Гавани Луны
Шрифт:
Разве у тебя не было женщины, которая в любое время дня и ночи готова стать на колени и пососать? – сказал он.
Это как новый хороший автомобиль, или современный телефон новой модели, – сказал он.
Вроде и не нужно, а очень быстро привыкаешь, – сказал он.
Рина? – сказал я.
В ней были шик, порода и класс, – сказал он.
Она нужна была мне как жена, – сказал он.
И зря ты напомнил мне о ней, – сказал он.
Ведь
Я повернул к нему голову и не увидел лица. Он, как настоящий первопроходец, сидел спиной к свету, спиной к Луне. Я подумал, что не увижу лица человека, который меня убьет.
Почему же ты изменял жене? – сказал он после короткой паузы.
Я неоднозначен, – сказал я.
Ах ты гаденыш, – сказал он и снова рассмеялся.
Это становилось утомительным. Причем во всех смыслах. Так что я остановился передохнуть. Он с сожалением сказал:
Извини, что подгоняю, приятель, но у нас с тобой всего-то пару часов.
Поэтому не мог бы ты трудиться без пауз? – сказал он.
Как говорили древние греки, хорошо попотеешь, будешь здоров, – сказал он, и я даже не удивился, когда в очередной раз услышал смех.
Знаешь, – сказал он, оборвав ржание резко, – мне часто казалось, что ты нас всех за дураков держишь.
Кого это вас? – сказал я.
Нас, – сказал он, – друзей Рины.
О Господи. Как и любой недалекий человек в форме, он не мог без той или иной формы Братства. Сейчас это было братство друзей Рины.
Пожалуйста, не называй ее Риной, – сказал я.
Ведь это была моя жена, – напомнил я.
Ну хорошо, – сказал он, – нас, друзей Ирины.
Настоящих друзей Ирины, – подчеркнул он.
Чем же я заставил тебя так думать? – спросил я, тяжело дыша.
Т-с-с, – сказал он.
Мы замерли. Что-то пошуршало у мусорного бака за оградой. Лисицы из леса порой наведывались за нашими отходами. Видимо, и на этот раз. Шорох стих. Легавый успокоился, кивнул мне, и мы продолжили.
Ты, как и все, кто решил, что он гений, гений чертов, слишком много о себе возомнил, – сказал он с неприязнью.
Все вы, задроты, только и мечтаете о том, чтобы стать знаменитыми, и начать гадить на голову другим людям, – сказал он.
Как ты убил свою жену? – спросил я.
Не имеет ни малейшего значения, – сказал он.
Ведь убил ее ты, – сказал он.
Я вовсе не считаю себя особенным, – сказал я.
Тем более, гением, – сказал я.
Не смеши меня, – сказал я.
Все вы так говорите, – сказал он враждебно, – но каждый в глубине души думает «да-да, я, я, я».
Как солдат на войне, – сказал он, и скороговоркой запричитал – «не меня, не меня, не меня», пусть лучше соседа «.
Что-то бабье услышал я в его голосе. Что-то от причитания женщины, которую трахают. Прислушавшись к его дыханию, я понял, что это Рина говорит его головой. Я едва не рассмеялся. Такой мужественный, легавый был просто говорящей куклой, которую насадили на руку, и стали дергать лески у рта. Насадили рукой на задницу, подумал я, и все-таки фыркнул.
Все вы долбите одно и то же, – продолжал он с чужого голоса.
Я, конечно, не гений, но вы ведь на самом деле думаете по-другому? – передразнил он, и эта разноголосица начала путать меня.
Я ощутил себя в православном храме, где одновременно поют до десяти – или сколько их там, – человек. Подоспел и орган, наложившийся на мое тяжелое дыхание копателя, и в городке стало слишком шумно.
Я не гений, и знаю это, – сказал я.
То, что я пишу книги, вовсе не делает меня другим, чем все люди, – сказал я.
Если ты правда так думаешь, то хорошо умеешь скрывать мысли, – сказал он.
Кто такой гений? – сказал я.
Сервантес, Гомер, Шекспир, – сказал я, и по его пустым глазам, мелькнувшим при повороте головы, понял, что эти имена мало что-говорят ему.
А те, без чьих книг человечество может обойтись, пусть это даже очень хорошие книги, просто писатели, – сказал я.
Люди, которые не умеют делать ничего другого, – сказал я.
Ты уже не пишешь? – сказал он. – Рина говорила, что…
Ирина, – сказал я. – Да, я давно уже…
А если человечество может обойтись не то, чтобы без книг человека, а вообще без него самого? – сказал он.
Как мы назовем такого человека? – сказал он.
Я не знаю, – сказал я.
Все, что не относится к литературе и женщинам, для меня лес густой, – сказал я.
Женщины для тебя тоже лес густой, – сказал он.
Особенно небритые, – сострил он и, как обычно, заржал.
Я еще раз подивился его самонадеянности. Рина не пробыла бы с ним и дня. Это для него женщины – лес густой. Даже бритые. Но, как и все, кто слишком силен, он был чересчур самоуверен.
Я, по крайней мере, это хотя бы признаю, – сказал я.
Ты имеешь в виду, что я не разбираюсь в людях, но этого не замечаю? – сказал он.