Гаяна
Шрифт:
– На острове?
– усмехнулся Филипп Петрович.
– Разве вещи теряют только на Невском проспекте?
– возразил профессор Егорин.
– Да, не нравится мне эта история, - резко сказал Венев.
– Надо идти к островитянам!
– Или поискать, - предложил я.
– Хорошо, поищем, - подвел черту Александр Иванович. Добраться до берега на легкой надувной лодке было делом нетрудным. Кок правил, я сидел за моториста, профессор осматривал местность в бинокль, а биолог тер переносицу, стараясь припомнить, спал он на пляже или бодрствовал.
– Курс правильный, Василий Иванович?
– спросил кок.
– Что? Ах да, да… разумеется. Впрочем, если вы подвернете влево градусов на сорок… Вероятно, так. Попробуем.
Александр Иванович недовольно глянул на коллегу, но промолчал.
– Здесь?
– спросил Саша, разворачивая лодку бортом к берегу.
– Да-да, благодарю вас. А скажите, можно проехать вон туда, метров сто-двести?
– Проехать - нет, а проплыть можно, - все еще сохраняя спокойствие, кивнул Саша.
Через полкилометра Василий Иванович протер пенсне кусочком замши и стал уже тревожнее всматриваться к очертаниям берега.
– А что бы вы сказали, милейший кок, если бы я попросил вас проехать… нет, пройти, виноват, проплыть от нашей исходной, так сказать, точки А метров сто-двести в другую сторону?
– Пока я не дошел еще до своей точки, - с холодной любезностью ответил Перстенек, - вы можете приказывать, как вам угодно!
Профессор демонстративно молчал, а я, не желая сеять раздор, сделал вид, что меня это не касается, и стал замерять линейкой, сколько осталось горючего в маленьком, как дамская сумочка, бачке.
Нам попадалось, по крайней мере, с десяток укромных бухточек, но Василий Иванович смущенно смотрел то на скалы то на нас, то на облака.
– Уж не вверху ли вы отсыпались?
– сердито спросил Александр Иванович, перехватив его взгляд.
– Во-первых, я не уверен, что мне удалось вздремнуть, - совсем смутился Василий Иванович.
– Во-вторых, мне показалось, что вы немного раздражены. Между тем как только уравновешенность…
– Ну хорошо, - согласился Егорин, - допустим. Хотя я убежден, что совершенно спокоен! Но, скажите на милость: сколько мы еще будем здесь челночить? У меня уже в глазах рябит.
– Но я, ей-богу, не виноват, - пытался разрядить обстановку Гирис.
– Errare humanum est.[4]
– Охотно принимаю вину на себя, - уже едко продолжал Егорин.
– Охотно! Вы убедили меня, что наблюдательность - ваша стихия.
– Ур-р-ра!
– закричал вдруг Перстенек.
– Вижу! Мы все повернулись к берегу: в расщелине скалы на кусте висел фотоаппарат.
4
– Теперь вы должны убедиться, Александр Иванович, что я был прав. А вы пытались меня…
– Уважаемый Василий Иванович, если я и пытался, то лишь взять вину на себя из уважения к вам. И если вы сомневаетесь в моем…
– Драгоценнейший Александр Иванович, я никогда, осмелюсь вам заявить, никогда не сомневался, ибо сам отвечал вам тем же.
– Я тоже полагаю, что всегда вижу в вашем лице подлинного друга.
– Нет ничего утомительнее вежливости, - шепнул мне Саша и обратился к ученым: - А не сходить ли мне, товарищи, в этот лесок за дичью?
– Приветствую такое решение, - оживился биолог, - и прошу взять меня в компаньоны.
– Возьмите, возьмите, - поддержал Егорин, - Василий Иванович много лет занимается классификацией фауны и будет недурным помощником.
– Неплохо бы и стрелять метко, - замялся Саша.
– Вы изволите сомневаться во мне?!
– воскликнул Гирис. Тут из леса вылетела большая серая птица и направилась в нашу сторону. Она летела как-то странно: не махала крыльями, а быстро-быстро покачивала ими из стороны в сторону.
– Берите ружье, - тихо сказал Саша.
– Вон видите? Докажите на деле. Да быстрее же!
Странная птица, подлетев к нам, сделала крутой поворот и уже намеревалась вернуться в лес, но Василий Иванович мгновенно поймал ее на мушку, грохнул выстрел - и дичь упала на землю в каких-нибудь двадцати шагах от нас. По тому, как Василий Иванович ловко вскинул ружье и приклад сразу удобно лег в плечо, мы поняли, что трофей биолога - не случайная удача.
– Отлично!
– одобрил Саша и побежал за дичью.
– Василий Иванович, - позвал он из-за камня, - вот теперь сами определите, что вы убили.
Мы подошли к коку и склонились над добычей.
– Простите, - пробормотал биолог и протер пенсне замшей.
– Ведь это, как видите, не птица, а бумеранг!
Мы притихли. «Дичь» переходила из рук в руки. Да, это был алюминиевый бумеранг длиной около метра и толщиной в палец. Его красиво изогнутые лопасти изрешетила картечь. На изгибе виднелось круглое стеклянное окошечко. На короткой лопасти я прочел: «Made in…», а дальше - рваное отверстие.
– Удивительно, - прошептал Егорин, - кому надо нас фотографировать? Ведь это стеклышко на изгибе - объектив фото- или киноаппарата.
Прячась за скалами, мы пробежали к лодке, запустили мотор и поплыли к вертолету - благо, что он находился влево от нас и нам не нужно было показываться тем, кто сейчас прятался в лесу.
5
Узкую длинную пленку, извлеченную из бумеранга (профессор оказался прав: там был спрятан миниатюрный фотоаппарат), проявлял Баскин, а Гирис занялся своим фотоаппаратом.
– Ну-с, - наконец услышали мы голос Алексея Алексеевича, - полюбуйтесь. Это местность на пути к вам. Это вы сами стоите, задрав головы. Момент выстрела Василия Ивановича. А это нечто более серьезное… Надо полагать, что мистеры, метнувшие бумеранг, сперва проверили свою аппаратуру контрольным включением и на пленке остался вот этот красавец.