Газета Завтра 215 (54 1998)
Шрифт:
Владислав РАСПРОДАЖА ( фрагмент романа “Обнаженная натура” )
ПАШКА подробно принялся описывать свои злоключения. Когда он дошел до предательства Макса Ундера, рука полковника машинально дернулась к правому бедру, слепо стала нашаривать кобуру. По-видимому, тело помнило и чувствовало ее, как чувствует инвалид боль в ампутированной несуществующей ноге. Ничего не обнаружив на бедре, рука полковника судорожно сжалась в кулак.Высоко подпрыгнул кот Лис и кинулся вон из комнаты.И заголосила, завскрикивала, запричитала квартира, как восточная барахолка:- Торшер! Торшер! Бронзовый, старинный!..- Ковер! Персидский!- Шуба! Лисья! Новая, ненадеванная!..- Ун-ты! Ун-ты!..И слышались еще крики жены скорняковой: “А чтоб вас Перуном побило! А чтоб вам кишки по столбам намотало! Чтоб вас разорвало на четыре части! Чтоб вам руки скрутило!”И особенно горестное, заунывное из комнаты Касыма и Айши:- Ай-и-и-вай-и-иджяляб-ай-и-и!..Разграблено было почти все, из ценных вещей остался только старенький черно-белый телевизор “Рекорд”, аквариум с лягушкой, гири Кузьмы Захарьевича, да еще несокрушимо высился в углу коридора знаменитый старинный буфет - видно, не было силы, способной его утащить за пределы дома. Оторвали только бронзовые ручки, выбили стекла, но сдвинуть с места не сумели.Жизнь в доме потекла своим чередом. Дома не в гостях, посидев - не уйдешь. Первые несколько дней жильцы еще пытались добиться правды и расследования, а потом, находившись по учреждениям, постепенно растеряли первоначальную решимость. Теперь, когда у них ничего уже не оставалось, кроме этого подгоревшего дома и дырявой крыши над головой, когда все так называемое “добро” их было растащено лихими людьми, они вдруг не то, чтобы переменились, нет, просто как-то успокоились, умиротворились. Долгие вечера просиживали они на кухне вокруг единственного старого чайника, уцелевшего благодаря своей ветхости и закопченности, вели тихие мирные разговоры, не торопясь, как прежде, разбежаться по своим углам. В паузах разговора прислушивались к шуму дождя за стеной, вздыхали каждый о своем. Тусклая голая лампочка мигала над головой, журчала струйка воды в раковине.А там, за темными окнами, непонятной и тревожной жизнью жил дичающий и вырождающийся мир, клацал железными зубами, выхватывая и глотая куски собственной плоти, рычал от боли и голода, не догадываясь, что эту боль, эти рваные раны наносит он сам себе.Была, была надежда у жильцов на лучшую жизнь, поскольку обещаны им были все-таки отдельные квартиры в новом доме-красавце на окраине Москвы. И все их долгие вечерние чаепития походили на вокзальное
– ревел на кухне полковник, наступая на бабу Веру, которая вернулась из жэка.
– Ты толком говори, что тебе там сказали…- Что еще за Акуны на нашу голову?
– причитала Стрепетова.Татарин Касым побледнел, обхватил голову руками и пошел из кухни. В дверях он обернулся и сказал:- Теперь все.И ушел. Минуту стояла мертвая тишина, потом загалдели, замахали руками.- Сказали и сказали, - объясняла баба Вера.
– Сами толком не знают. Вы, говорит, квартир уже не получите… теперь, дескать, кругом рынок, большие деньги у людей. Живите, говорит, пока, где находитесь, но скоро вас шурнут.- Как так шурнут?
– не поверил полковник.
– Не имеют права.- А нам, говорят, никакого права и не надо. Я тоже им говорила, что права не имеют, а они говорят закон такой уже есть, за все деньги платить.Тихо вернулся на кухню татарин с плотницким топориком в руках, подошел к занавеске, выглянул на улицу и плотно задернул окно.- Объясни, Касымка, ради Бога, не мучь!
– взмолилась Стрепетова.- Э-э, - скривился татарин, - Акун пришел, уходить надо.- Ну нет!
– полковник ударил кулаком о кулак.
– Сам лично пойду. Разберусь на месте событий… Принеси-ка мне, баба Вера, мундир с орденами, он под матрасом у меня, в головах…Полковник вернулся поздно вечером в растерзанном мундире и без орденов. Долго замывал раны в ванной, наконец вышел к жильцам и коротко сказал:- Касым прав.Расходились по комнатам притихшие и встревоженные. На город опускалась сырая осенняя ночь. Часов в одиннадцать откуда-то с севера послышался далекий рокот барабанов, все снова собрались в кучу, судили и рядили о том, что бы это все могло значить. Решили в эту ночь быть начеку, жгли костры вокруг дома. На кухне, склонившись над старым планшетом, мозговал полковник. Он сосредоточенно вычерчивал на бумаге какие-то загадочные круги и линии, сухо и бледно штриховал синие стрелки и, послюнявив карандаш, жирно и сочно выводил красные. Время от времени он, надев очки, внимательно вчитывался в потрепанную военную брошюру со звездой на обложке под названием “Массирование сил и средств в направлении главного удара”. За его спиной стояла Стрепетова и заглядывала через плечо.- Че-орный во-рон, что-о ж ты вье-шься, - тихо пел полковник и перебивал сам себя раздумчиво.
– Тэ-эк, здесь устроим засеку… Здесь у нас по плану забор… Над мо-е-ю го-ло-вой… Добро!Рядом с Кузьмой Захарьевичем, примостившись на ящике, скорняк сшивал шкуры суровой иглой. Прикладывал к груди, к плечам, распарывал и начинал сшивать снова.- Получается, Кузьма Захарьевич?
– с надеждой робко спрашивала Стрепетова, вглядываясь в план.- Добро, Любушка, добро!.. Вот тут слабина только, - указывал карандашом куда-то в угол листа.
– Здесь у нас прогалина… Эх ты, сволочь людская!
– ругнул он Макса Ундера.
– Ну ничего, побьемся еще…Утром следующего дня Кузьма Захарьевич вывел обитателей дома на улицу и приказал им оглянуться на дом. Над крышей в легком утреннем сквознячке трепетал привязанный к антенне красный флаг.- Порядок!
– торжественно произнес полковник.- Я бы, Кузьма Захарьевич, водрузил и монархический стяг, согласно убеждениям, - попросил Юра.
– Белый, золотой, черный.- Водружай, - согласился полковник.
– Стяг не запятнан.- Кузьма Захарьевич!
– обратился Родионов, - разрешите в редакцию отлучиться. Может быть, удастся шумнуть в прессе.- Добро, - разрешил полковник.
– Бей в колокола.Против ожидания, Родионову пришлось задержаться на службе до самого вечера. Дело получалось слишком серьезное и запутанное. Сперва главный, выслушав о захвате квартир и нападении на дом, обнадежил: - Это, Паша, абсурд! Быть такого не может! Зови Кумбаровича, разберемся.Кумбарович, однако, оптимизма главного не разделил. Выслушал обстоятельства дела, подумал и сказал:- Не знаю, не знаю… Надо съездить к своим, посовещаться.И уехал на казенной машине. Вернулся он часа через три, вместе с ним в редакцию проникли два бодрых, уверенных юриста с черными кейсами в руках. Заперлись в кабинете у главного, деловито разложили на широком столе извлеченные из кейсов бумаги. Тяжко легла посередине коричневая плита с надписью “Свод законов”. Столбиком выстроились друг на друге книжки потоньше, справочники и учебники. Ворохом высыпались тонкие, несерьезные брошюрки, слепые бледные ксерокопии, газетные вырезки.И закипела работа. Юристы, как два цирковых фокусника, перебрасывались бумажками, жонглировали книгами, шелестели легкими брошюрами. Едва один из них заканчивал фразу, другой подхватывал ее на лету, ловко управлялся с деепричастиями и соподчинениями и, не давая фразе остыть, швырял ее товарищу. Тот подхватывал ее и, словно борец на тренировке, расправлялся, как с тряпичным чучелом, проводил подсечки и захваты, перекидывал через бедро, брал на болевой прием. Да, это, безусловно, были профессионалы, даже Кумбарович и тот восхищенно крякал. Постепенно до Родионова доходило, что дело их проиграно изначально, что есть две-три зацепки, но связаны они с неимоверными финансовыми затратами и долгой юридической позиционной войной. Что жильцам обреченного дома еще очень повезло, ибо за территорию под домом уже полгода бьются два концерна. Какой-то ловкий чиновник из префектуры сумел продать им одни и те же недра под домом, взяв за это две взятки. Чиновник этот, впрочем, был недавно найден без головы, в подмосковных болотах. Есть, есть одна зацепочка, есть одна корпорация под названием “Бабилон”, которая могла бы побороться с этими гигантами, но опять же, причем здесь жильцы?..- Но вот же “Свод законов”!
– наивно указал пальцем Пашка на несокрушимую плиту.Вдоволь насмеявшись, юристы сунули под нос Родионову какую-то мятую бумажку.- Вот! Вот реальность!Бумажонка потрепетала и растворилась в ловких в руках.- Но ведь это захват, оккупация!
– возмутился Пашка.- Если бы… - покачали головами юристы.
– Если бы обычная оккупация… Но это не обычная оккупация: просто земля продана.- Земля продана, - пояснил Кумбарович.
– А что продано, то не завоевано.- Что продано, то продано!
– заключили и юристы.- Но так всю Россию можно продать!
– возопил Родионов.- А и продана, - восторженно подтвердили юристы.
– Да так продана, что и дважды, и трижды… И все законно, без нарушений. Приватизация. Костромскую область, к примеру, четыре раза продали, там большая драчка назревает, надо бы успеть…- Успеем, - спокойно сказал его товарищ, убирая документы в кейс.
– А нет, так в Клину поработаем. Или в Смоленске, там тоже дел хватит.Юристы исчезли стремительно, как и появились, ухитрившись каким-то образом одновременно проскользнуть в узкую створку двери.- Вот так, Паша, ничего не попишешь, - грустно сказал главный.
– Пиши не пиши, а все равно ничего теперь не попишешь…Пашка поднялся и молча вышел из кабинета.
ТАК
Прозвенел звонок. Девчонки и мальчишки мигом выбежали из класса, уселись на лавочку, открыли книжку - и вдруг стали истерически смеяться. Неестественное веселье заставило и меня полюбопытствовать: что же это за книжка такая? Оказалось, антология “страшилок” с затертым названием “Мальчик в овраге нашел пулемет”. На обложке красовался длинноволосый юноша с пулеметом и сатанинской символикой - достойный представитель андеграунда. Пролистав книжицу, я убедился, что, кроме известных еще с 70-х годов безобидных “страшилок”, при “демократии” появились новенькие, например:Хорошо б из-за овинаВ ясный светлый деньРасстрелять из карабинаПару деревень!На иллюстрации к сим виршам был изображен мальчик с оружием и с пятиконечной звездой на одежде на фоне уничтоженных им деревенек. Политическая направленность книжонки стала ясна, я взглянул на выходные данные: Минск, ул. Короля, 12, при содействии журнала “Парус”. А говорят, что в Белоруссии нет демократии, свободы печати! Не зря батька Лукашенко давит местную демшизу, единственный рынок для подобной продукции остался - “свободный эРэф”. А вот еще нечто для маньяков:Мальчик Сережа бежал по дорожке,Но не спасли его резвые ножки.Дядя катком задавил малыша,Тихо промолвил: “Святая душа…”Это четверостишие еще раз доказывает справедливость слов отца Иоанна Петербургского о том, что нам навязывают мировоззрение, где нет места святости. Далее было о Ельцине. Интересно!Дедушка Ельцин за внуком бежал,Но не успел: внучек кнопку нажал…Дедушка утром вошел к кабинет -Буш позвонил, что Албании нет.Я бы предпочел, чтобы таким образом пострадала не безобидная Албания, а другая страна. Но будем соблюдать политическую корректность. А вообще, если дочери президента являются его главными советниками, почему бы не позволить сиятельному внучку поиграться с ядерным чемоданчиком?Пролистав несколько страниц, я обнаружил еще одно стихотворение о дедушке, непрезиденте:Старенький дед пошел в туалет,Который такой же был старый, как дед.Треснули доски,чвякнула бездна…Ясно, что дедаспасти бесполезноВообще-то, “спасти полезно” любого человека, если только это не дедушка Ельцин.Совет родителям от профессионального педагога: если увидите в руках у своего ребенка вирши белорусских демшизоидов из журнала “Парус”, то отправьте эту книжицу туда, куда они отправили несчастного старого дедушку.Олег КУЗНЕЦОВ
МАСТЕРА( Работы по росписи восстановленного Казанского собора в Москве близки к завершению )
Вот уже пять лет на Красной площади в Москве сверкает золочеными гранями воссозданный заново Казанский собор - святыня православной России. Инициаторами восстановления храма выступили активисты Московского городского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (МГО ВООПИиК).Собор был построен зодчими Глебовым и Петровым в 1635-1637 годах по повелению царя Михаила Федоровича во имя Казанской иконы Божьей Матери на месте захоронения русских воинов, павших при освобождении Москвы в 1612 году от польских захватчиков. Этот памятник русской доблести и славы был разрушен в 30-е годы, однако фундаменты не были затронуты, а потому захоронение сохранилось.По научным обмерам, материалам фотофиксации и чертежам архитектора-реставратора Петра Дмитриевича Барановского, который проводил реставрацию собора в 1920 году, храм и восстановили.Фотографий росписей храма до его разрушения не сохранилось. Поэтому особенно тщательно подошли к первоначальной концепции росписи. Было отвергнуто несколько вариантов, прежде чем окончательно утвердили вариант эскизов. И вот великая честь и великая ответственность расписывать храм на Красной площади выпала первоклассным художникам-иконописцам, съехавшимися вершить святое дело со всех уголков России.Так, в состав группы вошли два поколения мастеров из знаменитого села Палеха, жители которого до революции занимались только иконописью. Художники окончили Палехскую художественную школу и имеют большой опыт в искусстве настенной живописи. Возглавил бригаду Виктор Иванович Миронов, человек с отличием окончивший в Палехе художественную школу, а затем и художественный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии.Из старшего поколения палежан здесь работают Константин Александрович Андрианов, Юрий Дмитриевич Милашев. К молодому поколению можно отнести братьев Георгия и Юрия Мироновых, Евгения Крайкина, Станислава Парнышкова, Сергея Тимоновского.В роспись храма значительный вклад внесли также художники из Брянска: это Николай Павлович Сидоров и Александр Владимирович Чаенков, закончившие соответственно Суриковский художественный институт в Москве и Академию художеств имени Репина в Петербурге.Работа проводилась под руководством отца Аркадия - настоятеля храма, помогали знатоки древнерусского искусства: Сергей Владимирович Королев, Александр Александрович Духин.В основу росписей были положены результаты изысканий историка С. Смирнова: по историческим документам XIX века были определены темы росписей.Роспись центральной части храма завершается Пантократором. Впервые в России Вседержитель изображен с златыми власами. В России известны только две значительные, крупные работы такого рода. Это "Ангел златы власы" (хранится в Русском музее) и новгородский образ XII века "Спас Нерукотворный".Золотой
Валентин ХУАН ДЕ АВАЛОС: ИСКУССТВО - ЭТО ЛЮБОВЬ
Сегодня ни один из информационных выпусков телевидения практически не обходится без упоминаний о проблемах идентификации и захоронения останков, возможно, царской семьи, судьбы покоящегося в Мавзолее тела Ленина и самого Мавзолея. В разных областях решаются вопросы обустройства могил немецких солдат и офицеров, погибших во время Мировой войны, а в Белоруссии, как известно, недавно был открыт памятник даже наполеоновскому воинству.Все эти инициативы возникают не только из естественной закономерной традиции воздания памяти жертвам исторических катастроф. Ныне все большее значение приобретает связанная с такими акциями идея общественного успокоения и примирения. И мне не случайно вспомнилось посещение одного из памятных мест, имеющих отношение к затронутой теме.Примерно в десяти километрах от знаменитого монастыря Эскориал с пантеоном испанских королей, в горной долине на площади 1300 гектаров в разместился величественный мемориал, воздвигнутый в память о жертвах гражданской войны в Испании. Это место называется “Долиной павших”. О памятнике и его создателях у нас в основном знают понаслышке…Еще издали, при подъезде к памятнику, над вершинами горной гряды, начинает выделяться, иногда скрываясь при поворотах дороги, 150-метровый гранитный крест, венчающий мемориальный комплекс, установленный на огромном скальном выступе. Вокруг его цоколя сгруппированы фигуры четырех евангелистов, а выше - символические статуи главных добродетелей, выполненные скультптором Хуаном де Авалосом. Его же творением является и пиета, возвышающаяся над обрамленным строгой классической колоннадой входом в подземную базилику, встроенную в основание скального выступа. Ее по праву называют архитектурным чудом: она 262 метра вширь и 41 метр высотой - в месте расположения хоровой капеллы. Вот почему в недавние тревожные осенние дни, когда основным мотивом размышлений многих соотечественников становилась затаенная надежда: не случилось бы гражданской войны”, я, оказавшись в Мадриде, использовал первую же возможность побывать в “Долине павших”. А вскоре благодаря содействию вездесущего Ильи Сергеевича Глазунова мне довелось встретиться с одним из творцов мемориала - скульптором Хуаном де Авалосом. Стоит ли говорить, с каким волнением направлялся я на эту встречу! Ведь дон Хуан относится к числу “последних из могикан” плеяды европейских мастеров, определявших черты искусства первой половины века… Он принимал небольшую группу студентов и преподавателей Всероссийской академии живописи ваяния и зодчества, к которой примкнул и я, в своей мастерской, расположенной в доме на тихой улочке неподалеку от центра Мадрида…. Верхнее помещение мастерской по периметру заставлено скульптурами. При первом же взгляде они захватили воображение: поэтичные, живые, они будто излучали энергию души своего творца - необычайно приветливого, темпераментного и деликатного человека с большим чувством юмора. На обычную “притирку” собеседников времени не понадобилось.- К сожалению, могу показать вам лишь то, что находится в мастерской, - заговорил дон Хуан, обведя рукой вокруг.
– Как только я заканчиваю какую-либо вещь, ее сразу же у меня забирают.- Недавно я познакомился с вашими главными, на мой взгляд, произведениями - в “Долине павших”.- И что вам сказала эта “Долина”?- То, что я увидел там, превзошло все мои представления. Это великое создание нашего века, достойное великого народа.- Я и работал над мемориалом, думая о народе. Художник должен всегда чувствовать ответственность перед своим народом и создавать такие произведения, чтобы люди знали, о чем он говорит, проникались благородными чувствами. При этом важно оставаться простым человеком, не стремиться возвыситься над всеми - это то, что я постоянно говорю и постоянно делаю.- Но откуда тогда берется возвышенность духа, наполняющая ваши произведения?- Не знаю. Видимо, так хотел Бог. Я такой, как есть. Художник должен задумываться о вечности. Я родился в городе, бывшем некогда крупнейшим центром Римской империи. И общение с остатками античной культуры рождало у меня вдохновение.- Хотелось бы вернуться к “Долине павших”. Как вы работали над мемориалом?- Когда к власти пришел Франко, я эмигрировал в Португалию. И однажды, приехав в Испанию, показал свою скульптуру “Павшие герои” на национальной выставке. Вскоре мне предложили участвовать в конкурсе проектов для мемориала в “Долине павших”. Я захотел увидеть это место. Мне оно показалось восхитительным. Потом меня познакомили с архитектором доном Диего Мендесом, и мы вместе с ним стали думать над проектом. Нам была близка идея отдать долг памяти всем жертвам гражданской войны, независимо от того, на какой стороне они воевали. И гигантский крест должен был стать символом Евангелия.Я сделал тысячи рисунков в процессе подготовки к конкурсу. И выиграл его. Потом в одной из газет появилась статья нескольких художников, в которой они, обращаясь к Франко, писали, что мне нельзя доверить работу над монументом, так как я был эмигрантом. Я ответил, что никакой проблемы для меня не существует - могу снова вернуться в Португалию. Но министр культуры сказал: “Ни в коем случае”. И потом пришлось встретиться с самим Франко. Когда я входил к нему в кабинет, меня предупредили: “В вашем распоряжении всего десять минут”. Встреча длилась три четверти часа. Франко задавал мне множество вопросов - и все они касались лишь проблем реализации проекта… И когда был задан последний: сколько должна стоить моя работа, я ответил, что буду делать ее бесплатно, ибо участие в таком проекте - мечта любого художника.По контракту на мою работу отводилось 5 лет. Я очень много работал и закончил ее за три с половиной года. Сооружение мемориала было начато в 1951 году, а в 1955 состоялось его открытие.- Какие произведения, кроме тех, что в “Долине павших”, наиболее близки вашему сердцу?- У меня есть такая черта характера: когда я завершаю какую-либо работу, мне всегда хочется переделать ее заново. Может быть, - смеется дон Хуан, - в этом проявляется определенный комплекс неполноценности…- Каково ваше отношение к современному мировому искусству? И наиболее видным его представителям? Чтобы далеко не ходить за примерами, вспомним, например, что в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже соседствуют работы Глазунова, Миро и Пикассо…- Если иметь в виду такое направление, как авангардизм, то могу сам спросить вас: говорят ли вам о чем либо комбинации из пятен, кружочков, палочек, разные графики?- Мне они говорят об упадке искусства, призванного, как я считаю, отражать Божий мир в художественных образах.- Я думаю, что это головоломка. Поэтому к работам Миро, например, у меня никакого почтения нет: это человек, который использует какие-то графики, они попадают в руки людей, торгующих искусством такого рода, и эти люди поднимают его на пьедестал.Пикассо я знал лично. Он - феноменальное явление. И напоминает мне испанских цыган из Малаги, откуда он сам родом: те, продавая ишака, могут уверять, что он умеет говорить и даже писать. Таковы цыгане. Таков был маэстро Пикассо. Это художник, который никогда не мог решить - идти в ту сторону или в другую. У него не было прямой дороги, потому и возникали разные периоды - розовые, голубые, и он сам на себя обижался, сердился. Потом, хоть это не было его нутром, он пришел к кубизму. Для меня самая большая ценность в Пикассо - его воображение. Но обратите внимание: когда он рисует, то, опять-таки, опирается на греческую культуру, что особенно заметно по его керамике. В целом же я о нем высокого мнения. У него были вспышки гениальности…- А сеньор Глазунов?- Наши личные взаимоотношения, дружба с ним - это пример огромной чистоты отношений в сфере искусства. Он показывает, каким должен быть художник. Горе и страдания своего народа, исторические проблемы, которые он воплощает в своих картинах, отделяют его от сиюминутности, от захватывающих мелочей повседневности, от политических интриг. Он идет своим путем. Он выделяется среди общества, которое имеет еще не вполне ясное представление о своих устремлениях. Его успех объясняется огромным талантом, искренностью, полной отдачей своей жизни искусству.- Ваше кредо как художника?- Я выражаю в художественной форме свои чувства по отношению к окружающему миру, людям. Главное при этом - естественность и правдивость. Искусство - это огромная любовь. Жизнь за счет этой любви - проституция. К сожалению, мне приходилось жить таким образом, ибо делал работы по заказу. Мне так же страшно думать о том, что искусство используется как объект коммерции. Искусство - это подарок, им должны наслаждаться все, а не только те несколько человек, которые могут приобрести произведения в личное пользование.- Как вы понимаете взаимоотношения искусства и религии?- Я человек верующий. У меня есть свой идеал, свой лидер, которого знают уже две тысячи лет - это Иисус Христос. Поскольку искусство всегда было зеркалом чувств, в том числе и религиозных, то художников всегда просили создавать произведения на религиозные темы, о жизни Христа. Так что искусство всегда отражало этот аспект бытия. А сейчас преобладает совсем иное направление.. Я считаю, что верующего человека должно отличать особое отношение к другим людям - внимательное, доброжелательное, чтобы каждый желал с ним общаться, ощущая в нем нечто чудотворное. И художник должен выражать такие отношения в прекрасной форме. И хотя это очень трудно, к этому надо стремиться.- Примыкаете ли вы к какому-либо политическому движению?- В молодости был членом социалистической партии. Но после гражданской войны, узнав, что творилось внутри этой организации, я уже не хотел знать ничего ни о каких партиях.- Как вы соотносите такие явления - фашизм и искусство?- Я не верю в соединения подобного рода. Верю лишь в то, что проистекает из духа. Любому художнику, на которого влияют политические, партийные идеи, в искусстве делать нечего. Он становится спутником партийных работников. Это очень неприятно. Хотя как я живу сам - тоже приятного мало. Я превратился в одинокого человека, замкнувшегося в мир своих книг и произведений. Но у меня есть друзья среди артистов, и особенно дружеские отношения сложились с испанской певицей Росио Хорадо. Я сделал и подарил ей ее скульптурный портрет, который она решили поставить в том месте, где живет. Но я сказал, что тогда надо сделать статую. Она возразила: “Ведь это, наверное, очень дорого”. Но дело не в деньгах. Мне приятно выполнить такую работу для столь великой певицы…- Ваше любимое занятие, помимо работы в мастерской?- Люблю слушать музыку, предпочтительно классику. Особенно Баха, Брамса.- Как вы относитесь к происходящему в России?- К сожалению, не могу глубоко судить о проблемах, стоящих перед Россией сегодня. Но, полагаю, хуже всего, что может случиться - это утверждение сильного влияния США. Теперь многие стремятся имитировать американский образ жизни, что ужасно, ибо берут из него самое худшее.- Что бы вы хотели пожелать молодым российским художникам?- То, что мне в молодости пожелал великий испанский философ и писатель дон Мигель де Унамуно. Он очень много работал в области модернизма и в других сферах. Это был сдержанный, замкнутый человек: ходил, как монах, в черной одежде, заложив руки за спину. Однажды я его спросил: “Какую дорогу мне выбрать? Делать какие-то опыты, пытаясь заинтриговать ими людей или что-то еще?” - “Ничего этого делать не надо, - ответил он.
– Будь верен самому себе”. И я этого добился.Я много повидал в своей жизни. Теперь же, когда включаю эту ужасную, отвратительную вещь, которая называется телевизор, с помощью которой воспитывается современная молодежь, особенно ясно понимаю, какое большое внимание надо уделять ее верному воспитанию в профессиональном и моральном плане, чтобы она могла остаться верной самой себе…