Газета Завтра 193 (32 1997)
Шрифт:
Легенды о Махмуде
Самые кровопролитные бои войны 1992 года развернулись в окрестностях города Курган-Тюбе и в окружающей его долине. “Оппозиция” Саида-Абдулло Нури — странная смесь местного филиала московского “демократического союза” с фундаменталистскими исламскими радикалами — стремилась установить господство над одним из самых богатых регионов Таджикистана, граничащим с Афганистаном.
В эти дни наступления “оппозиции” на Курган-Тюбе тогдашний военком города старший лейтенант бывшей советской армии, бывший командир разведроты одной из частей ограниченного контингента советских войск в Афганистане, бывший командир роты почетного караула президента Казахстана Назарбаева, видя полный паралич расположенного здесь кадрированного полка армии, Бог знает кого, а тогда еще 201-я дивизия не получила статус российской, но уже утратила советскую принадлежность, решился с несколькими добровольцами встать на пути у оппозиции.
Худойбердыев и его люди попросту угнали из парка не охраняемые никем танки и выступили из города. Подход мощных танков к отрядам Санчака Сафарова, дерущимся с “оппозицией”, был полной неожиданностью для Нури и его войск. Наступление на Курган-Тюбе захлебнулось. В городе начались затяжные бои.
Но кто-то “доложил” Нури, что танки к народнофронтовцам Сафарова привел военком города. В ту же ночь в дом, где жила его семья, ворвались вооруженные бородачи, а на утро Махмуд получил ультиматум: перегнать танки на сторону оппозиции, или вся семья к вечеру будет разрезана на ломти…
Ответ Худойбердыева на ультиматум был столь же неожиданным, сколь и ужасным. Он вывел танки на улицу перед своим домом и приказал им… расстрелять свой дом до основания.
Сколько погибло под его руинами боевиков, никто не знает. Но семья… Семья чудом осталась жива. И жена, и дети. Аллах или Господь (а жена Худойбердыева славянка, украинка) хранил их.
— Не совсем так было, — неохотно вспоминает о той ситуации Махмуд. — Зэки вообще-то спасли семью. Тюрьму с началом боев бросили охранять. Они и разбрелись по городу. Несколько зашли ко мне во двор. Охранники их испугались — думали, мои люди пришли. А тут еще танки стали стрелять. Разрывы. Ну, боевики дали деру. А зэки, как услышали от жены, что тут было, забрали ее, детей и привели ко мне.
— Но приказ-то стрелять по собственному дому ты отдал?
— Приказ отдал. Я знал, что этим сволочам верить было нельзя. Так и так смерть. Привел бы я им танки или нет — они бы все равно мне свой разгром не забыли. Жена потом рассказывала, они даже за ножами сходили, которыми баранов режут. Обсуждали, кому первому голову отрезать, — мне на глазах жены, или наоборот. Выхода не было…
Говорят, что жена и дети Худойбердыева — едва ли не единственные, кто в подобных обстоятельствах уцелел. И, кто знает, не прикажи Махмуд открыть огонь по собственному дому, прими ультиматум, были бы сегодня они все живы…
Говорят, что за подобное вероломство люди Худойбердыева никого из “оппозиции”, воевавшей под Курган-Тюбе, в плен не брали. А захваченного в бою автора ультиматума Махмуд пустил “в расход” самолично… Говорят…
Говорят, что после Афганистана Худойбердыев попал в алма-атинское военное училище в роту почетного караула, где отслужил почти год, пока его случайно не заприметил президент Назарбаев, который, увидев во главе роты молодого красивого узбека, возмутился: мол, как же так, неужели у нас нет своего казаха, чтобы представлять его и республику. Говорят, что когда Махмуд услышал эти слова, он в тот же день написал рапорт о переводе и отказался выезжать на очередную торжественную встречу.
— Пусть себе ищет казаха, — сказал Махмуд.
Казаха нашли. Говорят, был жуткий конфуз в аэропорту Алма-Аты, когда найденный казах не только не знал, как отдать рапорт гостю, но даже возглавить прохождение почетного караула толком не смог. Ушел куда-то в сторону…
Говорят, что у Махмуда везде свои люди. В разведке, в МВД, в Москве, в Ташкенте, в Турции, в Афганистане. Везде…
Говорят, что он поклялся великому Санчаку лично водрузить красное знамя над Пиком Коммунизма, когда восстановится Союз.
Говорят, что Ахмад-шах Масуд поклялся дать миллион долларов за голову Худойбердыева и сказал, что, пока тот жив, Нури никогда не сможет захватить Таджикистан.
Говорят, Махмуд за одну ночь собрал всех курган-тюбинских воров, вывез в горы и каждого второго расстрелял, а остальным пригрозил, что сделает то же самое, если те не прекратят грабить народ. С тех пор в городе почти нет преступлений и стрельбы.
“Патроны зРЯ не жжем”
Сам Махмуд к легендам о себе относится добродушно-снисходительно, но не без оттенка чисто восточного самодовольства. Быть народным героем приятно, что там ни говори. Но мы с нетерпением ожидали выезда на полигон, чтобы воочию, реально посмотреть, а что же все-таки могут его люди, чего стоят его батальоны.
Сначала мы сбились с пути и заехали в расположение одного из гарнизонов бригады. Приятно удивила четкая реакция дежурных по КПП: уже через несколько минут прибыл дежурный по части и, уточнив, кто мы и откуда, ушел в штаб. Через несколько минут он вернулся:
— Командир будет ждать вас уже на стрельбище, — объявил он. — Отсюда туда ближе, чем до города. Тридцать километров по шоссе, а там справа увидите. И поторопитесь, он не любит опозданий…
Последнее дежурный добавил уже от себя, по-своему оценив нас и наши поиски комбрига.
Мы выехали на шоссе. А за спиной, на плацу, начался привычный любому военному человеку утренний развод. Роты строились, командиры собирались на доклады…
Доехав до полигона, мы поняли, почему комбриг хотел встретиться пораньше. Полигон представлял из себя совершенно лысую, без кустика, без травинки впадину между отрогами горной цепи. В восемь утра здесь уже было далеко за тридцать в тени…
— Батальоны по месяцу здесь живут, — пояснил Махмуд. — Стреляют, учатся. Спят в палатках. Едят на полевой кухне. У нас даже полевой “приварок” есть в обязательном порядке. Дополнительное мясо, а еще сами колхозники молоко привозят.
— А не жарко?
— Конечно, жарко. Но это армия. И это наши условия. В них нам воевать. Никуда не деться. Потому-то мои солдаты и превосходят всех других и в МОРТе (министерство обороны Таджикистана), и в МВД, и в гвардии, и в “оппозиции”. В любую жару, в любой холод лезут в горы, отрабатывают тактику, стреляют.
— Ну от такой жизни, наверное, и дезертиров целая куча?
— Ни одного. Наоборот. Со всего Таджикистана ко мне люди едут, просят сыновей взять служить в бригаду. Я им говорю: мы — гвардия президента, мы все время на передовой, под огнем. Ни в какую! Пусть, мол, служит, пусть под огнем, зато никто его просто так под душманские пули необученного, безоружного не сунет, никто из него рабочего ишака не сделает… Поэтому у меня под ружьем сейчас две тысячи штыков и еще пять резерва. Случись что — через неделю я еще десять батальонов буду иметь…