Где сидит фазан

Неволошин Макс

— Смотря что делать. И какие данные. И сколько.

— Числовые, грязные. Рутина часа на три, плюс интерпретация. Сколько ты хочешь?

— Восемьдесят в час.

— Ого!

— Моя рабочая ставка.

А ты не путай свою личную шерсть с государственной, — прикололся мой внутренний голос.

— Шестьдесят, — добавил Масуд.

— Семьдесят.

— Жди.

Я управился за два часа, выписал счёт на три. Он перевёл гонорар — аптека. Последовал новый заказ и ещё. Я стал фрилансить на рабочем месте. Разоблачения не боялся: монитор «спиной» к двери, на экране только цифры — молчаливые друзья. Но соломки везде не подстелишь.

Заходит

как-то Ева Дэвис из отдела жалоб. У нас был совместный проект. Ева — молодая, но продвинутая сплетница. Обо всех коллегах знает больше них самих. Побаиваюсь я таких людей. Их осведомлённость сродни психоанализу, а может, ясновидению. Показываю ей какой-то скрин, тут — идеально вовремя — «New email. Mahsood Shah». Вмиг удалил, но Ева — девушка глазастая.

— Хм… Ты общаешься с Масудом?

— Иногда, а что?

— Аккуратней с ним, токсичный индивид. В курсе, за что его выперли?

— Без понятия, всё таинственно. А ты?

— Секрет на десять центов, — усмехнулась Ева. — Масуд слил в UTS какой-то ваш ноу-хау. Ему там обещали работу с повышением. А Джеффу кто-то звякнул из своих. Масуд простой, как тумбочка. Где он сейчас, в Маккуори?

— Вроде.

— Вот. UTS его кинул и правильно. Жаль, эта субстанция не тонет.

Я догадался, что слил Масуд — приложение к Text Analytics. Разработал эту штуку Терри. Когда я вник, то осознал, что Терри — гений. Легким движением руки замороченный софт IBM превращался в конфету. Мы её презентовали без деталей — только результат. Конкуренты взволновались, Джефф сиял. Text Analytics был наспех сделан гиками и выброшен на рынок. С ним буксовали многие, включая консультантов IBM. Три универа хотели купить приложение. Джефф отказал, его любимец слил.

Иногда я думаю: Масуд не так уж прост. Он знал, что Джеффу позвонят из UTS, а может, и устроил это сам. Валить он собирался по-любому. Но выпал шанс уйти эффектно, с достоевщиной, как не воспользоваться им? Велик соблазн нагадить в душу благодетелю — обильно, метко, не скрывая авторства. Облегчиться, захлопнуть дверь ногой и — в лифт, наверх. Или я гонюсь за чёрной кошкой в темноте, сомневаюсь в явном, брезгую простым? Тайно меряю бороды классиков русской словесности? Если так, вот хорошая новость. Недолго им осталось морочить людям головы и портить жизнь.

Впрочем, жизнь справлялась и без них. Кризис две тысячи восьмого столкнул университеты в яму бизнеса. Студенты быстро вошли в образ покупателей, заказчиков, разборчивых клиентов. Преподавателям роль обслуги давалась сложней. С досады профессура ударилась в сексизм, лукизм, эйблизм, менсплейнинг и прочие трендовые шалости, не забывая старый добрый абьюз и харассмент. Отдел жалоб регулярно увеличивал штат.

Наш офис захлестнули три волны манагеров. Они накатывали вслед за сменой лидерства и тотчас уносились, оставив пену, сор и гниль. После Джеффа нами рулил Пол, затем Джанель и Барби. Последняя запомнилась наружностью анорексичной куклы, изумлённой собственным умением говорить. Разнообразие и количество начальников маскировало вялость подчинённых. Мы что-то делали в режиме автономии. Они держались за места, но тщетно. Им не хватало времени избавиться от нас.

Главная проблема умных — вынужденное общение с тупыми. Особенно — длительный, тесный контакт. Или ты ликвидируешь эту проблему, или она ликвидирует тебя. У жены на работе случилась беда: новая директриса выбрала её своей подругой. Тётка была мутная, крыша до небес, мозги таким не обязательны. Однако срочно

требовался гид. «Подруга» стала забегать накоротке, изводила лестью, бесконечными вопросами. Тыкала пальцем в экран, оставляя смазанные пятна. Делилась запахом полости рта. Мы в одной команде. Ты, как самый опытный работник, должна мне помочь. Я на тебя надеюсь. Будешь играть на моей стороне — победим… Отмаявшись, жена распахивала форточку, протирала монитор дезинфицирующим средством, запускала вентилятор. Шла пить кофе и жалела, что нет вискаря.

Есть люди с экспрессией кошек. Лицемерить не способны даже по необходимости. Если кого-то любят — это видно. Если презирают — тем более. Я долго живу с таким человеком и знаю, как трудно людям-кошкам в мире собак. Когда мою жену лишили кабинета, ей ненадолго стало веселее: мерзкая дружба закончилась. Потом начались травля и война.

Подробности я вытеснил, да и жена рассказывала мало. Берегла меня, наш дом. Смутно помню темы группировок, шельмования, подстав. Часть коллег легла под директрису, бунтари сплотились в оппозицию. Большинство молчало, надеясь отсидеться. «Они не понимают, — говорила мне жена, — в итоге эта тварь уволит всех. Ей нужны люди с чистой памятью. Новые, лояльные, тупые и обязанные. Важно — уйдём мы сами, или уйдут нас. Цена вопроса — тысяч пятьдесят». По образованию моя жена — историк. Древние, как Византия, схемы известны ей на все шаги вперёд. Увидев директрису, она тотчас принялась искать работу, но столкнулась с жёсткой конкуренцией. Декаданс командного состава был тогда явлением повсеместным. Умные выдавливались первыми. Предложение обгоняло спрос.

У жены образовались новые привычки. Утром она бегала, «нагуливала самость», дышала океаном впрок. Пять километров, взлёт на мост, рывок сквозь бегунов, велосипеды, трафик офисных андроидов. Сидней затемно гонит рабов на плантации денег. Вот молодая дама, углублённая в айфон. Дресс-код, очки, наушники, кроссовки. Шагает в Сити, на лице — ни тени беспокойства от предстоящей гибели целого дня в коробке с чужими… Нет, только позитив. Назад — к простым сиюминутным ощущениям. Вдох-выдох, осанка, диафрагма, гордая шея, плоский живот. Техника бега редкой красоты, так говорил ей некогда тренер. Касание, стопа, отрыв. Изящество, лёгкость, свобода. Отпустила всё — летим.

Левый берег, ещё пять километров. Мимо утомлённых за ночь ресторанов, очередей за кофе, сонных яхт. Мимо идеальной плоскости воды, давно забывшей стрессы океана. И тут в неё вливается рассвет. Картина неизвестного художника готова за минуты. Бледно-розовый тон, лаконизм перевёрнутой копии города. Солнце путается в такелаже, мечется по зеркалам небоскрёбов. Победно — ракетой на тысячу мест — сияет наш дом. Вот за что… именно ради… Помнить. Всегда. Утро, Darling Harbour — гламурная петля Сиднея.

На посошок закинуть четвертину ксанакса. В авто перекричать Селин Дион:

All by-y my-y-self

Don’t wanna be

All by-y-y myself

Anymore…

И войти в эту клетку не тварью дрожащей, но укротителем, змееловом. Надменная улыбка, вежливый сарказм. Подонки должны знать своё место. Сосредоточиться. Не подставляться. Не облегчать им жизнь. Иногда Селин брала антракт, жена ездила в офис на автобусе. Цель — вернуться домой пешком, дать себе час-полтора на адаптацию к миру. Стянуть с души противогаз, бронежилет, вытрясти ненависть из головы. В сумке — плоская бутылочка Cointreau. Prosit, вечерние тени Centennial парка! Вздрогнем, цветные огни Surry Hills!