Гайдар
Шрифт:
Утром в штабе встретил Бычкова. «Хорош!» - глядя на него, произнес комиссар.
Они сам полагал, что вид у него хорош, хоть и выкатил перед уходом на себя три ведра воды.
До обеда побывал в лазарете, на полигоне и прод-складе. Потом вызвал трех вчерашних сотрапезников и - отругал за то, что перепутали свои банные дни. И теперь неизвестно, когда мыться первой роте, когда второй. (Командиры ушли в заметном смущении.) Затем поднялся к Бычкову.
– Конечно, - согласился Бычков, - нельзя обижать людей. Командиры наши - люди преданные, но замашки у них гусарские, поэтому знай край,
Он согласился. Тогда Бычков спросил:
– Ну, а когда вернешь деньги?
– Какие деньги?!
– Миллион семьсот тысяч, которые ты взял у меня ночью. (Это было примерно трехмесячное его жалованье.)
– Прости, Сергей Васильевич, но я у тебя не брал ни копейки…
– Ты пришел сюда ко мне в первом часу. Я знал, что ты в гостях, и оставался в штабе допоздна. Ты пришел и попросил два миллиона. Я сказал: у меня таких Денег нет. Тогда ты стал грозить наганом, нагана твоего я, конечно, не испугался. Я мог бы позвать часового, но не хотел подымать никакого шума. Мне достаточно истории с Загулиным. Двух миллионов у меня не нашлось: только полтора миллиона собранных партвзносов и двести тысяч своих. Я тебе все эти деньги отдал, решив отложить разговор до утра, когда ты проспишься.
– Прости, но я совсем ничего не помню. Я грозил тебе наганом? И взял такие деньги? Но на что?…
– Почем же я знаю на что?
– Но… у меня ничего нет.
– Он вывернул карманы.
– Вот пятнадцать тысяч. Остались от прошлой зарплаты. Больше ничего…
– Если ты, Аркадий Петрович, мне не веришь…
– Нет, почему же, я тебе верю…
– …то вот, пожалуйста, твоя расписка, - и положил на стол вдвое сложенный листок плотной бумаги.
Это была расписка в том, что он, Голиков А. П., взял один миллион семьсот тысяч у Бычкова С. В. Текст и число были написаны рукой Бычкова, а подпись стояла его.
Он узнал бы ее из тысячи поддельных, потому что нарочно упражнял руку, исписывая своим «Арк. Голиков» любой чистый клок бумаги и даже большие листы на своем рабочем столе, которые приходилось поэтому часто менять. Комиссар ему однажды заметил: «Такое пристало старорежимным телеграфистам, но не тебе, командиру особого полка, подписи которого достаточно, чтобы снять с фронта целый батальон».
Прочитав расписку, он сказал:
– Не помню… Ничего не помню, комиссар.
– Как же будем решать?
– Не знаю… Меньше чем в три месяца мне никак не расплатиться. Куда же я их дел?
– Мне-то, повторяю, откуда знать? Я тебя не спрашивал - ты не говорил. Только учти, если будет ревизия и не окажется денег, меня разжалуют. Я останусь без партбилета.
Неделю ходил как приговоренный, не зная, куда ушли те злосчастные деньги и где взять другие. Иногда навещал Бычков: «Ты чего голову повесил? Выкрутимся как-нибудь. Давай пройдемся по казармам».
Он так ничего и не придумал. Оставалось попросить у отца, но было стыдно. Давно ли писал… «В общем, я собою доволен. Немножко устал, но это пустяки. Я думаю, что сейчас неуставших и нет. «На смену старшим, в борьбе уставшим спешите, юные борцы» - вот клич теперешней молодежи…»
Как можно было после этого: «Дорогой папочка, не пришлешь ли ты мне два миллиона?…»
И
– На, - сказал комиссар, - и забирай свой вексель. Ничего ты мне не должен. Просто я решил тебя проучить - и за разгульное твое гусарство, и за то, что строчишь на чем попало: «Голиков… Голиков… Голиков». Этот кусок бумаги я отрезал ножницами от листа у тебя на столе…
И Бычков вышел.
Было радостно и стыдно. Злился на себя и улыбался: «Как же это я дал Бычкову так себя провести? Ведь видел, что расписка-то на клочке настольной бумаги».
Но комиссар был прав: шутку похуже мог сыграть и кто-нибудь другой.
* * *
В своей автобиографии Гайдар писал: «Частенько я оступался, срывался, бывало, даже своевольничал, и тогда меня жестоко за это свои же обрывали и одергивали, но все это пошло мне только на пользу».
ПОРАЖЕНИЕ БАНДЫ КОРОБОВА
В ночь на 21 июля 1921 года из штаба 5-го боеучастка пришел приказ: «По сведениям войсковой разведки, в районе села Хмелино оперирует банда Коробова - Попова численностью до 300 всадников.
Приказываю командиру 58-го полка тов. Голикову: К 5 часам 21.VII выслать команду контрразведчиков вверенного вам полка не менее 50 всадников при двух пулеметах в село Перкино. По прибытии контрразведчиков 58-го полка в село Перкино вести беспрерывную разведку в южном, юго-восточном и юго-западном направлениях. В случае обнаружения банды, не дожидаясь особых приказаний, немедленно атаковать ее и уничтожить».
В районе Хмелино его красноармейцы столкнулись с частью банды человек в сто. Возникла перестрелка, бандиты разбежались, оставив двоих убитых.
И теперь вся надежда у него была только на разведчиков. Раз банда здесь, во всяком случае, поблизости, нельзя ее упустить. И когда пришло донесение, что в районе Николаевского кордона (десять верст восточнее Перкино) разогнанная банда собралась, с конной разведкой в эту операцию отправился сам. И к Перкинскому лесничеству добрались часам к шести.
Было намерение дождаться полной темноты и тогда уже ударить, но в темноте и атакующим труднее. Будь то деревня - другое дело. А здесь лес. Пусть не очень густой, с широкими просеками, а все-таки. И потом в лесу рано темнеет…
Подсчитали, сколько примерно понадобится времени, чтобы окружить лесничество. И условились: атака начнется минут через пятьдесят. Еще раз предупредил: «Обход делайте как можно скрытнее, иначе Коробов уйдет, не приняв боя…»
Тот примерно час, который он отвел себе и разведчикам для занятия рубежей перед атакой, проходил медленно и напряженно. Через точно сосчитанные минуты должно было решиться, примут ли его как боевого командира бойцы, примут ли остальные командиры, перед которыми на той нелепой вечеринке он предстал совершенным дураком. Примет ли, наконец, Бычков, который с чужих слов говорил: «Молод по возрасту, но зрел по опыту». Сегодня Бычкову предстояло в этом убедиться или разочароваться.