Где Цезарь кровью истекал
Шрифт:
— Любому, кто заявится сюда… — Осгуд прервался, чтобы унять дрожь в голосе, — с подобными намерениями, я укажу на дверь. Это… просто гнусно. — Он затрясся мелкой дрожью. — Бога ради…
— Мистер Осгуд, — перебил Ниро Вульф, — я предупреждал вас! Я говорил и о бесцеремонном вторжении в вашу личную жизнь и о прочих беспокойствах. Мистер Мак-Миллан совершенно прав — вы должны винить в этом только себя.
— Но я не обязан сносить…
— Нет, обязаны! Теперь вы обязаны сносить всё — от самой отъявленной глупости до предвзятости, хотя в последнем я сомневаюсь. Капитана Бэрроу я не имею чести знать, но легко представляю, как мистер Уодделл по простоте
Послышался хруст гравия, и к веранде подкатил автомобиль. Первым из него вылез капитан полиции, выглядевший суровым и незыблемым, как закон, который он представлял. Вслед за ним выбрался окружной прокурор, силившийся выглядеть столь же внушительно, но тщетно. Они поднялись по ступенькам и направились к сидящим.
Я не присутствовал при этом сражении и не могу описать подробности. Вульф с необычайным для него проворством поднялся из кресла; я заметил, что он держит в руке носовой платок, поэтому мигом вскочил и последовал за шефом. Кивнув вошедшему Уодделлу, Вульф прошествовал в дом; войдя в главный холл, кивком попросил меня подождать, отправился в направлении библиотеки и исчез. Я только стоял и гадал, что сорвало его с места.
Несколько минут спустя он воротился с недовольным видом.
Окинув меня хмурым взглядом, он сказал:
— События развиваются слишком быстро. Нас выставляют глупцами. Возможно, нас даже околпачили. Я сейчас разговаривал по телефону с Беннетом, но ничего не добился. Ты захватил с собой фотоаппарат?
— Нет.
— Отныне всегда вози его с собой. Возьми машину и отправляйся к Пратту. У кого-нибудь там должен быть фотоаппарат — у племянника, племянницы или у мисс Роуэн. Одолжи его и сфотографируй тушу со всех сторон и под разными углами. Сделай дюжину снимков или даже больше. Чем больше, тем лучше. И пошевеливайся, пока не подожгли погребальный костёр.
Поручение звучало странновато, но я не стал артачиться, взял ноги в руки и рванул из дома. Пока я трусил к осгудовскому «седану», заводил его и ехал по аллее, в моей голове зародилось несколько гипотез, одна изящнее другой, которые могли объяснить внезапно вспыхнувшую страсть Вульфа к фотографии, но ни одна из них меня не удовлетворила. Проколов было хоть пруд пруди. Ну, например: допустим, Вульфу требовалось подтвердить, что морда быка не была забрызгана кровью. Зачем тогда снимки со всех сторон, под разными углами? За четыре минуты, что я потратил, чтобы добраться до имения Пратта, я состряпал и другие версии, но нашёл их неубедительными. У ворот меня остановил полицейский. Пришлось объяснить, что я еду по поручению Уодделла.
Я поставил машину перед гаражом и припустил к дому. Вдруг меня окликнули:
— Эй! Эскамильо!
Обернувшись, я увидел Лили Роуэн, которая нежилась на раскладушке в тени развесистого клёна. Я сменил аллюр и потрусил к ней.
— Привет, куколка! Мне нужен
— Милорд, — встрепенулась она, — неужто я так похорошела, что вам захотелось запечатлеть…
— Нет. У меня срочное и важное поручение. У вас есть аппарат?
— Всё ясно. Вы приехали от Осгуда. Теперь мне всё понятно. Эта желтоглазая Нэнси увлекла…
— Мне некогда. Дело и в самом деле серьёзное. Я должен успеть сфотографировать быка, прежде чем его…
— Какого быка?
— Того самого.
— Боже мой! Ну и работка у вас! Только того быка уже никто не сфотографирует. Костёр уже разожгли.
— Проклятье! Где?
— На том конце пастбища.
Я уже повернулся и побежал. Может, это было и нелепо, но ноги сами несли меня. Вслед донеслось: «Подожди, Эскамильо! Я с тобой!» — но я не остановился. Стремглав промчавшись через лужайку и мимо ямы для барбекю, я учуял запах дыма и почти сразу увидел сизую спираль, вздымавшуюся в небо над берёзовой рощицей в конце пастбища. Я замедлил бег и принялся ругаться вслух, чтобы отвести душу.
Народу собралось довольно много — человек пятнадцать-двадцать, не считая тех, кто следил за костром. Меня никто не заметил. Целое звено забора было снято и, судя по всему, пошло на дрова, которыми обложили Гикори Цезаря Гриндона. Лишь изредка сквозь языки пламени можно было разглядеть, что осталось от могучего чемпиона. Даже на столь приличном расстоянии было жарко, как в аду. Четверо или пятеро подручных в рубашках с закатанными рукавами, обливаясь потом, подбрасывали в костёр брёвна и доски из сваленных рядом груд. Некоторые из зрителей молча глазели на жутковатое зрелище, другие переговаривались вполголоса. Вдруг сзади меня послышался голос:
— Так я и думал, что вы появитесь.
Я обернулся.
— Привет, Дэйв. Почему вы так решили?
— Да так. Вы просто похожи на человека, который непременно оказывается там, где что-то происходит. — Он потёр нос. — Чтоб мне пусто было, если это пахнет не шашлыком. Ну точь-в-точь. Можно закрыть глаза и представить, как его уминают.
— Увы. Теперь уже этому не бывать.
— Это точно.
В молчании мы наблюдали за пламенем. Немного погодя Дэйв снова заговорил:
— А ведь такое зрелище заставляет призадуматься. Чтоб мне пусто было, если не так. Ведь великий чемпион был Цезарь, да? А жгут его как мусор. Чертовски унизительно. Как считаете?
Я промямлил что-то подобающее и смылся. Торчать там и обвяливать физиономию — много ума не надо, а дивидендов от этого не прибавится. К тому же я испугался, что Дэйв начнёт читать стихи.
Неподалёку от ворот, через которые мы накануне проносили на импровизированных носилках скорбный груз, на траве сидела Лили Роуэн, обхватив лицо руками. Я хотел было остановиться и съязвить по поводу её позы, подчёркнуто женственной и одинокой, но вдруг почувствовал, что у меня нет настроения зубоскалить. Как-никак меня послали с важным поручением, а я опоздал… А ведь фотографии быка были нужны Ниро Вульфу отнюдь не для семейного альбома.
Лили протянула ко мне руки:
— Помоги мне встать.
Я резко потянул её на себя и сам не заметил, как она очутилась в моих объятиях. Я запечатлел на её губах жаркий поцелуй и отпустил.
— Грубиян. — Глазки её заблестели. — Давай ещё раз!
— Не рассчитывайте, — отрезал я. — У меня нервный кризис, шок, я был не я и не знал, что творю. Больше это не повторится. Я зол как тысяча чертей и должен был выпустить пары. Можно позвонить по вашему телефону? Вернее, по праттовскому.