Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
Теперь пришла весна. Странно понимать, что в этих суровых краях бывает весна и цветут деревья. Думаю, как только дороги просохнут, король будет искать решительной баталии с русским царем. Пока же у нас было несколько мелких схваток, в том числе около города под названием Опошня, не слишком удачных для нас. Нас постоянно терзают своими набегами казаки и калмыки.
Теперь мы идем осаждать город по имени Полтава.
Остаюсь преданным тебе супругом и любящим отцом наших детей,
Фридрих Мильтиц».
Граф Сан-Сальвадор, тайный агент саксонского курфюрста Августа Сильного, 1709 года:
«Ваше величество!
Сообщаю, что в Дрезден прибыла девица из Львова по имени Мария Друкаревичева: владелица небольшого поместья неподалеку от этого города, ваша бывшая подданная. По имеющимся у нас сведениям принадлежит к русской партии, поддерживает связи с коронным гетманом Адамом Синявским, не признавшим законности избрания на польский престол вашего врага Станислава Лещинского.
Нам известно, что она будет добиваться свидания с вашим величеством, чтобы сообщить сведения чрезвычайной важности.
Не исключено, что она ими вправду располагает».
Фарфор вместо пушек
В Дрезден пришла весна. Снова выглянуло из-за туч солнце, стаял с тротуаров снег. Хозяйки отмыли содой стекла окон, и город принял праздничный вид, хотя никаких праздников не предвиделось. Где-то там, на востоке, шла война, но в столице Саксонии о ней старались не думать, если не считать семей, чьи близкие были призваны в шведскую армию и угнаны сражаться с потерявшим чувство реальности, как казалось дрезденцам, русским царем Петром. Ибо кто же в здравом уме и трезвой памяти решится выйти в бой против лучшего полководца и лучшей армии в мире без помощи союзников, без надежд на поддержку соседей? А помощи Петру ждать было неоткуда. Польша повержена, расколота, погрязла в борьбе партий и коалиций. Австрия тоже занята войнами за испанское наследство и восстанием Ференца Ракоци. Данию молодой швед успел поставить на колени. Что же касается Турции и Крыма, то они только и ждали момента, чтобы попытаться остановить медленное, но неотвратимое продвижение России на юг.
Саксония откупилась от шведа 23 миллионами талеров и 12 тысячами солдат. И это была еще божеская цена. Судя по всему, России придется труднее. Может быть, она и вовсе прекратит свое существование, а Москва будет сожжена дотла.
И дрезденцы радовались, что выжили, что будет разрушен не их город, а чужая столица, что еще есть надежда со временем, пусть ценой упорного труда — а саксонцы всегда считали себя народом трудолюбивым, деятельным и очень организованным, — удастся восстановить и былое благополучие, и такой милый, приятный сердцу размеренный уклад жизни, когда не ждешь никаких неожиданностей, а наверняка знаешь, что завтра все будет так же, как было вчера.
Радовались даже тому, что непутевый курфюрст возвратился домой и теперь, возможно, займется делами своего отечества. Поговаривали, например, что истощенная государственная казна скоро пополнится за счет продажи фарфора. Пошла молва, что секрет его производства удалось выкрасть в Китае агентам курфюрста.
В общем, настроения у саксонцев, в том числе и у самого Августа, были вполне весенние.
И потому, когда курфюрсту доложили, что его хочет видеть специально приехавшая из Львова молодая девица, Август подумал, что, может быть, сам бог в дополнение к приятной весне шлет ему не менее приятное знакомство.
— Опишите ее. Похожа на кого-нибудь из известных нам дам?
— Нет, ваше величество, — отвечал генерал-фельдмаршал Флемминг. — Она не похожа ни на кого. Стройна, как лань, грациозна, как кошка, великолепно держится в седле. Но главное ее достоинство — глаза. Они, ваше величество, черны, как ночь, и загадочны, как раскосые очи сфинксов. Не знаю, хорошо ли я описал вам ее…
— Посредственно, — сказал Август. — Слишком много сравнений и нет точных сведений. Ее рост?
— Выше среднего.
— Цвет волос?
— Каштановый.
— Размер рук и ног?
— Насколько я могу судить, руки миниатюрны и изящны, относительно ног, ваше величество, я затрудняюсь…
— Вот и имей дела с такими министрами! — буркнул Август. — Как я могу управлять страной, если мне не приносят точных сведений о важных делах?
В общем, приехавшая из Львова красавица не задела воображения Августа. Милых девушек, как справедливо считал курфюрст, достаточно и в Саксонии, а неудачи последних лет отвратили его от желания интересоваться чем бы то ни было за пределами родного государства. Август проводил последние недели в обществе Иосифа Фрейлиха. Говорили они на разные лады об одном и том же, но постороннему их разговор показался бы странным и маловразумительным.
— А что, Иосиф, пусть они себе лбы разобьют!
— Конечно. Причем желательно, чтобы одновременно треснули оба лба.
— Мы же пока займемся этим…
— Об этом никак нельзя забывать. Это выведет нас в разряд самых богатых и могущественных государств. Если это будет у нас в изобилии, мы попросту купим всех. То-то будет потеха: и побежденный и победитель окажутся нищими и еще придут к нам на поклон. Ха-ха!
Август вслед за Фрейлихом тоже начинал смеяться. При этом он размашисто хлопал себя руками по бедрам и чем-то очень напоминал пытающегося взлететь в поднебесье домашнего петуха.
Поясним, что речь шла о лбах царя Петра и Карла XII, а под словом «это» подразумевался фарфор.
Август распорядился построить в Мейссене специальную фабрику, где изготовляли бы посуду, вазы, доски для столов, каминов и даже… гробы, которые стоили особенно дорого. Впрочем, затея с гробами все же не удалась. Для вдовы одного обершталмейстера
[26]
сделали пробный фарфоровый гроб, но он разбился при погребении. Тело почтенной вдовы пришлось тут же перекладывать в обычный гроб. Вышел большой конфуз. Церемония прощания с покойной обершталмейстершей была сорвана. Короче, с гробами не повезло. Зато остальные изделия из фарфора обещали стать очень ходовыми. Решено было оборудовать для продажи фарфора восемьдесят лавок и складов.
Курфюрст еще больше полюбил Беттигера, часто бывал у него, вместе с ним стрелял из пистолета в цель, подарил изобретателю кольцо со своим портретом, двух обезьян, медведя и открыл неограниченный кредит. Беттигер тут же построил теплицы, где высадил четыреста апельсиновых деревьев и множество других редких растений.
— Пусть играет в свои игрушки. Нам важно, чтобы он делал для нас это.
— Конечно, — соглашался с Фрейлихом Август.
— Затем, когда у нас золота будет столько, что и восьмидесяти складов для него не хватит, мы найдем где-нибудь десяток изобретателей, способных создать самые совершенные пушки и мушкеты. Может быть, они будут стрелять без помощи людей. Выставим такую стоствольную пушку против наглого шведа. Пусть себе с нею воюет! Ха-ха!