ним Дамблдор, — сейчас трудное время, именно поэтому так важно не ожесточиться.
— Я понимаю, почему Вы так говорите, — кивнул Гарри. — Только я уже не настолько верю в то, во что верили Вы, директор. Я уже не тот, что раньше.
— Да, ты изменился, — согласился Дамблдор. — Ты уже не тот одиннадцатилетний мальчик, который боялся, что его не примут в «Хогвартс». Ты стал взрослее, сильнее и умнее.
— Хорошо бы я сам так считал, — пробубнил Гарри. — А тому одиннадцатилетнему мальчику я сейчас даже завидую. Да, с тех пор я многому научился, но, кажется, и утратил что-то — кое-что важное.
— Что именно? — с нажимом уточнил Дамблдор.
Гарри понятия не имел, что, но ответ вдруг пришел сам собой.
— Ощущение чуда, — вздохнул он. — Странно, да? Казалось бы, школа магии — это как раз то место, где сам воздух пропитан верой в чудеса.
— Эта вера живет в тебе, — кивнул Дамблдор. Его контуры, блестящие серебром, начинали таять; Гарри хотелось протянуть руку, удержать, но он, как однажды наяву, не мог пошевелиться. — Скоро она пробудится в твоей душе снова, и станет куда сильнее, чем раньше…
Больше Гарри ничего не помнил из своего сна, однако после него в душе парня долго не угасало волнение. Ведь он вдруг понял, как сильно рассчитывает, что именно то, что обещал во сне Дамблдор, и произойдет с ним, когда он вновь окажется в «Хогвартсе». При этом он все еще никак не мог представить «Хогвартс» без Дамблдора.
Каникулы тем временем продолжались и были отмечены новым событием. Билл и Флер, вернувшись из путешествия, нанесли визит, и миссис Уизли долго ахала, поражаясь тому, как они загорели. Произошло это в тот самый день, когда прислали результаты СОВ Джинни, которые вполне устроили ее родителей.
На Джинни появление Флер произвело обычное действие, и она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поскорее избавиться от ее общества.
— Пойду, покормлю цыплят, — заявила она и умчалась в сад.
Оставшиеся принялись рассматривать колдографии, привезенные молодоженами, и миссис Уизли хватилась дочери только тогда, когда настало время садиться за стол.
— Она же должна была достать ложки и все необходимое, — удивилась хозяйка дома.
Гермиона скептически поджала губы. Она отлично понимала, что Джинни, невзирая на искреннюю любовь к старшему брату, не имеет ни малейшего желания прислуживать Флер.
— Давайте, я вам помогу, — предложила она.
Гарри, устав от полумрака кухни, вызвался найти Джинни. Он вышел на солнце и, щурясь, неспешно двинулся в обход дома. Сад Уизли все еще выглядел непривычно ухоженным, и тропинки, такие утоптанные, хранящие следы ног двух сотен гостей, не собирались зарастать. Мистер Уизли не стал убирать некоторые скамейки, и на одной из них Гарри и обнаружил Джинни.
— Тебя зовут, — сообщил он издалека.
Девушка крайне неохотно поднялась и пошла ему навстречу.
— Мерлин, как я не хочу туда. Нет, не говори про то, что Флер хорошая! — замахала она. — Давай лучше поговорим о другом.
Гарри покосился на нее с недоумением и уже собирался указать, что, вообще-то, не предлагал никаких тем для обсуждения.
— Меня таки удивляет, Гарри, почему тебя не сделали старостой школы? — разочарованно протянула Джинни.
— А меня — нет, — пожал плечами Гарри. Его такое положение дел нисколько не задевало, но негодование Джинни тронуло парня. Казалось неправильным, что она за него переживает, хотя все это, в сущности, такие пустяки. Гарри было приятно думать, что страдания по значку старосты он уже перерос.
— Но теперь, когда директор Фадж, он же всегда к тебе хорошо относился, — продолжала Джинни, проигнорировав его слова.
Раньше гриффиндорец об этом не задумывался. Но теперь он вдруг обнаружил, что прекрасно понимает, почему никакое хорошее отношение Фаджа не даст ему назначения старостой.
— Фадж работает на Скримджера, — решил объяснить ей Гарри. — А я, знаешь, произвел на министра скверное впечатление на слушании Малфоя. Он считает, я слишком неуравновешен, и не стоит доверять мне ответственных дел.
— А Малфой? — продолжала девушка. — Ему можно доверять? У него теперь просто обязаны отобрать значок, странно, что этого не сделали сразу же, как только Люциуса Малфоя схватили в Министерстве. Иначе это просто невозможно!
— Согласен, — миролюбиво отозвался Гарри. Теперь, когда гнев перекипел, он чувствовал себя уставшим, и с удивлением поймал себя на том, что типичная экспрессивность Уизли, коей фонтанировала Джинни, его тоже утомляет. Девушка это заметила.
— Удивляюсь тебе, Гарри. Как ты можешь так спокойно к этому относиться?! — буркнула она, развернулась и зашагала к дому.
За столом она, вопреки привычной манере вести себя, ни разу не обратилась к Гарри, а когда приходилось слушать его, держалась отчужденно. Только после отъезда Билла и Флер до него дошло, что Джинни, похоже, обвиняет его в трусости. И, догадавшись об этом, Гарри, безусловно, почувствовал себя задетым, однако что-то мешало ему воспринять ее претензии серьезно. Несколько дней ушли у него на ожесточенные препирательства с самим собой, пока, наконец, не возникло понимание. Да, Гарри очень не нравилось, когда он нем думали, будто он слишком слаб, чтобы вступить в спор с решением Министерства или хотя бы выразить недовольство Фаджу по приезде в школу. И все-таки после происшествия на дне рождения он почувствовал себя гораздо взрослее, чем до сих пор. Выступлений в Министерстве он после этого совершенно не боялся, но готов был сделать это снова только по стоящему того поводу. Вот поэтому Гарри не собирался возмущаться тем, что его не назначили старостой. Он любил «Хогвартс» и готов был сделать все, чтобы сохранить его дух, но не хотел добиваться того, что не имело для него никакого значения.