Где деньги, мародер?
Шрифт:
Скрипнула дверь, и в гостиную вышла заспанная Натаха. Она накинула на ночную рубашку легкий халатик в цветочек. И смотрелось это так уютно, что я расплылся в улыбке.
— Ну как, у тебя получилось? — спросила она задержав взгляд на черном шраме у меня на руке.
— Да, — я кивнул, перебирая бумаги давно умершего студента в поисках еще каких-нибудь важных вещей, которые я пропустил, когда просматривал папку в первый раз. — Во всяком случае, Забава Ильинична сказала, что я справился.
— Значит и правда все хорошо! — она сделала быстрый шаг ко мне и обняла меня. — Только сейчас поняла, что могла тебя никогда больше не увидеть! Почему мне это раньше
— Хорошо, что не пришло, — пробормотал я, вдыхая запах ее восхитительных рыжих волос. — Я и сам старался об этом не думать. А сейчас даже закурить от облегчения хочется…
— У Гиены где-то есть махорка, может принести? — прошептала Натаха, даже не пытаясь отстраниться. Я помотал головой, сжимая объятие крепче. Она не сопротивлялась. Да уж, если бы она захотела прервать объятие, то ей одного движения пальцем хватило бы, чтобы меня отшвырнуть!
Почему-то это действовало очень возбуждающе. Ее неженские стальные мускулы и легкомысленный халатик. Поставленный удар и фантастические волосы! Как же так, она ведь боец, каких мало, но все равно продолжает ухаживать за своей невероятной косой, хотя это, должно быть очень мешает.
Я чуть отстранился и посмотрел на ее лицо. Она прикрыла глаза, ее розовый губы изогнулись в нежной полуулыбке. Я коснулся ее губ своими губами…
— О, Боня, здорово! — громко сказал Гиена, появляясь на пороге своей спальни. — А я думаю, что тут за шебуршение такое. Все чики-пуки?
— Ага, — разочарованно сказал я. Натаха тут же отстранилась. Хорошо хоть не стремительно оттолкнула меня и не сделала вид, что ее застукали за чем-то постыдным. А нежно так, с сожалением. Я задержал взгляд на ее лице. Щеки слегка порозовели. И она была такой красивой в этот момент, просто ах! Несмотря на некоторую сонную помятость.
— А что уже утро? — Гиена зевнул. — Эти шторы жуткие просто сбивают меня с толку! Три часа ночи! Эй, ну и что не спим?
— Только пришел, хотел кое-что проверить, — я кивнул на разложенные по столу бумаги. — Идите спать, я сейчас все равно вряд ли усну. Утром все расскажу.
Натаха встала, поймала пальцами мою ладонь. Сжала. Наградила долгим многообещающим взглядом, от которого я просто воспарил в небеса. И скрылась за своей дверью. Гиена набулькал себе из стеклянного графина стакан воды, жадно выпил, почесал живот. Подмигнул похабненько так. И тоже ушел.
Очень хотелось последовать за Натахой. Но сама мысль, о том, что за стенкой ворочается Гиена и подслушивает, как-то отбила все желание.
Я еще раз просмотрел бумаги Мирослава Бедного и сложил из обратно в папку.
Ну что ж, одна проблема решена, теперь можно браться за вторую? Синклер, Йован и Борис меня, должно быть, уже потеряли. Надо будет еще изобрести способ вернуться в универ так, чтобы меня на подходе не пристрелили…
Я отложил папку парня и потянулся за папкой девушки. Развязал завязки и разложил на столе заскорузлые высохшие листы со слегка расплывшимися чернилами.
Ну что, Катрина Крюгер-Куцевич, настало время узнать и твои тайны.
Глава 22. Шерше ля фам
А милейшая Катенька, меж тем, оказалась личностью куда более занимательной, чем Мирослав Бедный! И даже чудовищное многословие и пафосность ее «комментатора» эту историю не испортили. В этом секретаре явно умер автор эпического фэнтези, ну или не крайний случай — бесконечных саг о бледнолицых, но благородных вампирах.
Продираясь через описания погоды, стихи и чуть ли не гекзаметр, я уяснил,
Кстати, поступать она явилась в ночь глухую, под дождем и с одним небольшим чемоданом. И наотрез отказывалась куда-либо уходить. Вообще в 1937 году, когда все это происходило, женщин в университете было не то, чтобы много. Вроде и не запрещалось, но как-то не привествовалось. А Катенька, помимо всего прочего, оказалась девочкой вздорной, капризной и… очень глупой. Медицинский факультет, который обычно выбирали девушки, которые вообще приходили в университет, оказался ей сразу не по зубам. Она падала в обморок от вида крови, при виде любого нездоровья, типа сыпи, или, там, нарыва, бледнела и начинала блевать. Для инженерно-технического требовались хотя бы базовые познания в математике, как, впрочем и для бухгалтерско-юридического. Ее определили на историю, спихнув шефство над девочкой тогдашнему декану. Который сначала вроде образовался, но потом много раз пытался упросить семью Крюгеров или Куцевичей забрать свое бесталанное дитя домой. Письма с отказами были подшиты к делу. Дед девочки был лаконичен и ограничился простым «нет», Гаврила же Куцевич сообщил, что «ему это отродье дома даром не нужно. Можете хоть убить и сбросить в канализацию, плакать не стану».
Да уж, девочка прямо-таки умеет заводить себе друзей! В общем, дальше — больше. Годы шли, она толком никак не училась, но никуда не уходила. Табели, иллюстрирующие ее «успехи» тоже были подшиты к делу. Ее даже ректор пытался убедить уйти, но ему тоже не удалось — Катенька осталась. И вроде даже ей подобрали какое-то дело по душе и способностям — перекладывать какие-то бесполезные бумажки в библиотеке.
И вот в библиотеке она как раз что-то интересное и нашла. Катенька не была магом. Очень хотела, буквально таки каждый год требовала, чтобы ее проверили на заубер-детекторе, не зародился ли в ее белокурой головке особенный дар. Объяснения, что результат не меняется в течение всей жизни ее не устраивали. В общем, проще было посадить ее в кресло и протестировать, чем выслушивать ее нытье, угрозы и вопли. Результат все равно получался одним и тем же — бесталанна в этой области тоже.
Честно говоря, я к этому моменту уже больше сочувствовал этой девушке. Комментатор с таким очевидным удовольствием описывал любое ее поражение, что я начал думать, что это писал здорово пристрастный человек.
Зато он наконец-то написал, как она вообще оказалась в мызе. Книжка, которую она откопала, была про нечисть и способы поставить оную себе на службу. И обрести таким образом некое могущество. Назывался сей образец оккультного творчества «Кодекс тварей потусторонних и злокозненных, коих мы по недомыслию и недоумию называем нечистью». Автор — некто Кузьма Кузьмич Козимов. Незакрытый билет из библиотеки был подшит к делу тоже. Старец Мыккла, к которому она обратилась за помощью, помогать согласился только в обмен на то, что она поселится в той самой мызе и наведет там женский уют.