Гатчинский бес
Шрифт:
– И что? – спросил слегка обалдевший от неожиданности Сергей.
– А вот что… – С этими словами она достала из-под кофты узкий белый конверт. – Сегодня днем нарочный с уезда привез. Я у него и в квитанции расписалась. Говорю же тебе, большой человек стал Кирилл Иваныч. Читай, про тебя там…
Сергей машинально взял согретый на сестриной груди конверт, вынул исписанные листы плотной веленевой бумаги палевого оттенка. Однако… Семьдесят копеек за пачку, не меньше, – Феодора Спиридоновна для заказчиков такую же специально выписывала из столицы, а туда везли из Германии. Сверху конверта было написано «Варваре Васильевне Клюшиной, в собственный дом в селе Непрядвино Тамбовской губернии». Внизу значилось «К. И. Ладейников, присутствие Святейшего Правительствующего Синода, Сенатская площадь, Санкт-Петербург». Почерк был крупный, острый, твердый. Невольно сглотнув, Сергей развернул письмо и приступил к чтению.
«Здравствуй, Варвара, – писал Кирилл Иванович. – Весточку твою получить был рад. А вот за Сергея не радуюсь. Я про него все знаю, скандал вышел изрядный. Сплошная дурость, и ничего более. Выступать против министра – статочное ли дело? Хорошо или плохо придумано в части смены мундиров и переименования полков – не Сергеева ума это дело. Его дело служить Отечеству, а не бунтовать. Если каждый обер-офицер начнет характер выказывать, этак никаких устоев не хватит. Государь изволил разгневаться, а значит, на дальнейшей службе можно ставить полный крест…»
Сергей крепко потер лоб. Насчет креста он и сам понимал, дядя просто подтвердил его догадку. И что теперь? В хлебопашцы идти?
«Тем не менее я тут насчет него подумал и, может быть, что-то сумею подыскать, – писал Кирилл Иванович. – Пусть приезжает ко мне в столицу. Я каждый день, кроме воскресенья, в присутствии, с десяти утра и до четырех вечера. Есть ли у него деньги на дорогу? Прилагаю пятьдесят рублей. Дай ему прочитать это письмо, пусть не теряет времени. Жду через неделю, не позже. Может понадобиться.
Теперь о тебе. Навел я справки в вашей губернской управе и выяснил, что муж твой Семен Гордеевич крепко пьет и не хочет заниматься никаким делом. Это плохо. Прилагаю для него специальную записку. Передай, не распечатывая. Пусть почитает, авось за ум возьмется. А коли нет, коли продолжит пьянствовать и, паче того, станет на тебя и детей руку поднимать, упеку так, что мало не покажется.
Скучаю по нашим местам. Больше двадцати лет не был – пролетели в трудах и не заметил, как. Если получится, в конце года приеду в Непрядвино, отеческим могилам поклонюсь. И к Василию с Павлиной непременно наведаюсь. Ваши с Сергеем отец и мать мне как родные были, сама знаешь. А еще прилагаю сто рублей для тебя. Ты в Павлину удалась, – гордая, для себя ничего не попросишь. Живется же тебе, догадываюсь, несладко. И деньги в хозяйстве пригодятся.
На этом заканчиваю. Жду Сергея в столице. Деток от меня обними и отцу Никодиму кланяйся, если жив еще, – помню его хорошо. Пусть напишет, что ему для церкви надо. Помогу.
Твой дядя…»
Далее следовала витиеватая начальственная подпись.
Ай да Кирилл Иванович…
Судя по письму, карьера у дяди и впрямь задалась. Ведь привычка распоряжаться людьми и деньгами свойственна персонам высокопоставленным. Вновь перечитав послание, Сергей отметил властный тон и категорические характеристики, сквозь которые, впрочем, пробивались родственные нотки. И если действительный статский советник Ладейников озаботится судьбой двоюродного племянника, то фортуна к отставнику очень даже может повернуться лицом. Вот бы, а?..
Пока Сергей собирался с мыслями, Варвара достала из кармана кофты и аккуратно выложила на стол маленькую стопку десятирублевых ассигнаций.
– Это тебе на дорогу от Кирилла Иваныча, – напомнила она.
Сергей решительно замотал головой. Министерство с бывшим гусаром рассчиталось сполна. Выплатили и за должность, и за звание, и кормовые, и квартирные… Расстались хоть и плохо, но по-честному. Так что карман пока что не пустовал. А вот Варваре деньги нужны самой. Для деревни пятьдесят рублей даже не деньги – деньжищи. Маняшу с Дуняшей приоденет, Даньке букварь с картинками справит, Петьке с Ванькой игрушек прикупит… Себе новое платье-другое сообразит. Нестарая же еще, сестра-то, в девушках просто красавицей была, веселая и заводная. Сколько женихов пороги обивали… Где это все теперь? Ходит в темном и ношеном, горбится, лицо до срока покрылось морщинами. Правда, с таким мужем что ж удивляться… Сергей жалеючи взял сестру за руку.
– Деньги, Варенька, оставь себе, – негромко сказал он. – У тебя вон пятеро по лавкам. До Санкт-Петербурга доберусь, а там будет видно. Ты мне лучше скажи, – добавил он, в замешательстве ероша усы, – зачем я могу дяде понадобиться. Где Синод с церквями и где гусар? То есть поеду, само собой, надо чем-то заняться, но уж больно странно…
Варвара не стала спорить – убрала ассигнации. Благодарно погладила брата по русой голове. Вздохнув и понизив голос, произнесла:
– Зачем и почему – тут я ничего тебе не скажу, не знаю. Только сдается мне, что дядя наш у Константина Петровича Победоносцева – человек доверенный. А Константин Петрович, сказывают, хоть и обер-прокурор Синода, но не только церквями занимается. Уж очень тесно к царю-батюшке приближен…
Глава вторая
Дядя Кирилл Иванович взлетел высоко. Видно это было прежде всего по огромному кабинету на втором этаже трехэтажного здания Синода на Сенатской площади. Бравый гусар Белозеров от такого простора слегка оторопел и невольно прикинул, что с десяток полковых лошадей в дядином кабинете разместились бы со всеми удобствами… А потолок, под которым и орел бы распахнул крылья! А массивный, темного дерева стол с монументальной чернильницей, метровыми стопками бумаг и большой настольной лампой с желтым абажуром! А величественный портрет государя-императора в полный рост за спиной действительного статского советника! Висевший сбоку на стене портрет Константина Петровича Победоносцева выглядел, конечно, поскромнее, однако тоже производил надлежащее впечатление.
Но разве дело только в кабинете? Дядя этому кабинету вполне соответствовал, вот в чем дело.
Когда сгорбленный от почтительности секретарь в вицмундире, привычно трепеща, сопроводил Сергея Васильевича в обитель государственного деятеля (и был отпущен легким движением руки), Белозеров позволил себе вглядеться в Кирилла Ивановича. Как истинный военный, умеющий с одного взгляда оценивать поле боя, Сергей убедился, что памятный по детским годам дядя сильно изменился. Он был по-прежнему высок, на размах плеч не жаловался и спину держал прямо, однако совершенно поседел и даже позволил себе несколько полысеть со лба. В выражении крупного, гладко выбритого лица чувствовалась толика усталости, но энергия в глазах не угасла, а рукопожатие, которым удостоил Сергея, было сильным.
– Ну, садись, племянничек, – бесстрастно сказал Кирилл Иванович, указывая на обитый черной кожей стул возле приставного стола, и уселся напротив. При этом он с усталым любопытством разглядывал Сергея. А как иначе, если уж лет пятнадцать не виделись, кабы не больше.
Вроде бы по первому впечатлению Сергей дядю не разочаровал. И то сказать, – готовился. Добравшись до Санкт-Петербурга, он прямо с вокзала взял извозчика, поселился в пристойных нумерах «Русь великая» (четыре рубля в сутки за комнату на одного) и отправился на Невский проспект – приодеться и экипироваться. В столице Российской империи Белозеров был до этого лишь однажды, по службе и коротко, однако ничуть не растерялся, – в Киеве за три года службы бывал часто, а Киев город сам по себе столичный, большой и густонаселенный.