Где деньги, мародер?
Шрифт:
— Хм, интересно звучит, Лебовский, — сказал ректор, чиркая спичкой. — Вот как мы поступим, Лебовский. Допустим, мне ваша идея сейчас кажется приемлемой. Но я уверен, что как только я начну задавать конкретные вопросы, она сразу же начнет рассыпаться как карточный домик. Так?
Я неопределенно кивнул и посмотрел на Ларошева.
— Яков Антонович, если вы вернете историческому факультету хотя бы часть ресурсов, мы беремся доказать реальность этой идеи, — сказал Ларошев. — Нам нужны две аудитории — лекционная и для практических занятий, свой раздел библиотеки, доступ к автопарку и найму разнорабочих…
—
— Да-да, Яков Антонович, — Ларошев закивал и быстро попятился к двери. Меня за пиджак дернул тоже.
В коридоре Ларошев облегченно выдохнул, прислонился к стене и прикрыл глаза. Почти сразу же дверь снова скрипнула — вслед за нами вышел Кащеев. Я демонстративно отвернулся. Вообще-то, мне хотелось задать ему несколько вопросов, но конкретно сейчас вообще не было никакого желания с ним общаться.
— Я бы хотел кое-что прояснить, Лебовский, — нейтральным тоном сказал Кащеев. — Понимаю, сейчас вам кажется, что с вами сыграли в темную…
— Опять, — сказал я.
— Что? — переспросил Кащеев.
— Опять сыграли в темную, — с как можно большей язвительностью проговорил я.
— Лебовский, вы же умный парень, — Кащеев едва заметно улыбнулся. — Давайте-ка посмотрим, что с вами случилось. Вы полезли, куда вас никто не просил, и стали серьезной проблемой. Изнасиловали одну из моих девочек, и бог знает что там еще натворили. Все верно излагаю?
Я открыл рот, чтобы возразить, что делал все это не я, а мой… Но потом подумал, что вообще-то он абсолютно прав. Палата старика была заперта, я самовольно взял ключи, ну и дальше все получилось, просто потому что я сунул нос не в свое дело. Так что я промолчал.
— Я проводил вас до человека, способного вам помочь, но навязывать помощь не стал, верно? — Кащеев снова посмотрел на меня. Я кивнул.
— Вы заметили, откуда в вас стреляли, Лебовский? — спросил Кащеев.
— С галереи второго этажа, насколько я понял, — ответил я. — Ну либо там чуть выше есть вентиляционные отверстия или что-то подобное.
— Какое расстояние от стрелка до вас приблизительно было? — спросил Кащеев.
— Метров десять максимум, — ответил я, уже понимая, к чему он клонит.
— Вы бы промахнулись? — Кащеев иронично улыбнулся и приподнял бровь.
— Нет, — я покачал головой. — Ну, разве что был бы пьян, оружие сломанное или…
— Я надеюсь, вы не отказываете мне в наличии мозгов? — Кащеев засмеялся. — Вы же не думаете, что я отдал указания криворукому слепому стрелку, которого предварительно еще и напоил?
Я молча опустил глаза в пол. Вообще-то он был абсолютно прав во всем. И я, если бы хоть немного подумал, то тоже обратил внимание на эту вот несообразность. В городе меня, будем честны, никто не преследовал, я накрутил себя полностью сам.
— Но зачем? — спросил я.
— Ты избавился от доппельгангера? — Кащеев пристально посмотрел мне в глаза.
—
— Вот и ответ, — Кащеев пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
— Подождите, — я придержал его за плечо. — Но логика-то где?
— Жизненный опыт, дорогой друг, жизненный опыт, — Кащеев похлопал меня по плечу, вежливо кивнул и удалился.
— Понятно, аудиенция окончена, — буркнул я. — Что он имел в виду, Владимир Гаевич?
— Хотел бы я точно это знать, — Ларошев хмыкнул. — Хотя, мне кажется, я понял. Он добился того, чтобы ты считал, что тебя все бросили, и ты остался со своей проблемой один на один. В прошлые разы собралась комиссия, студента всячески поддерживали и показывали, что он не один, что лучшие умы университета на его стороне. И в результате все они кончили одинаково. С пулей в голове, потому что другого выбора не осталось. А господин Кащеев у нас известный адепт индивидуализма. Он считает, что наилучшие результаты человек показывает только когда подсознательно рассчитывает только на себя.
Ларошев оглянулся в ту сторону, куда ушел Кащеев.
— Однако даже с учетом того, что я сейчас сказал, — Ларошев несколько раз качнулся с пяток на носки, — я бы не рассчитывал, что этот человек однозначно на вашей стороне, Лебовский. Если бы вы не справились, он бы с легкостью нашел для ректора объяснение, почему вас необходимо было списать в расход.
— Я уже понял, — усмехнулся я, вспомнив крохотный пистолет в руках у Феодоры.
— Теперь давайте вернемся к делу, — оживился вдруг Ларошев. — Значит так, я набросал для нас первоначальный план действий. Кое-какие пункты требуют дождаться распоряжений господина ректора, но кое-что мы с вами можем сделать самостоятельно. Например, я взял на себя смелость записать вас как одного из участников завтрашнего собрания попечителей и меценатов…
— О, точно! — сказал я. — Совсем забыл про него! Но к этому же надо готовиться? Выступление, там…
— Вообще-то мне все равно, как вы там выступаете, — Ларошев поморщился. — Просто это прием, на котором соберутся самые богатые и влиятельные люди. Ну или их представители. Мне туда хода нет, по крайней мере до тех пор, пока факультет не восстановят, а вот вы имеете возможность находиться там вполне легально. Разговаривать, общаться… Понимаете меня?
— Подыскать первых клиентов? — спросил я.
— Ну… — Ларошев подмигнул. — Я бы не сказал, что нам с вами нужны именно клиенты. Нужна информация. Быть может, у кого-то дед сгреб драгоценности супруги в шапку и где-то закопал… А у кого-то дядя промышлял на большой дороге, а куда дел награбленное, до исх пор непонятно. Эти все семейные байки о потерянных драгоценностях могут оказаться отличной отправной точкой для нашей с вами работы. Чтобы не искать в архивах наугад.
Ларошев посмотрел на меня оценивающе. Интересная в нем произошла перемена. Когда я его встретил, он бы потерянным и каким-то бестолковым. И прозвище «Бабка-Ёжка» подходило ему даже больше, чем какой-нибудь старой карге. У него были потухшие глаза, и вообще он выглядел много старше, чем сегодня. Сейчас он был элегантно одет и тщательно причесан, в свежепочищенные ботинки можно было смотреться как в зеркало, а глаза светились яростным энтузиазмом.