Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем. Вспоминаю разное…
— Ты должен жить. Слышишь? Я тебе приказываю: выживи!
— Не бойся! Лянскоронский все еще шлет тебе цветы?
— Сейчас зима. Откуда взяться цветам? Да и что тебе Лянскоронский? Можешь быть спокоен: я не кокетка.
— Тебе к лицу повелевать, а не выпрашивать внимание к себе.
— Даже не знаю, следует ли мне обидеться на твои слова.
— Сказал то, что думал. Обижаться на прямые слова — подталкивать к лицемерию. Ты ведь не хочешь, чтобы я с тобой лицемерил?
— Ты ничего не слышишь? Скачут…
— Постой, я сниму шапку… Похоже… Левее, в лес.
Они отъехали с четверть версты в сторону, когда по дороге действительно проскакало десятка полтора всадников в суконных шведских плащах.
— Несладко им в такой одежке, — сказал Василий. — Но и гнать в мороз коней не дело. Загубят. Поедем лесом, но так, чтобы видеть дорогу.
Луна совсем уже поднялась и теперь висела прямо над головами. Тени стали короче. Хрустел снег под копытами.
— Стой! — воскликнула Мария. — Тут тоже люди.
У сосны стоял бородатый человек в овчине. К стволу дерева был прислонен мушкет.
— Эй! Друг! — позвал его Василий. — Кого поджидаешь?
Человек молчал. Может быть, не знал, с кем имеет дело, а потому не хотел выдать и себя.
— Мы мирные путники. Отвечай.
Человек молчал.
— Назад! — встрепенулась Мария. — Тут что-то неладно.
— Нет, подожди.
Василий подъехал к человеку, тронул его за плечо.
— Он мертв, Мария… Постой, вот еще один…
Глаза человека были открыты. Иней, который покрыл бороду еще в те минуты, когда человек дышал, превратился в ледяную корку. Когда Василий тронул мертвеца за плечо, тот с глухим стуком упал рядом с деревом.
Через несколько шагов они натолкнулись на третьего. Тот был без мушкета. Рядом с ним лежал топор. Поодаль на полянке, накрытые сеном и рогожей, лежали шестеро мужчин. Все они были в овчинах и сапогах. Одеты не так уж плохо, но мороз оказался сильнее. Судя по одежде, это были не шведы, не царские войска и не казаки.
— Это засада, — сказал Василий. — Местные крестьяне.
— Но почему они здесь?
— Поджидали шведов. Может быть, тех, что сейчас по дороге проскакали. Или других.
— А кто же их прислал сюда?
— Сами собрались и сделали засаду.
— Страшно как!.. В снегу бутыль…
— Вижу. Пытались согреться. Но водка коварна. Сначала как бы отгоняет мороз, а потом и не замечаешь, как в вечный сон тебя затягивает…
— Надо бы похоронить.
— Сейчас даже заступом не выроешь могилу.
Мария все же спешилась, подошла к каждому из замерзших и перекрестила.
Еще через час Мария и Василий вновь остановили коней. Он разжег захваченные с собой сухое тряпье и несколько поленьев.
— Мне страшно, — сказала Мария.
— Ты думаешь о засаде?
— О ней.
— И я тоже.
— Так они и будут стоять до весны?
— Наверное. Сейчас их и похоронить некому. Мужики из сел разбежались. Да и бабы с детьми уходят.
— К царю Петру?
Василий подбросил в огонь валявшийся рядом сук. Но он был совсем промерзший, покрытый льдом и чуть было не загасил маленький костер.
— Нет, бегут не к царю Петру. Бегут в леса, и действуют без команды, без генералов и полковников. У шведов за последние дни угнали больше тысячи коней.
— Ты хмур. Тебе грустно?
— Не весело.
— Я могу помочь?
— Не знаю… Наверное, можешь.
— Тогда скажи, о чем ты думал сейчас? О замерзших крестьянах?
— И о них тоже. О разном. О нас с тобой. О других людях. Кто выживет в этой страшной войне? Что останется после нее на земле? Пепелища и заброшенные нивы?
— Города отстроят, а нивы можно засеять.
— Да, конечно. А погибших не вернешь. И тех, что сегодня замерзли, и тех, кто сейчас еще жив, но кто не доживет до конца войны. И еще я думаю, какими смешными были наши беседы в твоем фольварке. Можно убить Мазепу, можно оставить его в живых — от этого мало что изменится. Когда начинается народная война, ни Карл, ни тем более гетман уже ничего поделать не могут. Все решит сам народ.
— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Конечно, наша партия — всего лишь кучка людей. Но мы не сидели сложа руки. Иван все же увел с Сечи казаков. Мы раньше других узнали о планах Мазепы и еще сумели сделать что-то полезное. Может быть, убедим Августа выступить на помощь Синявскому. Это отвлечет часть сил шведов… Но ты опять задумался. О чем?
— Уже не о войне, — сказал Василий. — Уже о другом. О бедном Фаддее, который остался у гетмана. Ведь это я его зазвал туда. А еще — о тебе и о себе.
На рассвете они выбрались из лесу, нашли хутор, где панну Марию ждали трое вооруженных провожатых, которые должны были ехать с нею до самого Львова. А Василию надо было мчать на восток, к реке Псел, где его ждали Иван Одноглазый с товарищами.
— Помни: ты должен выжить!
— Я выживу, Мария!
И тронул коня. Оглянется или нет? Василий не оглянулся. Но если бы панна Мария знала, что чувствует Василий, то, наверное, расплакалась. Больше всего на свете он хотел повернуть коня и вернуться к ней.
Кто следующий?
Орлик доложил Мазепе, что его уже дважды спрашивает находящийся при свите короля некто Даниил Крман, который хочет получить от гетмана какой-то совет. Мазепа был не в духе: — Он в свите короля? Пусть с королем и советуется. Причин для плохого настроения у гетмана было предостаточно. Украинские города один за другим отказывались впускать шведов. Зато слали гонцов за помощью к русским. Карлу не удалось взять Смелу и Веприк. Более того, стоило шведам покинуть Ромны и перевести главную квартиру в Гадяч, казаки Скоропадского тут же захватили Ромны. А маленькое местечко Зеньков, где не было ни одного русского солдата, оказало такое яростное сопротивление, что понадобилось несколько полков, дабы заставить жителей открыть ворота. К тому же у казаков, верных новому гетману Скоропадскому, вошло в привычку красть шведских генералов и адъютантов короля. Так исчезли Линрот, Канифер и другие известные всей армии военачальники. Был вчера вечером человек, а утром уже нет. Где он? Не ответишь же королю, что украли казаки! И приходилось придумывать истории о сражениях со специально отряженными полками русского царя… Но Мазепа отлично понимал, чем пахнет дело: народной войной против шведов. И с нетерпением ждал ответа из русской ставки. Согласятся ли простить его? На каких условиях? Может быть, царь сделает широкий жест — примет покаявшегося грешника и разрешит ему проживание в каком-нибудь из отдаленных русских городов? В том, что оставаться ему на Украине уже нельзя, Мазепа не сомневался — наверняка найдутся люди, которые не простят ему измены…