Гарри Поттер и Обитель Бессмертия
Шрифт:
Его слова пробудили среди учеников тихое недовольство, и они разошлись, унося это чувство с собой.
— Конечно, так мы и откажемся, — усмехнулся Симус Финниган; Гарри про себя, впрочем, решил, что он все равно вряд ли сдаст, судя по его успехам.
— Что ты привязался? Он так сказал, потому что положено предупреждать, и все, — отмахнулась Парвати, пролезая следом за ним в гостиную.
Гарри постарался подольше оставался снаружи. Он понимал, это было глупо, и все же до последнего оттягивал этот момент, после которого неизбежно предстояло заняться уроками. Кроме того,
Они расположились втроем по одну сторону небольшого столика, и Гермиона полезла за тетрадями, а Джинни, сидящая на полу напротив, поинтересовалась, как прошло занятие. На ее курсе тоже успели познакомиться с Твикроссом.
— У нас сразу несколько расщепились, представляете? — поделилась она своими впечатлениями.
— А у нас, помнится, только Сюзан Боунс, — припомнил Гарри, копаясь в сумке с преувеличенным усердием; он очень рассчитывал, что это смягчит Гермиону, когда она узнает, что книг, заданных Флитвиком на этой неделе, он вообще еще не видел. Но до тетрадей он не добрался. Сверху оказался пергамент, свернутый вдвое. Гарри не мог вспомнить, чтобы он клал в сумку нечто подобное. И еще он заметил, что боковой карман для перьев отваливается; но так, кажется, было уже некоторое время.
— Ну и мороки, должно быть, было с ними у Твикросса, — жизнерадостно заметил Рон.
— Знаете, а у меня тут… — и Гарри, не дотрагиваясь до лишней вещи на всякий случай, кивнул.
Все вместе они склонились над раскрытой сумкой.
— Кто-нибудь, — странным голосом спросила Гермиона, — следил за нашими сумками?
В отличие от Гарри, она решительно сунула руку внутрь и дотронулась до листа, а затем извлекла его. Это действительно был свернутый вдвое лист пергамента, который поначалу показался Гарри абсолютно чистым. Однако чуть позже он заметил, что по его поверхности бегают, то появляясь, то скрываясь, всякие буквы.
— Ух ты! Любовная записка? — ненатурально оживилась Джинни, склоняясь к Гермионе.
Та, похоже, не подумала о таком объяснении, и опасение стало постепенно, как бы неохотно исчезать из ее взгляда.
— Я как-то не думала, чтобы это могло оказаться так банально, но возможно, — с неохотой признала она. — Это анонимное письмо. Его невозможно прочитать при большом скоплении народа. Гарри, ты не возражаешь, если я пойду к себе в спальню, или ты хочешь прочесть это сам?
Ничего подобного Гарри не хотелось, и он согласился как можно небрежнее, надеясь, что Джинни поймет, насколько для него безразличны всякие там записки. И Гермиона ушла, к тайному облегчению Гарри, так и не вспомнив об уроках.
— А ты что, такие получала? — строго обратился к сестре Рон.
— Сто раз, — задрала нос Джинни и, не глядя на Гарри, ушла по своим делам.
Гарри постарался не подать виду, что ему неприятно было это услышать. Сам он понятия не имел, как создавать анонимные письма, как-то не додумался, когда была необходимость. А теперь у него не было права на недовольство и
Из-за того, что он увлекся своими переживаниями, ему показалось, что Гермиона вернулась почти мгновенно. На ее лице была написана неподдельная тревога.
— Вам надо прочитать это тоже, — категорично потребовала она. — Не знаю, может быть, вы прочтете там не то же самое, что я. Такое бывает. Где мы сейчас можем уединиться?
— В Комнате необходимости, — не задумался Гарри.
Уйти, не привлекая ничьего внимания, оказалось непросто, но Гермиона так резко заявила, что они идут в библиотеку, что ей, определенно, поверили. Гарри, стремясь уклониться от преследующих его сострадательных взглядов, первым выбрался в коридор и помог Гермионе.
— Слушай, а подсунуть это мог кто угодно, — заметил, присоединившись к ним, Рон.
Гарри и сам это прекрасно знал. В суете попыток аппарирования, когда и ученики, и наставники беспорядочно по Большому залу, ему не всегда удавалось уследить за одним только Малфоем, притом что он четко концентрировался на этой задаче. Теперь же он опасливо косился на записку в руках Гермионы, стараясь не волноваться из-за того, что она только что вышла из-под опеки мадам Помфри и запросто может попасть под нее снова, если будет вот так хватать неопределенные вещи. Однако у него хватило такта промолчать.
Комната необходимости на этот раз была маленькой. Несколько кресел, столик и камин создавали ощущение нагромождения, словно наезжали друг на друга. Но камин давал достаточно света, и Гарри, плюхнувшись на сидение, тут же жестом велел Гермионе передать столь взволновавшее ее послание.
Теперь и снаружи было видно, что на внутренней стороне что-то написано. Развернув, Гарри прочел следующее: «Знай, что в гриффиндорской башне мелькает враг. Не доверяй липучке. А эту записку лучше всего сожги».
— Что там? — спросила Гермиона. Гарри молча передал ей клочок пергамента. Она прочла, насупилась и, в свою очередь, сунула записку Рону.
Им потребовалось меньше минуты, чтобы выяснить, что текст для всех был одним и тем же. Гермиона, однако, вовсе не считала это хорошим знаком.
— «Сожги»! Что за театральщина! — фыркнула она, но все же на ее лице проступала тревога. — С другой стороны… возможно, кто-то действительно имеет основания бояться, что в нашей башне эта записка может попасть не в те руки.
— «Не доверяй липучке»! — процитировал Рон. — Гарри, в таком случае тебе придется шарахаться ото всех гриффиндорских девчонок, да и вообще ото всех твоих поклонников.
— Я и так не стану доверять кому-нибудь вроде Ромилды Вэйн! — отмахнулся Гарри. — Я же не идиот.
На лице Гермионы он прочел отчаянную неуверенность.
Рон между тем увлеченно гадал, о ком бы могла идти речь в записке.
— Я бы подумал на Маклагена, уж больно он противный. Да и Фадж тоже не ангел, а в нашу башню он, между прочим, заглядывал! И слизеринские старосты тогда, с обыском! Мерлин! А вдруг это просто очередная гадкая шутка слизеринцев? — предположил Рон. — А что, анонимка — очень на них похоже. Мы ведь не знаем, кто это написал.