Газета Завтра 282 (17 1999)
Шрифт:
Пришла она и к нам, в Россию, и мы все больше превращаемся в сидящих в резервации индейцев, которыми от лица заокеанского лагерного начальства рвутся управлять придурки. Дойдет ли этот процесс до стадии окаменения, когда уже ничего нельзя будет сделать, зависит от нас самих. Последнего слова мы все-таки еще не сказали, и, дай Бог, чтобы им было твердое и решительное “нет”. Может быть, расправа над сербами, которая есть не что иное, как прелюдия к расправе над нами, пробудит нас от спячки и мы произнесем его и будем стоять на нем до конца? Бояться не надо: как пал Гулаг, так неизбежно падет и любой другой концлагерь, и придурки, при всем их подхалимском рвении перед хозяевами, его не спасут.
Федор Достоевский: “УСПЕХА РУССКИМ ДОБРОВОЛЬЦАМ”
— Федор
— Вновь сшибка с Европой (о, не война еще: до войны нам, то есть России, говорят, все еще далеко), вновь на сцене бесконечный восточный вопрос… Восточный вопрос! Кто из нас в этот месяц не переживал довольно необыкновенных ощущений и сколько было толков в газетах! И какое смущение в иных головах, какой цинизм в иных приговорах, какой добрый, честный трепет в иных сердцах, какой гвалт в иных жидах! Одно верно: бояться нечего, хотя и много было пугающих. Да и трудно представить, чтоб в России было уж так много трусов.
— Вы считаете, что Россия должна оказать помощь Югославии?
— Русскому обществу надо опять помочь славянам — разумеется, хотя лишь деньгами и кое-какими средствами.
Сербия вышла на поле, надеясь на свою силу, но уж, разумеется, она знает, что окончательная судьба ее зависит вполне от России; она знает, что только Россия сохранит ее от погибели в случае большого несчастья…
— Жители Сербии и Черногории — православные христиане, а их противники албанцы — мусульмане. Если мы будем оказывать помощь сербам, не вызовет ли это межконфессиональные розни внутри России? Та же Татария может возмутиться.
— Деликатничать же с татарами до такой степени, что бояться сметь обнаружить перед ними самые великодушные и невольные чувства, вовсе никому не обидные — чувства сострадания к измученному славянину, хотя бы и как единоверцу, — кроме того, всячески прятать от татарина все то, что составляет назначение, будущность и, главное, задачу русского, — ведь это требование смешное и унизительное для русского.
— Что представляет из себя партия либерал-пацифистов?
— В последнее время многие говорили о том, что в интеллигентных слоях наших, после летних восторгов, явилось охлаждение, неверие, цинизм и даже озлобление. Кроме некоторых, весьма серьезных нелюбителей славянского движения нашего, всех остальных, мне кажется, можно бы подвести под две общие рубрики. Первая рубрика — это, так сказать, жидовствующие. Тут стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим военным бессилием не только перед Европой, но и перед турками, забывая, что турецкий баши-бузук, мучитель безоружных и беззащитных, отрезыватель мертвых голов, по русской пословице — “молодец против овец, а против молодца и сам овца”, что наверно и окажется. Что же собственно хотят жидовствующие? Ответ ясен: во-первых, и главное, им помешали сидеть на мягком; но, не вдаваясь в эту нравственную сторону дела, замечаем во-вторых: чрезвычайную ничтожность исторического и национального понимания в предстоящей задаче. Дело прямо понимается ими как бы за мимолетный какой-то капризик, который можно прекратить когда угодно: “порезвились, дескать, и довольно, а теперь бы и опять за дела” — биржевые, разумеется.
Вторая рубрика, это — европействующие, застарелое наше европейничание. С этой стороны раздаются до сих пор вопросы самые “радикальные”: “К чему славяне и зачем нам любить славян? Зачем нам за них воевать? Не повредим ли, гоняясь за бесполезным, собственному развитию, школам? Гоняясь за национальностью, не повредим ли общечеловечности? Не вызовем ли, наконец, у нас религиозный фанатизм?” и проч., и проч. Словом, вопросы хоть и радикальные, но страшно как давно износившиеся. Тут главное — давнишний, старинный, старческий и исторический испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности. Прежде когда-то все это были либералы и прогрессисты, и таковыми почитались; но историческое их время прошло, и теперь трудно представить себе что-нибудь их ретрограднее. Между тем, в блаженном застое своем на идеях сороковых и тридцатых годов они все еще себя считают передовыми. Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более брезгливых аристократов в отношении к народу. Скажут, что они обличали в нашем народе лишь темные стороны, но дело в том, что, обличая темное, они осмеяли и все светлое, и даже тут так можно сказать, что в светлом-то они и усмотрели темное, не разглядели они тут что светло, что темно! И действительно, если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать.
— Как вы относитесь к идее наших добровольцев в Балканском конфликте?
— Дай Бог успеха русским добровольцам!
Вопросы задавал Михаил КОВАЛЕНКО
Использованы цитаты из “Дневника писателя”, 1876–1877 гг.
Валерий Сторчак КУЛЬТУРА “НА ИГЛЕ”
9 апреля мэр Москвы объявил в Доме актера о намерениях своего липового “Отечества” проводить-таки государственную политику в области культуры. И что же? Набор прибауток типа “государство без культуры — это даже не сообщество живых людей” плюс лицемерно-демагогические заклинания о том, что культурная политика должна быть публичной. Так давайте, ребята — опубликуйте расходную часть бюджета московского Комитета по культуре! Сразу станет многое ясно — как на деле осуществляется “ответственность и государственная поддержка высокой профессиональной культуры”, московских эротических театров, например. В цифрах покажите, как “отнюдь не по остаточному принципу” финансируются бесконечные зарубежные командировки председателя Комитета по культуре Бугаева. Сколько денег угрохано на бездарные фестивали типа “Золотой маски”.
Кто станет судьями, определяющими высоту и профессионализм наших номенклатурных творцов — это второй вопрос. Первый: по каким критериям это будет определяться, если 99 % деятелей прикормленной до этого Березовским и Лужковым “культуры” — отрицают критерии хорошего и плохого в искусстве и проповедуют принцип китайского маоизма “пусть расцветают все цветы”? За государственный счет, разумеется.
Скупка перед выборами известных фамилий, раздача персональных музеев, театров, квартир и даже гостиниц (!) популярным деятелям культуры — вот и вся так называемая культурная политика новоиспеченного кандидата в президенты.
Римма Казакова на встрече с Лужковым, упрашивая его взять на содержание аппарат своего союза писателей, продекламировала: “Словно наркотическую ломку, время перемен переживу!”
Но гибель от наркотиков молодых актеров МХАТ им. Чехова, беспринципность его руководителей и коррупция чиновников от культуры — звенья одной цепи.
И лавинообразный рост наркомании в Москве за последнее время связан не столько с социально-экономическими причинами, сколько с общей культурной ситуацией и системой организации досуга людей. По данным опроса, проведенного учеными НИИКСИ СПГУ, на вопрос: “Где вы впервые попробовали наркотические средства?” — 57 % опрошенных ответили: “во время отдыха”. Субкультура создает круг общения, моду, стиль жизни и мировоззрение, сводящие на нет все медицинские усилия остановить разложение личности. Родители современных подростков обречены на отчаянное одиночество в борьбе за жизнь своих детей, сопротивляясь в этой борьбе современным масс-медиа — телевидению, музыке, литературе, театру и даже монументальной скульптуре. Родители — кто во что горазд. А Лужков и прикормленные творцы “проводят политику”.
Валерий СТОРЧАК
Андрей Айги “НТВ, КАТИСЬ ОТСЮДА!..”
Назначенный на 20 апреля в Хамовническом суде процесс над осквернителем икон Тер-Оганьяном не состоялся по причине отсутствия последнего якобы из-за его болезни. Представитель суда объявил, что ответчик заболел и находится на больничном с каким-то странным диагнозом — К-200 (медвежья болезнь?). Дело отложено на середину мая. Негодяй, без сомнения, струсил. В Манеже ему дали по морде, вероятно, подумал, что в зале суда его могут выпороть.