Гавайская петля
Шрифт:
– Даже и думать об этом не смей, – проворчал Стэнхилл, – а к этому типу я еще присмотрюсь. Признаюсь честно, он мне сразу не понравился. Ты заметила, что он больше смахивает на какого-то разведчика, чем на юриста?
– Да что ты, – усмехнулась Джулия, – не может быть. Он ни о чем меня не спрашивал. Когда мы с ним танцевали, он говорил только обо мне – какая я прекрасная, какое волшебное свечение исходит от меня, как он не хочет, чтобы эта музыка кончалась…
Туманов почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он говорил не об этом. Он собирал информацию о гостях – то есть вел себя, как истинный «разведчик». А о том, что говорила Джулия, он не говорил – он об этом ДУМАЛ. Волосы зашевелились на загривке – такое ощущение, будто Джулия догадывается о его присутствии в комнате и говорит исключительно для него.
Сенатор продолжал ворчать. Партнеры по постельным делам неторопливо одевались. Пора уже было линять. Туманов осмотрелся – не толкнет ли что-нибудь локтем, начал смещаться гусиным шагом к двери. Протиснулся в темный коридор, перевел дыхание.
– Ну и что там, Павел Игоревич? – зашипел любознательный Ордынкин.
– Ох, не спрашивай, Серега… Расскажу – тебе тоже захочется.
– Ой, а мне уже хочется.
– Перебьешься. Давай вон туда, где темно, – эта парочка сейчас пойдет.
Они покинули комнату секунд через тридцать. Сенатор высунулся за дверь, поводил носом на предмет чужого запаха. Довели несчастного, усмехнулся Туманов, – изгоем чувствует себя в собственном доме. Первым из спальни выскользнул Стэнхилл, не стал дожидаться партнершу, зашагал по коридору, свернул в широкий арочный проход. Потом из темноты показалась Джулия. А ведь она действительно что-то почувствовала! Странная женщина. Очень необычная. Вышла в коридор, плотно прикрыла дверь, поправила съехавшее набок декольте. Что она делала? И вправду всматривалась в темноту, где скорчились двое русских? Послышался приглушенный смешок, и легкая тень заструилась по коридору.
– Ложная тревога, Серега, – выдохнул Туманов. – Возвращайся на исходную позицию, найди Кошкина.
Сил уже не было сносить этот маразм. Желание вытянуть ноги было подавляющим. На лужайке оставались самые стойкие. К ним вновь присоединился «несгибаемый» сенатор. Все собрались – не было только Сьюзан и депутата Макгилберга. Появились даже Темницкий со своей любовницей – хорошо хоть ума хватило выйти из парка порознь. Туманов смотрел на это непотребство зачумленным взором. Разразилась музыка – что-то вроде праздничного туша. Затем артиллерийская батарея на крыше выплюнула несколько залпов, расцвели тюльпаны над домом, и на тележке, стилизованной под фермерскую кибитку, ввезли огромный торт, похожий на Вавилонскую башню. Публика, кто еще мог держаться на ногах, призывно завопила. Туманов добрался до лавочки под сенью азалии, плюхнулся, закрыл глаза.
Он провалился в сон почти моментально. Только завертелась карусель перед глазами – и все растаяло. Павел просыпался от вибрации в кармане мучительно долго, никак не мог понять, в какой точке планеты он находится и что вокруг происходит.
– Павел Игоревич, ну почему вы не отвечаете?! – голос Ордынкина срывался от волнения. – Я нашел Вердиса! Я знаю, под кого он косит. Я знаю, где он!
Туманов слетел с лавочки, словно пинка дали. Сердце отбивало бешеную барабанную дробь.
– Павел Игоревич, вы здесь?
– Говори, я слушаю.
– Мы с Кошкиным посовещались и разделились – он остался на лужайке, а я пошел в дом – ну, в наше крыло, где комнаты для прислуги и прочих недолюдей. Был грешок – думал, прилягу ненадолго, а то уж мочи нет. Я столкнулся с ним в коридоре, он мимо меня прошел, еще глянул на меня так…
– Не томи, Сережа.
– Помните, когда мы подплывали к причалу, там разгружалась парочка? Вы спросили у Темницкого, кто такие, он ответил. Имени парня не помню, а жена, кажется, Сьюзан. Они пошли к машине, а за ними прислужник тащил чемоданы. Он еще что-то уронил, Сьюзан вернулась, подняла и сама потащила.
– Да-да, говори.
– Так вот, не поверите, Павел Игоревич, но эта сука и есть Вердис.
Туманов ахнул:
– Не может быть.
– В натуре, вам говорю. Зуб даю, Павел Игоревич, он, сука… Как прошел мимо меня, как посмотрел – аж потом ледяным прошибло. Мамой клянусь – его взгляд. Уж сколько мы за ним следили, неужели бы не выучили? Провели его на остров, Павел Игоревич, и нас провели, как первоклашек. За прислугу выдали. Ведь не сложно же – в волосы седину добавить, пару бородавок приклеить, ссутулиться, рожу сделать, как у потомственного идиота, спрятать в комнате, чтобы не высовывался…
– Ты уверен, что он тебя не узнал?
– А как бы он меня узнал?
– А по башке он кому дал в гостинице?
– Павел Игоревич, у вас точно что-то с головой. Он не мне по башке дал, а Кошкину.
– Прости, голова садовая. Можешь за ним проследить?
– А что я делаю?.. Он на крыльцо вышел, постоял и отправился в обход. Я за ним топаю, пока еще вижу.
– Господи, куда в обход?
– А я вам что, экскурсовод? Беседка здесь, он как раз ее обходит.
– Все, следи.
Голова трещала, как сарай, который ломали чугунной бабой. С какого бока в этой грязной истории семейство Эмерсонов? Еще один звонок.
– Павел Игоревич, это Кошкин. Не знаю, достойна ли информация наших исканий… В общем, дело было так. Сенатор порядком нагрузился. Отряд не заметил потери бойца, как говорится, – сами хороши. Я чуть не прохлопал, как он уходит с лужайки. В принципе, мужик неплохо держался. Охранник качнулся было за ним, так он ему чуть в морду не двинул. Стал орать, мол, сколько можно за ним таскаться в его же доме, когда же его оставят в покое, и тому подобное. Тот и сконфузился. Сенатор дотрюхал до дома, а в холле – там как раз никого не было – к нему эта баба подошла и стала что-то говорить… ну, как ее… Мы их на причале видели. За ней слуга чемоданы тащил. Она еще вас танцевала…
– Сьюзан?!
– Я так удивился, Павел Игоревич, – бубнил Кошкин. – Ведь эта баба в стельку была. Ушла спать – все видели. А тут откуда-то выплывает – и не сказать, что пьяная. Стала ему мозги проветривать – они вместе по лестнице в бельэтаж поднялись…
Туманов чуть не взвыл. Попались на удочку!
– За ними, живо! – взревел Туманов. – И знай, Василий, что тот слуга с чемоданами – это Вердис!
– Да идите вы, – ахнул Кошкин. – Ох, е-мое! – У Кошкина что-то происходило. – Порядок, Павел Игоревич, это я за колонну метнулся. Тип, про которого вы говорите, только что мимо меня прошел. А ведь он за ними идет, в натуре.
Попался сенатор в мышеловку, осознал Туманов. Вот оно – то самое…
– Послушай, Вася, не клади трубку. Докладывай, где находишься и что происходит.
– Я уже в бельэтаже, Павел Игоревич. О черт, озирается, сволочь. Все в порядке, я вижу, куда он пошел. Не знаю, как сенатор с бабой, а Вердис точно в этой комнате… Павел Игоревич, это чья-то спальня… Опаньки – дверь на защелку закрыли.
– Стой там. Ничего не делай.
Мысли роем вертелись в голове. Вердис уже не уйдет. Мчаться его убивать? А Сьюзан и сенатора – туда же, за компанию? Он просто тупо сядет – на всю оставшуюся жизнь. Масса времени уйдет, чтобы убедить самый американский суд в мире, что Вердис злодей. Пустить клич в массы?