Гавайская петля
Шрифт:
Наутро, весь покусанный, с головой, исполненной всей болью мира, пытался сделать несколько физических упражнений, куда-то брел, путаясь в лианах, свисающих с деревьев. Наткнулся на ползучее растение с чашеобразными листьями, заполненными росой, жадно выпил, облил голову. Вспомнил, что в желудке больше суток не было ничего похожего на еду, и эта мысль скрутила желудок. Первая же птица, спорхнувшая с ветки, стала жертвой его мачете. Он обдирал с нее перья, а она дрожала, издавала какие-то звуки. Кровь текла по рукам – он не смог съесть ее сырой. Вышел из того возраста. Затошнило, начались спазмы. Туманов сделал костерок, насадил тушку на зеленую ветку, стал держать над костром, угрюмо глядя, как она обугливается, глотая слюнки. Потом проглотил невкусное жесткое мясо, пахнущее «химией» и испражнениями.
Мысль о том, что вторую ночь в джунглях он не переживет, стала лозунгом. Он рвался на север – погода, как ни странно, благоприятствовала.
И Бог услышал его молитвы – он вышел на дорогу.
Услышал треск мотора, повалился за пышное растение с лучевидными листьями, похожее на агаву. Местность открытая – какая-то проплешина на теле джунглей. В России такое поле заросло бы молочаем и клевером – на Гавайях оно было усыпано цветами. Из-за поворота выскочил открытый джип, похожий на коробочку, и стал приближаться. У машины были серьезные проблемы с развалом-схождением – водитель яростно крутил баранку, чтобы удержать машину на дороге. Плюс огромная «грыжа» на переднем колесе. В джипе подскакивали четверо. Ничего нового – «простые» местные парни, проходящие службу в воинстве Крэйга. Пестрые, как попугаи, вооружены чем попало – от доисторической берданки (времен, наверное, Джеймса Кука) до громоздкого бельгийского пулемета «Миними» с пристегнутой коробкой на двести патронов. И что они могли рассмотреть на такой скорости? Но, видимо, пытались – вертели головами, как сычи, а физиономии были такие сосредоточенные, что сразу было понятно – у парней ответственная миссия.
Туманов проводил их взглядом – они скрылись за поворотом. Закрыл на минутку глаза, представил, как срезает их длинной очередью, захватывает джип и начинает увеселительные поездки по острову. Приятно, черт возьми. Ну сколько можно ходить пешком?
Он осмотрелся. За поворотом, отрыгнувшим эту каракатицу, дорога уходила, вероятно, на север. Не асфальт, в который закатаны дороги на южной стороне – для удобства передвижения людей из приличных сословий, – рваная колдобистая грунтовка, по которой проехать может только джип. За дорогой, в месте поворота, громоздились скалы, чуть правее – надоевший лес, напичканный лианами-паразитами. Вдоль опушки порхали огромные бабочки удивительных расцветок. Попугаи перелетали с ветки на ветку, орали, трещали, гугукали.
Это было именно то, о чем мечтает любой российский турист. Не стоило выходить на дорогу. Если это северное направление, то можно отправиться параллельно дороге. Туманов допустил, таким образом, серьезную тактическую ошибку. Он шел через заросли, они смыкались у него за спиной, пропало небо, он чувствовал себя в каком-то замкнутом пространстве. Несколько раз он порывался вернуться на дорогу и каждый раз твердил себе: еще немного, еще чуть… Он был той самой классической коровой, которую еще можно заставить подняться по лестнице, но вот заставить спуститься – уже никак. А когда заголубел просвет, Павел, забыв о том, что хотел минуту назад, принялся яростно рубить просеку, вывалился на опушку…
И с задумчивой грустью признал, что все не так и раньше надо было думать. Судя по всему, его занесло в окрестности вулкана. Найти его в небе было невозможно – джунгли взбирались на гору, скалы висели уступами. Если присмотреться, можно было различить на склонах серые потоки застывшей лавы и участки леса, окруженные этими потоками. А внизу под горой пейзаж был воистину марсианский. Лавовые реки, стекшие с горы, образовали у подножия вздыбленное «озеро». Щетинистые наросты, причудливые горбатые изгибы, а чуть дальше – целая горная композиция из застывшей вулканической лавы. В воздухе пронзительно пахло серой. Местечко действительно было адским. По инерции Туманов подался вперед – надеясь форсировать это несчастье. Пробирался по узким тропкам между «ручьями», но когда пришлось перелезать через гряду, он испытал поистине первобытный страх. Застывшая лава оказалась очень хрупкой, треснула под ногами, и он провалился по колено. Начал выбираться – и провалился еще глубже! Застыл, перевел дыхание, начал медленно вытаскивать ногу, чтобы не пораниться об острые края, похожие на битое стекло. Вылез из западни, облегченно вздохнул и начал отступать, кляня себя за полный географический и биологический кретинизм.
Он сломал свою гордость через колено, спустился пройденной тропой на дорогу. Машин не было. Дорога поворачивала на север и какое-то время не петляла. Теперь он двигался так, чтобы не терять ее из виду, и все же пришлось несколько раз углубиться в чащу, чтобы не маячить на открытом пространстве.
На привале Туманов стянул с себя куртку, чтобы просушить ее. Загремели выстрелы. Мигом оделся, залег за косогором. Выстрелы звучали отнюдь не за горами. Странные лающие звуки, сопровождаемые дребезжащими раскатами, – видимо, стреляли из насквозь проржавевших ружей. Настала тишина – затем еще два выстрела и крики. В голосе крикуна звучала неподдельная радость. Павел заработал руками и пополз на просвет. Жахнуло еще раз… и вдруг лес наполнился рычанием и топотом! Туманов в страхе юркнул за ближайшее дерево, вскинул автомат. Но тому, кто рвался через джунгли, самому было страшно. Тряслись кусты, обрывались лианы, трещали и гнулись молодые деревца. Что-то рычащее, невнятных очертаний, пронеслось через гущу древовидных папоротников, сшибая их, как стебли мятлика, – метрах в пятнадцати от Туманова. И вскоре топот затих. Отпустило. Он перевел дыхание, забросил автомат за спину, стиснул зубами обушок мачете и пополз на свет.
Посреди поляны что-то происходило. Суетилась молодежь – подростки лет шестнадцати-семнадцати, в длинных рубахах, в штанах, подвернутых на коленях. Их было четверо. У двоих за спинами болтались охотничьи ружья. Они возились в высокой траве, оживленно болтали. Павел не мог понять, что они там делают. Потом от группы отделился быстроногий парнишка, побежал к облезлому пикапу, стоящему на краю поляны. Забрался в кабину, завел мотор. Переваливаясь через кочки, грузовичок задом подъехал к группе людей. Паренек спрыгнул с подножки, кинулся помогать своим. Парни подняли толстый шест, к которому ногами была привязана большая, покрытая грязной шерстью свинья, начали перегружать ее в кузов. Двое вскарабкались на борт, приняли конец палки. Последний рывок – туша шмякнулась на настил, охотники радостно завопили.
Не походили эти пацаны на наймитов Крэйга. Простые деревенские парни. Он где-то слышал (возможно, от Кошкина с Ордынкиным) – на островах переизбыток диких свиней. Их расплодилось столько, что они наносят нешуточный вред экологии и природному балансу. Разрыли все джунгли. Местные власти всячески поощряют ликвидацию «лишних» особей. Даже деньги какие-то за них платят – а местной босоте никакие деньги не роскошь.
Парни попрыгали в кузов, грузовичок зафырчал, окутал поляну едким смрадом и запрыгал к дороге. Туманов проводил его глазами, перебежал поляну.
По всему выходило, что он пешком пересек остров с юга на север. Через четверть часа он лежал на вершине обрывавшейся в бездну скалы. Открывался панорамный вид на северную оконечность Патикая. Идиллическая красота распростерлась под Тумановым. Море меняло цвет с пронзительной лазури в прибрежных водах до насыщенного темно-синего вдалеке от острова. Ленивые волны облизывали стекающие в воду скалы, песчаные пляжи, изогнутую косу на северо-западе. Спуск к морю был долгим, порядка двух, а то и трех километров. На пологом участке теснились горки скал, похожих на шлемы английских полицейских, разрозненные островки джунглей, отдельные пальмы, скопления усыпанных белоснежными цветами кустарников. Дорога змеилась между скалами, просматривалось что-то вроде развилки, за ней одна ветвь грунтовки уходила вправо, карабкалась на скалы, обрывающиеся в море, а другая упиралась в крохотный рыбацкий поселок, приютившийся на краю бухты. Кучка жалких лачуг, какие-то сараюшки, причал на высоких сваях, у причала несколько суденышек не самых изящных очертаний. На волнах в паре кабельтовых от берега покачивался баркас, оснащенный треугольным латинским парусом. На палубе суетились крохотные фигурки.
Это было именно то, что он жаждал увидеть. А теперь сомнения зашевелились в душе. Выйти в полной красе, собрать людей, поинтересоваться, не найдется ли пара смельчаков, чтобы подбросили его до Хавы? Продемонстрировать кучку мятой наличности?
Возможно, и не все здесь бандиты. Но нужны им неприятности?
Опасения подтвердил молодцеватый внедорожник цвета маренго, показавшийся в поле зрения. Он возник далеко справа, на гребне далекой скалы. Вероятно, дорога, убегающая вправо от развилки, тянулась у пропасти. Туманов не видел, кто сидел в салоне, но явно не один человек. Джип петлял, повторяя извивы дороги, сделался ближе, больше и от развилки ушел в сторону поселка. Внезапно остановился, выгрузились несколько человек, и все повернулись в сторону Туманова. Мысленно ахнув, он уронил голову, начал отползать от края, но тревога оказалась ложной. Послышался рев двигателя, и по дороге метрах в тридцати от его скалы протарахтел еще один джип. На него и смотрели. А этот был старым знакомцем – облезлый, ржавый, с «грыжей» на колесе. Вояки что-то кричали, тыкали пальцами вниз. Джип уверенно катился под откос, объезжая препятствия, добрался до развилки и встал. Экипаж спешился, две группы людей смешались. Туманов пожалел, что не обзавелся биноклем. Прошло не больше трех минут. «Совещание» закончилось. Видимо, охотники пришли к выводу, что охота как-то не задалась, расселись по машинам и в колонну по одному потянулись в поселок.