Гать
Шрифт:
Врагом видимым и невидимым запрети, руководствуя мя спасенным путем, доведи к Тебе, пристанищу моему и желании моих краю. Даруй ми кончину христианску, непостыдну, мирну, от воздушных духов злобы соблюди, на Страшном Твоем Суде милостив рабу Твоему буди и причти мя одесную благословенным Твоим овцам, да с ними Тебе, Творца моего славлю во веки. Аминь.
Ту-дун, ту.
Метроном замер. Время остановилось.
2. Дело о смерти гауптмана М
Так
Разрываются наши сердца:
Дурачка, морячка, бодрячка, старичка, подлеца, молодца,
Гордеца?
Кортнев
Ну, начинается.
Заслышав первые же слова недотепы-ефрейтора, фельдфебель Нейедла тотчас скорчил кислую мину, будто и правда проглотил какую-то дрянь. Сейчас ему будут врать, причем врать напропалую, без оглядки на хотя бы и малейшую достоверность сказанного.
— Вашбродь, как на духу! Я был тверезый! Я вообще не пью, вот те крест!
И тотчас размашисто перекрестил себе пузо, будто это что-нибудь поясняло.
В том-то и дело. Перед ним восседал, выпучив глаза, единственный на всю бедовую бригаду как есть непьющий сапог, но от этого его слова вовсе не становились весомее.
— Молчать! — машинально взвизгнул фельдфебель Нейедла, для пущей важности присовокупив к голосовой команде удар кулака по грязной столешнице. — Отвечать строго на поставленные вопросы!
— Так я ж это. Я только с радостью, вашбродь! Вы только маякните, разом подхвачу!..
С тяжким стоном фельдфебель потянулся за стаканом и одним движением проглотил остатки налитой туда коричневой бурды. За что ему только это мучение?
— Повторяю свой вопрос по складам, специально для тупых и ефрейторов. При. Каких. Обстоятельствах. Был. Обнаружен. Господин. Гауптман?
— Так я же и говорю, вашбродь, обстоятельства такие: шел в расположение, никого не трогал, а тут он лежит. Я подумал еще, мож случилось чего, господин офицер, важный человек, а валяется посреди дороги, как простой, простите, гешютцформейстер, по всему видать, плохо господину гауптману, а может, и напротив, слишком это, хорошо, гы-гы.
— Сгною, — тоскливо просипел фельдфебель Нейедла, методично занюхивая настойку рукавом.
— Дык я тоже подумал, что так оставлять нельзя, подхожу, я, значица, то есть поближе подбираюсь, а от господина гауптмана, ты не поверишь, вашбродь, а от него разит, как бы передать, особенно выразительно. Ну, думаю, обделались господин гауптман, только бы теперь не попачкаться. Я так-то не из брезгливых, но хозяйского мыла потом сколько придется извести!
Фельдфебель Нейедла только головой покачал. К господину гауптману можно было относиться как угодно, но свинья он был преизряднейшая.
— Дальше!
— А что дальше, — развел руками раскрасневшийся ефрейтор, — я так и эдак вокруг, ну не ногами же его благородие пинать, все-таки офицер. А тут и гляжу повнимательней, а он вовсе не в луже лежит. Ну, точнее, как не в луже, в луже, там вообще настила почти что и нет, вы же знаете, господин фельдфебель, я уже сколько раз обращался…
— Ближе к делу!
— В общем, господин гауптман изволили лежать натурально в луже собственных выделений. Как говорят в народе, в кровище и дерьмище. Тут-то я и сообразил, что его благородие самым очевидным образом стал героем.
— Чего-о? — фельдфебель Нейедла аж на стуле привстал от такой наглости.
— Я говорю, сыграл в ящик, дал дуба, двинул кони, склеил ласты, окочурился, в общем. Официальным языком говоря, отсутствие признаков жизни налицо.
Схвативши со стола фельдфебельский стек, следователь принялся, яростно брызжа слюной, бегать вокруг допрашиваемого, время от времени, чуть отдышавшись, сообщать перепуганному ефрейтору, что тот, с-скотина, отправится сейчас прямиком на гауптвахту за неуважение к почившему его благородию, равно как и, по отдельной статье, за воспрепятствование дознанию.
Когда багровый туман перед глазами фельдфебеля Нейедлы подугас, несчастный свидетель полузадушенным шепотом уже хрипел, схваченный за шиворот, что-то невнятное, мол, ничего не нарушал, вашбродь, тотчас окликнул проходящий мимо военный патруль и передал хладное тело господина гауптмана на поруки, все как положено, вашбродь.
Бессильно рухнув обратно на посадочное место дознавателя, фельдфебель Нейедла вялым движением помановел ефрейтору, вали отсюда, но не дальше предбанника, и лишь только дождавшись, пока туша непьющего уберется с глаз долой, позволил себе налить еще стакан сивухи.
Вот ведь дрянь-то. А что делать, без стограма никакого морального здоровья не хватит этих животных терпеть. Так, что у нас там дальше по плану?
— Йиржи, доктора сюда зови!
Бледный денщик тотчас веником смотался в приемную, вернувшись обратно на пару с одетым в перепачканный бурым медицинский халат вольноопределяющимся Шпорком. Выглядел тот неважно, и по расширенным зрачкам и нарочито спущенному рукаву левой руки фельдфебель Нейедла догадывался, что безвременная кончина господина гауптмана отнюдь не была тому причиной. Надо бы проверить при случае, как давно в бригадной больничке проводилась инвентаризация сильнодействующих средств. С-скоты, ничего им нельзя доверить, проворчал про себя следователь.
— Вольноопределяющийся Шпорк, это вы проводили вскрытие тела господина гауптмана?
— Я? — доктор отчаянно заозирался, будто не понимая, чего от него хотят. — А, да, я. Да там в общем-то и не было особой причины…
И замолчал, будто бы задумавшись.
— Причины для вскрытия?
— А? Ну, да. Смерть очевидным для любого идиота образом наступила ввиду механической травмы лицевой части черепа, проникающее пулевое ранение с входным отверстием в правой верхнечелюстной кости и далее насквозь через глазницу в область левой теменной кости. Месиво. Грубо говоря, господин гауптман стрелялись и с задачей в итоге справились.