Газета День Литературы # 70 (2002 6)
Шрифт:
Олег Головин ВЛАЖНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОТ ЛИМОНОВА (Лимонов о времени и о себе)
Лимонов Э.
"Моя политическая биография": Документальный роман —
СПб, "Амфора", 2002 г. — 302 стр.
ISBN 5-94278-280-6
Лимонов Э.
"Книга воды":
Москва, "Ад Маргинем
", 2002 г. — 318
ISBN 5-93321-036-6
— Вашей сколько? — спросила она.
— Одиннадцать! — не моргнув глазом, ответил я.
— Моему только семь. Растет быстро…
Через час возле нас (Лимонова и его подружки Насти — прим. О.Г.) образовалась целая колония мам с детьми. Но папа был один — я.(…) Все эти дети бегали к фонтану. До несанкционированной демонстрации оставался еще час…
/Э.Лимонов, "Книга воды"/
Лимонов одновременно умеет пугать и восхищать, вызывать омерзение и уважение, заставляет ужасаться и, вместе с тем восторгаться. "Новый эстетизм заключался в том, чтобы мчаться на броне бэтээра через сожженный город в окружении молодых зверюг с автоматами. Новый эстетизм заключался в том, чтобы шагать по мосту через Москву-реку, приближаясь к Кремлю, топать и ритмично скандировать: "Ре-во-люция! Ре-во-люция!" — пишет Эдуард Лимонов в своей последней книге, написанной в "Лефортово" — "Книге воды". А за две страницы до этого: "Я уже два года знал, что мне нравятся разрушенные города." Таков неисправимый Лимонов. И кто-то правильно недавно написал, что сейчас Эдуарда Вениаминовича Савенко судят за Эдичку Лимонова, за его статьи и книги, его героев (в которых он, как правило, выводил самого себя), его галлюциногенный бред и иногда чересчур болезненное воображение. Судят неудачника из "Дневника неудачника", подростка Савенко из "Подростка Савенко", палача из "Палача"…
В умении сочетать (пусть не всегда пропорционально) ужас перед описываемыми событиями и эстетический восторг перед их масштабами Лимонов похож на Проханова. Правда, Эдичка в своей еще большей отвязанности, чем главный редактор газеты "Завтра", может позволить взять верх именно тому самому "новому эстетизму", восторгу перед масшатабами трагедии. С другой стороны, это легко объяснимо. Масштабных разрушений в последнее время гораздо больше, нежели масштабных созидательных проектов. А потому, чтобы не потерять любовь ко всему масштабному и не опуститься до низкого уровня мелочных обывателей, и Лимонову, и Проханову приходиться иной раз заходиться в экстазе, в одном случае, перед взрывами в Нью-Йорке-2001, в другом — в Москве-99.
На мой взгляд, "Книга воды" по своей художественной задумке — самая интересная из последних книг Лимонова. Интереснее нашумевшей "Книги мертвых" и заказной "Охоты на Быкова". "Книга воды" отличается от других тем, что ее совсем нескучно, даже легко читать.
"Я инстиктом, ноздрями пса понял, что из всех сюжетов в мире главные — это война и женщина. И еще я понял, что самым современным жанром является биография. Вот я так и шел по этому пути. Мои книги — это моя биография: серия ЖЗЛ", — утверждает автор в "Книге воды". Правда последние творения Лимонова "Книга мертвых", "Моя политическая биография" и "Книга воды" скорее, на мой взгляд, являются сборником систематизированных воспоминаний, иногда даже вызывающе лишенных художественного вымысла. Такова "Моя политическая биография" — для постороннего человека довольно скучное произведение. Но лимоновская любовь к войне прослеживается и там: "Я был всецело поглощен, очарован локальными конфликтами, боготворил тогда людей войны". В "Книге воды", этом сборнике воспоминаний, связанных с романтическими, на первый взгляд, вещами — морями, реками, фонтанами, дождями — Лимонов упорно продолжает свою военную прозу: "А ведь как радостно, бравурно мы въехали в войну на броне бэтээра батальона "Днестр" с молодыми зверюгами в черной форме! Вы когда-нибудь ездили на бэтээре через города, с молодыми зверюгами? Железо оружия пылает на теле. Не ездили? Тогда вы жалкий тип, и только.
Однако несмотря на все это, уже на следующей странице Лимонов откровенничает: "Я выбрал неправильную судьбу". А до этого он рассматривает другие варианты своей судьбы: "У Бетси были большие шведские груди. Мы друг другу нравились, и сейчас, глядя из замка Лефортово, я ругаю себя, что не женился на Бетси, у нас было бы четверо или даже шестеро рослых красивых беленьких детей. И, возможно, я бы не попал в тюрьму по обвинению в приобретении оружия в крупных размерах в составе организованной группы. Я бы издавал, писал книги о таких людях, как Лимонов, по-английски". Но рождения второго Стогова не произошло, так как "я до головокружения был счастлив лежать под обстрелом на горе Верещагина и чувствовать вкус дольки мандарина во рту, только что сорванного мандарина, который может оказаться последним в жизни. Именно так я всегда хотел жить: пестро, рискованно, ярко. Теперь вот тюрьма и статус государственного преступника сделали меня бесспорным, отлили меня в бронзе. Кто посмеет теперь возражать против моей честности и трагичности?"
Действительно, теперь вряд ли кто. Искренностью наивного революционера, трагичностью его судьбы насквозь пропитаны обе книжки — и "Моя политическая биография" и "Книга воды" — вне зависимости от того, что в них описывается — купание с Жириновским в Кубани и возлежания на теплых камушках на берегу Сены или же долгое и трудное становление партии и неведомые скитания Лимонова по Горному Алтаю.
Олег ГОЛОВИН
Геннадий Ступин В ЛУЧАХ ЗАКАТА
***
Я вспомнил себя другого,
Стоящего на мосту,
Красивого и молодого,
Смотрящего на звезду!
И как на горе высокой,
Из десятилетий, насквозь
Подуло — и яркое солнце
В полночном небе зажглось!
Я замер от восхищенья:
В солнечной той стороне
Чисто сияло прощенье
Всем за всё и — мне!
Такая любовь и сила
Взмахнула во мне дугой —
Весь этот мир милый,
Весь этот мир дорогой!
К сердцу тебя прижимаю,
Вровень с тобой стою!
Жизнь ты моя живая,
За всё тебя благодарю!
***
Ярко-розовые маки
Расцвели перед окном —
Даже в полуночном мраке
Тихим светятся огнём!
На ветру летят, мерцают —
Столько нежности живой!
Ах, машины пролетают
В двух шагах над мостовой…