Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— Уже посреди болота, ракитник минуют.
Второй дозорный, пригнувшись, добежал до куста и присел рядом. Отсюда всё болото было видно как на ладони. Узкой стежкой, с длинными дубинками в руках, похожие на аистов, двигались вперед какие-то люди.
— Откуда ты знаешь, что это шляхта?
— Черт бы дятла узнал, когда бы не длинный нос. Видишь, как дубинками размахивают. Сразу видно — не наши люди. Да и откуда там нашим взяться? Кто-то указал им дорогу.
Оба дозорных с ужасом поняли, что прозевали врага и что теперь не успеют привести сюда гайдамаков прежде, чем конфедераты выйдут из болота на сухое место и развернутся в лесу.
— Беги в лагерь, — прошептал Нечипор.
— А ты?
— Беги, говорю тебе. За меня не бойся… Наши пускай отходят, только не на Смолянку, не то эти успеют перерезать им дорогу.
Нечипор остался один. Он размышлял недолго. Подгреб под куст принявшую траву и случайно обломанные ветки и пошел назад. Узенькая тропинка тянулась между кустами ещё саженей сто. С обеих сторон рыжели страшные топи и блестели не менее опасные «окна», поросшие кувшинками и осокой. На опушке Нечипор стал за куст и вынул саблю. Над головой, перепрыгивая с ветки на ветку, попискивала синица. Она то отлетала в лес, то снова поворачивала назад, садилась на молоденькую ольху, нагибала вниз неподвижную головку, словно приглашая идти за нею.
«Гнездо где-то поблизости, вот она и уводит в сторону», — подумал Нечипор. Так он стоял ещё долго. Но вот впереди что-то зашипело, плеснулось, и Нечипор увидел сквозь ветви конфедерата. Тот внимательно глядел себе под ноги, ощупывая дубинкой каждую кочку. Ещё несколько осторожных шагов — и конфедерат поравнялся с кустом. Миг — сверкнула сабля, конфедерат выпустил дубинку и без стона свалился на тропку. Нечипор толкнул его в трясину и перешел дальше, за соседний куст. На этот раз шел не конфедерат, а чернобородый, похожий на цыгана человек, очевидно проводник. Этот после удара сам упал в студенистое болото, и оно под тяжестью его тела забулькало, зашипело. Нечипор снова пробежал по тропинке и встал за кустом. Третий, четвертый, пятый конфедераты без крика попадали под ударами Нечипоровой сабли. Время летело. Нечипор знал, товарищ уже добежал до лагеря. Но он знал и другое — ещё два-три куста, а дальше — бугорок, на котором они только что играли в карты. Там уже не спрячешься. А впрочем, пусть и так! Всё же ещё несколько шляхтичей сложат головы!
После двенадцатого удара Нечипор почувствовал, как заболела в локте рука, будто ее кто-то повернул назад. Он уже не мог поднять саблю. А из-за соседнего куста уже показалась остроносая, лисья рожа конфедератского поручика. Теперь было всё равно. Гайдамаки предупреждены, а выстрел им покажет, где сейчас конфедераты. Нечипор выступил из-за куста и, приставив к груди поручика пистолет, спустил курок. Грянул выстрел.
Таран вёл свой отряд на запад, через лесную чащу. Он понимал — это единственный путь, которым можно выйти из ловушки. Надо было выбраться из лесу, пересечь Чумацкий шлях и выйти к Холодному яру. Ржали кони, путаясь в кустарнике, цеплялись за деревья возы — иногда их не могли вырвать и оставляли на месте, — перекликались гайдамаки, прокладывая топорами путь коням через заросли. Оксана и ещё один гайдамак вели под руки Явдоху. Она стонала, порывалась назад, туда, к дубу, в дупле которого оставила сына. Но Оксана и гайдамак крепко держали её. Когда дошли до самой трудной части пути — нужно было перейти болото, справа, далеко позади, послышался выстрел. Таран прислушался: больше выстрелов не было. «Значит, это стрелял Нечипор, — подумал он, — конфедераты ещё не вошли в лес». Когда подошли к болоту, сотник приказал рубить кустарник и мостить запруду. Гать росла быстро, все работали споро. Но у противоположного берега болото оказалось очень глубоким. Туда столкнули все возы, рубили и бросали деревья, лозу. Работа пошла ещё быстрее, когда позади зазвучали редкие выстрелы. Это начал перестрелку оставленный Тараном заслон.
— Быстрее, быстрее! — торопил Таран, поглядывая в ту сторону, откуда долетала стрельба.
— Уже не тонет, можно идти! — крикнул кто-то с запруды.
Таран поднял вверх обе руки с пистолетами и одновременно спустил курки. То был знак, по которому должен был отходить заслон. Он же должен был и разрушить запруду.
Миновали болото, шли ещё с полчаса. Лес чем дальше, тем становился всё реже, переходил в кустарник и внезапно оборвался совсем. Таран подал знак остановиться и вышел на шлях. С ним было трое гайдамаков. Осматривались недолго. Таран уже хотел звать остальных, как вдруг откуда-то сбоку послышался топот. Не сговариваясь, все четверо зашли в кусты, присели там, следя глазами за дорогой, терявшейся между холмами.
— Едут, — над самым ухом сотника прошептал один из гайдамаков.
Из долины поднимались всадники. Всадники покачивались в седлах, и от этого казалось, будто они вылезали из ямы, поднимаясь всё выше и выше.
— Раз, два, три, — считал Таран ряды. — Сколько их!
У сотника похолодело в груди. Значит, с этой стороны конфедераты тоже выставили засаду.
«Что делать?.. На что решиться? Быстрее, быстрее, — торопил он себя. — Ведь сзади тоже подходят конфедераты».
И в это мгновение гайдамак, лежавший рядом, вскочил на ноги, подбросил вверх шапку, закричал не своим голосом:
— Наши, атаман Неживой едет!
Любовь чаще всего приходит, когда о ней меньше всего думают. И как мог думать о любви Василий Озеров! Да ещё сейчас. А она постучала в его сердце неожиданно и сильно. Это была его первая, несколько запоздалая любовь, пылкая, страстная до боли и сладкого замирания сердца. Встреча с «нею» произошла у атамана Неживого, и девушку видел Василь не больше десяти минут. О ней он только и узнал, что зовут её Галей, что она сирота, бывшая горничная панов Калиновских и живет сейчас у деда с очень странным именем, псаря или доезжачего, который принял её к себе за дочку. Больше ничего не знал о ней Василь, а расспрашивать у людей стеснялся.
Как мальчик, ходил он мимо хозяйственного двора, а зайти в хату, где жила девушка, не отваживался. Раза два видел её названого отца, а случай свел его совсем близко с ним. Как-то под вечер, возвращаясь от Неживого, он догнал старика. Тот шел с реки, Василь предложил помочь поднести сети. Старик охотно согласился, потом пригласил солдата порыбачить вместе. На другой день они, нацепив на шеи торбы, уже таскали по речке бредень — Василь где глубже, а дед у берега, разговаривая как давние знакомые. Василь оказался ретивым рыболовом. Он понравился старику своей понятливостью, умением не перебивать других, сам порассказал много такого, что дед Студораки слушал с охотой. С того дня Василь стал часто бывать у деда. Галя сразу заприметила, что Озеров приходит не только ради деда, но виду не подала. Ей было приятно шутить с Василем, вгонять его в краску, заставлять опускать глаза.
Василь искал встречи с Галей, а оставаясь с ней наедине, не находил слов, быстро прощался и уходил прочь. Лишь один раз они почти полдня пробыли вдвоем — плавали на лодке далеко за Николаевский монастырь. Галя была особенно весела, она беспрестанно смеялась, брызгала водой и раскачивала лодку, а один раз, отнимая у Василя весла, поскользнулась и упала ему на колени. Галина щека очутилась около самых губ Василя, её глаза, как показалось солдату, блестели задорно и вызывающе. Вспоминая впоследствии этот случай, Василь думал, что, если бы он поцеловал её тогда, она бы не рассердилась.
…На село опускался тихий июньский вечер. Галя сидела на траве и большим зазубренным ножом чистила рыбу. Василь примостился на завалинке напротив неё, смотрел на её ловкие движения и, как всегда, молчал. Галя умышленно высоко подняла рыбину, изо всех сил скребла ножом, отчего рыбья чешуя падала Озерову на колени. Девушка подняла рыбину ещё выше, и несколько чешуек упало Василю на щеку. Он снял их, вздохнул и, ничего не сказав, вытащил кисет. Галя тоже деланно вздохнула и, отбросив локтем за плечи косу, подняла глаза. Вдруг тихий стон вырвался из её груди. Василь испуганно кинулся, думая, что девушка порезала руку. А Галя стояла на коленях против него, опустив вниз облепленные чешуей руки, и испуганно смотрела на кисет.