Гастролеры, или Возвращение Остапа
Шрифт:
Болтовня гостя, по-видимому, нравилась хозяйке, и та периодически кивала, удерживая себя от того, чтобы не рассмеяться.
– Нездоровый патриотизм приводит к здоровому идиотизму. Лозунгами о патриотизме можно собрать великое и послушное стадо, но быть истинным патриотом и состоять в клубе любителей родины – не одно и то же, – гость потикал рукой. – Поголовье патриотов возрастает благодаря вот этому ящику, который современники называют телевизором, – Жульдя-Бандя дружески похлопал по «горбу» «Горизонта» – гадкого утёнка отечественной радиотехники.
У хозяйки
– От патриотизма до идиотизма один шаг! Однако патриотизм – это довольно призрачная субстанция: отнимите у народа хлеб, водку и селёдку, и фундамент патриотизма будет разрушен. Национал-патриотизм умрёт, не получая питательной среды.
Золотые россыпи цитат и афоризмов и неуёмный темперамент молодого человека пленили хрупкое женское сердце, что было написано на лице Виолетты.
– Ты слово «идиот» сказал десять раз, – напомнила она, хороня на устах сарказм.
– Это было небольшое отступление от темы…
– Совсем небольшое, – согласилась молодая женщина, выслушав перед этим целый трактат.
– Меняется эпоха, меняются приоритеты. Труд утратил свою «прерыгативу». Работают умственно отсталые. Именно поэтому не работают евреи. Работают те…
– …кто не умеет философствовать, – оборвала эксклюзивный монолог хозяйка. Она растянула губки, правда, не от удачной вставки, а от утраченной трудом «прерыгативы».
Глава 26. Допрос свидетеля
Тут Виолетта посерьёзнела, переменив тему вопросом:
– То, что ты странствующий оболтус, – это понятно. Но что занесло тебя в Одессу?
– Я приехал сюда с благотворительной миссией – исцелять хворых и немощных жителей Херсона.
– Так надо было ехать в Херсон!
– Логично, – утвердительно кивнул абстракционист, – но я не смог отказать себе во встрече с любимой Одессой…
– И когда это ты успел её полюбить?
– В детстве, – собеседник отобразил на лице счастливую улыбку инфицированного любовью человека. – Любовь – это инфекция, в первую очередь поражающая мозг, сердце и кошелёк.
Как можно не любить Одессу с еврейским народным юмором: «Ты начинаешь тратить меня на нервы», «Не делай мине беременную голову», «Мадам, ваши глаза заставляют мине забить падежов», или «Ты бач яка сука!»
– Это уже не одесситы – это львивцы та иваново-франкивцы, – не скрывая пренебрежения, перекривила хозяйка. – Понайихали тут.
– Полюби ближнего своего, как самого себя, – напомнил простую библейскую истину Жульдя-Бандя.
– Так, а теперь, кто ты у нас там – Баньдя-Жульдя?..
– Жульдя-Бандя…
– Короче, Вовик. Какова цель твоего визита?! – Виолетта посмотрела на гостя, как строгая мамаша в глаза вернувшейся под утро дочери, и, не дожидаясь ответа, внесла некоторую ясность в предстоящие отношения. – Если ты решил, что я портовая шлюха или твоя очередная подстилка, то ты жестоко просчитался…
– Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек (В. Высоцкий)… Виолетта, французской жеманницей тебе стать будет ещё сложнее…
– …чем портовой шлюхой???
– Увы, для этого нужно много денег и машину времени, чтобы вернуться в начало 17-го века. Французские жеманницы пудрили щёчки, которые назывались «престолом пудры», и носили платья в стиле барокко-рококо, под куполами которых могли вполне комфортно уместиться три-четыре любовника.
– У меня нету ни платьев, ни машины времени. Если бы не продала дачу, ходила бы как ободранная кошка.
– Виолетта, по-твоему, выходит, что я похож на сексуального маниака?! – Жульдя-Бандя для полноты восприятия обозначил себя руками.
– А рази ж маньяки похожи на маньяков?! – перекривила женщина с оттенком жёлчи на лице. – Одним словом, если ты решил бросить у меня копыта, то будешь тише воды, ниже травы.
– Базара нет, нет, нет, огни мерцали, огни мерцали, когда поезд уходил (ремейк, В. Королёв), – пропел велеречивый гость. – Виолетточка, дружочек, если ты думаешь, что мне… – философ, снова обозначил себя, только теперь уже правой рукой, – …негде бросить копыта, то ты заблуждаешься ещё больше, чем заблуждался Дарвин, утверждавший, что человек произошёл от обезьяны. От обезьян произошли идиоты. – Жульдя-Бандя посмотрел в изумрудные глазки оппонентки, дабы определить её реакцию на своё претендующее на афоризм века изречение.
Та, за личиной безразличия, с трудом сокрывала свои симпатии к неординарному молодому человеку:
– Опять идиоты. Ты без них уже, наверное, жить не можешь?
– Могу, – честно признался Жульдя-Бандя. – Они без меня – нет. А я здесь только потому, что намерен предложить тебе должность импресарио, – он сказал это с такой помпой, будто намеревался предложить должность директора банно-прачечного комбината, Рембыттехники, а то и вовсе Дома быта.
– Импресарио – это устроители концертов или представлений, – ненавязчиво напомнила хозяйка.
– Абсолютно с вами согласен: это и будет самое настоящее представление.
Виолетта свернула губы трубочкой:
– Ты предлагаешь мне стать соучастницей своей авантюры?
– Ни боже ж мой. Никакой авантюры. Вот, – Жульдя-Бандя открыл дипломат с тем, чтобы ещё раз показать удостоверение экстрасенса.
– Я тебя умоляю, – хозяйка отстранила его руку с корочкой народного целителя международного класса. – Эту туфту будешь показывать следователю по особо важным делам.
– Если понадобится, я и его исцелю. Чем я хуже Кашпировского или, например, Чумака?! – целитель воззрился в зелёные очи хозяйки. – Тут нету никакого криминала.
– Я рационалистка, а не идиотка, дорогой мой, – Виолетта улыбнулась, начиная сознавать, что уже подхватила эту идиотическую заразу.
Улыбнулся и Жульдя-Бандя, именно по этой причине, всё же делая несмелую попытку переубедить строптивую и осторожную аборигенку.
– Фундаментом человеческой глупости является рационализм. Именно он выступает движущей силой торможения экономического развития. Рационалисты, как всемирного потопа, боятся инноваций и кредитов, обеспечивающих устойчивое развитие всех отраслей народного хозяйства.