Газета Завтра 215 (54 1998)
Шрифт:
Казахская молодуха объявила о попытке изнасилования, и хозяина квартиры задержали его новоявленные друзья. К моменту, когда я покидал тюрьму, неудачливый “насильник” провел в ее стенах уже почти год. Его дело было приостановлено по причине исчезновения пострадавшей, но на свободу беднягу выпускать никто и не собирался.
Встречались в тюрьме и люди, сидящие по крупным экономическим делам. Мне запомнился морально и физически сломленный человек, еще недавно бывший одним из самых удачливых русских предпринимателей в республике. На верхушку социальной пирамиды он взлетел, догадавшись приобрести землю с отвалами Чимкентского фосфорного завода. Применение современных технологий превратило советскую свалку в настоящее золотое дно. Кучи мусора,
Естественно, такой жирный кусок не мог проплыть мимо пасти назарбаевской семейки. Коммерсанта посетил не кто-нибудь, а сам зять (муж младшей дочери) президента. Он скромно и человечно предложил предпринимателю оставить целых десять процентов акций его же собственного дела.
Но тот оказался заносчив и не понял байского милосердия. Он отказался, надеясь, что деньги, адвокаты, влиятельные зарубежные друзья и т.д., спасут его от хищного президентского семейства. Через пару недель он уже сидел в столичном централе, обвиненный в финансовых махинациях. Его беременную жену посадили в камеру напротив. Не помогли обращения в казахстано-американский фонд по правам человека, другие правозащитные организации. Впрочем, неизвестно: дошли ли его письма до адресатов. Он знал, что у супруги в нечеловеческих условиях тюрьмы случился выкидыш. Он знал, что следствие по его делу, при необходимости, можно растянуть на долгие годы, и в самом лучшем случае он выйдет из тюрьмы беспомощным калекой.
У меня создалось устойчивое впечатление, что добрая половина сидящих: и в ИВС и в самой тюрьме - несчастные, ни в чем невиновные люди. Они угодили за решетку или “для массовости”, или потому, что обладали чем-то приглянувшимся представителям новой казахской элиты.
Им-то и приходится в тюрьме тяжелей всего. Именно их “загоняют в косяки” блатные сокамерники, в последнюю очередь они получают передаваемые надзирателями, которых называют почему-то “дубаками”, “дачки” (продовольствие, предметы обихода) и тем более “грев” (наркотики). Нередко они спят под шконками, впрочем, должен же кто-то под ними спать - в моей “родной” камере N 107 Алма-Атинского централа на шесть лежачих мест претендовало больше двух десятков человек.
Эти люди, как правило,- русские, не привыкшие держаться землячествами, не имеющие самого важного в тюрьме - поддержки.
Казахстанская тюрьма удивительно точно копирует назарбаевскую государственность. Формально никакого национализма не существует, более того - он под запретом по воровским законам. Но реально правят бал казахские “семейки” и “братья-вайнахи” - чеченцы с ингушами. Если же славянин вслух вспомнит о своей национальной принадлежности, он почти наверняка услышит суровый оклик: “Ты, что! Националку гонишь?” Некоторые русаки, насмотревшись на мусульманское братство, от горя и безысходности даже принимают ислам. Бывает, что местные умельцы прямо в камере делают им обрезание.
Надо сказать - это весьма опасная операция. Летом температура в тесных камерах запросто поднимается до 50-60 градусов по Цельсию, при высочайшем уровне влажности (постоянно кто-то умывается, стирает и т. д.). В таких условиях даже самая маленькая царапина угрожает серьезным воспалением. Это обстоятельство нередко удерживает заключенных от драк - слишком серьезными могут быть последствия. Наиболее спокойные и неконфликтные, кстати, те, у кого большой срок: убийцы, грабители и т. д. Каждый из них стремится дожить до освобождения и не хочет понапрасну рисковать здоровьем.
В камерах полно туберкулезников, сифилитиков, больных СПИДом и т.д., но в санчасть забирают только уже полумертвых. Большинство пациентов оттуда отправляется прямиком в морг. Каждого покойника провожает в последний путь вся тюрьма, остервенело лупя “шленками” (кружками) по “лакалкам” и “решкам”.
Впрочем, в тюрьме есть и привилегированные - “жировые” камеры, с нормальным количеством спальных мест, ковриками, телевизорами и т.д. Сидеть в такой камере довелось и мне - за сто долларов в месяц. Зарабатывающие гроши надзиратели всегда рады услужить - вовремя принести не разграбленную посылку с воли, сводить в гости в другую камеру, могут обеспечить даже женщиной из числа сидящих в соседнем коридоре. Между камерами существует интенсивное общение, обмен вещами и информацией. Гостинцы часто носят “через Андижан” (в заднем проходе). Все это подпадает под общий термин “движение”. Если в камере нет “движения” - это очень плохо. Плохо хотя бы потому, что стиснутые в малом пространстве люди, лишенные общения с “большим” тюремным миром, буквально дуреют от безделья и тогда разборок не избежать.
Когда я вышел на свободу, многие товарищи спрашивали меня о пытках. Нет, в казахстанской тюрьме не найти подвалов с дыбами, “испанскими сапогами” и прочими средневековыми орудиями мучительства.
Но многие из тех, кто не в состоянии оплатить пребывание в “жировой” камере, регулярно избиваются надзирателями. Помню, что особенно отличался на этом поприще здоровенный сержант-казах по кличке Тайсон, отрабатывающий на русских зэках свои боксерские навыки.
На допрос возят в милицейском “уазике”, заталкивая в “собачий ящик” вместо двух положенных - шесть человек, среди которых сифилитики, туберкулезники, вшивые и т. д. И металлический гроб, забитый хрипящими от удушья, истекающими потом людьми, небрежно оставляют на раскаленном южным солнцем дворе часов эдак на пять-шесть. Одним словом, арсенал “незабываемых удовольствий”, которые может предоставить тюремное начальство строптивому заключенному, богат до чрезвычайности и “испанские сапоги” или электрошок - просто излишняя роскошь.
Казахстанские власти решили не лепить собственными руками из меня очередную “икону русского сопротивления”, и суд оказался простой формальностью. Прокурор констатировал невозможность применения ко мне статей УК, а председатель суда, которого все называли попросту Мамыр, быстренько оформил год условно. Наручники с меня сняли под ненавидящими взглядами представителей КНБ ( комитета национальной безопасности), один из которых - русский, проворчал, что теперь недосчитается звездочки на погонах.
Мне повезло, и я вырвался из ада казахстанской тюрьмы, а затем и из его преддверия - так называемой “республики Казахстан”. Но сколько еще наших братьев и сестер осталось влачить ярмо казахского ига?
Записал А. БОРОДАЙ
РУДНЫЙ: ЧАС ТРУДНЫЙ
Режим Назарбаева жестоко подавил очередную попытку русского населения северного Казахстана к самоорганизации. Собравшаяся 30 ноября прошедшего года в городе Рудном русская община обсуждала вопрос о создании казачьей организации и оказании помощи бедствующим православным священникам. Но через полчаса после начала заседания в здание ворвались несколько десятков вооруженных сотрудников милиции и ОМОНа. Положив всех присутствующих на пол, казахские “блюстители порядка” под стволами автоматов принялись зверски избивать безоружных людей. Крепко досталось даже старикам-пенсионерам, особенно 62-летнему В. Сотникову. Несколько человек получили тяжкие телесные повреждения, еще большее количество - средние и легкие.
Затем всех задержанных погрузили в машины и доставили в здание ГОВД. Там четверых инициаторов собрания, особенно К. Краснова и С. Юдакова подвергли допросу с пристрастием. Остальных пленников в это время держали у ближайшей стены в положении “руки за голову”.
Позднее председатель русской общины Казахстана г-н Бунаков распространил заявление, осуждающее эту акцию милиции и ее национальную подоплеку. Естественно, начальник областного УВД г-н Узбекгалиев тут же открестился от предъявленных обвинений, объяснив нападение на мирных граждан необходимостью бороться с организованной преступностью.