Где танцуют тени
Шрифт:
– А что, по-вашему, с ним стряслось?
Хозяйка поставила кружку на прилавок.
– Как по мне, так грабители. Лучше бы ему не выходить одному в темную-то пору. Еще и такому нервному.
– Нервному? В каком смысле?
– Да весь как на иголках был, ну, вы понимаете? – собеседница потянулась за полотенцем. – Я вещички-то сберегла, на случай, вдруг он за ними вернется. Только ж этот магистрат с Боу-стрит все с собой унес.
Себастьян отпил эль.
– А сколько дней прожил у вас мистер Кинкайд?
– Даже и ночки не переночевал, горемычный. Они ведь только утром причалили. Снял комнату, поел в общей зале мясного пирога, вот, и куда-то надолго отлучился. Помнится, вроде сказал, что надо повидать кое-кого в Вест-Энде, да только я могла и спутать.
– И больше не возвращался?
– Да нет, возвращался. – Хозяйка протерла темные доски древнего прилавка. – Пришел, поужинал, потом опять вышел – и больше никто его не видывал.
– Не знаете, куда направился ваш постоялец после ужина?
– Ну, он спрашивал, как добраться до чайных садов возле таверны «Святая Гелена» [33] . Знаете, такое славное местечко, там летом духовой оркестр играет почти каждый вечер, и танцы.
– А где это?
– Идете по Хафпенни-Хэтч [34] , – указала старушка вдоль реки, – через рыночные сады, до Дептфорт-роуд. Вообще-то, не лучшее место для прогулок в потемках, к тому же в начале Трандлис-лейн вроде как разбойничий притон. Оттого мы и подумали, что мистер Кинкайд повстречался с грабителями, когда он так и не объявился.
33
Таверна «Святая Гелена»в 1780 – 1881 гг. служила местом развлечений и отдыха для рабочего класса Лондона и жителей близлежащих сельских общин. В ее «чайных садах» имелись уютные лужайки, два рыбных пруда между тисовых деревьев, статуи, беседки в китайском стиле, обсаженные плакучими ивами. По вечерам здесь устраивались танцы и фейерверки, но, разумеется, этот увеселительный парк не мог равняться с аристократическим Воксхоллом.
34
Хафпенни-Хэтч(Дверца за полпенни) – так назывались пешеходные дорожки, которых в лондонских пригородах того времени было несколько. Они, как правило, представляли собой кратчайший путь из одного пункта в другой, шедший по частным владениям. У калитки стояла будочка, и за право пройти взималась плата в полпенни.
– Вы сообщили констеблям?
– Да, на следующий же день. Те вдоль дорожки обшарили и вокруг «Святой Гелены», но ни следочка не нашли. Никто в чайных садах не припомнил, чтобы видел беднягу, вот мы и решили, что с ним еще по пути туда что-то приключилось.
– А как он выглядел?
– Хм-м-м, – приветливое лицо задумчиво наморщилось, – я бы сказала, лет тридцати, волосы такие, соломенные. Глаза, боюсь, не приметила. Ладный парень, ничего не скажешь, но как с ним заговоришь – только его зубы и видишь.
– Зубы?
– Ага, мог бы, бедненький, своими зубами, как в той поговорке, через штакетник яблоко сгрызть.
Виконт осушил свою кружку.
– Так на каком корабле, говорите, приплыл мистер Кинкайд?
– На «Балтимор Мери». Стояли в Гренландском доке. – Хозяйка гостиницы окинула собеседника оценивающим взглядом и поинтересовалась: – Вы сейчас туда пойдете?
– Да, а что?
– Тогда лучше поспешите, – кивнула старушка за окно, где клонящееся к закату солнце отбрасывало на дорогу длинные тени. – Не захочется вам бродить по здешним местам, когда спустится ночь.
ГЛАВА 26
Себастьян правил экипажем между длинных рядов галетных фабрик и якорных кузниц, построенных вплотную к парусным мастерским и обветшалым домикам. На краю Гренландского дока, в тени громадного кирпичного пакгауза на тихой, вымощенной булыжником улочке виконт оставил Тома с коляской и направился дальше пешком, пробираясь сквозь толпы грузчиков в кожаных фартуках и моряков, благоухающих джином и застарелым потом.
Суррейские доки являли собой нагромождение пристаней, каналов и водоемов для морения корабельного леса, по берегам которых стояли пакгаузы с амбарами и высились громадные штабеля бревен и досок. Многочисленные китобойные флотилии прошлого века к этому времени уже почти исчезли, их место заняли суда, доставляющие древесину из Скандинавии и Балтики или зерно и хлопок из Северной Америки. Воздух был тяжелым от запаха смолы, дохлой рыбы и плававших на поверхности воды нечистот.
В кармане виконта лежал наготове заряженный двуствольный пистолет, а в голенище сапога был спрятан кинжал. Тем не менее, Девлин твердо намеревался последовать совету хозяйки гостиницы и покинуть прибрежный район до наступления темноты.
В доках копошилась целая армия портовых работяг: матросы лихтеров, штабельщики, чернорабочие, которые каждое утро стекались к местным пабам, таким как «Королевский герб» или «Зеленый человек», где бригадиры набирали себе команду на день. Несколько умело сформулированных вопросов и сунутых исподтишка монет в итоге привели Себастьяна к обветшалой пристани у канала, где крупный чернобородый ирландец по имени Патрик О’Брайан командовал разгрузкой шлюпа с русской пенькой.
– Все верно, на «Балтимор Мери» моя бригада работала, – подбоченился он и, прищурившись от солнечных взблесков на воде, оглядел сновавших по палубе подчиненных.
– Судно прибыло из Соединенных Штатов? – поинтересовался виконт.
– Точно. С партией пшеницы.
– Пришвартовались в прошлую субботу?
О’Брайан пожевал запихнутый за щеку кусок прессованного табака и утвердительно крякнул.
Себастьян устремил взгляд на покрытую масляными пятнами реку, где сгрудились десятки кораблей, чернея пустыми мачтами на фоне синего неба.
– А уже во вторник отплыли обратно? Как такое возможно?
– Я такого сам еще не видывал. Даже надбавку выплатили, вот, только чтоб поскорее разгрузиться, – ирландец подмигнул. – И уж будьте уверены, таможенных инспекторов капитан тоже подмазал, чтоб досмотр без проволочек пройти.
– Почему такая спешка?
– Чего не скажу, того не скажу. Хотя… есть у меня одна мыслишка, – О’Брайан сплюнул в воду полный рот коричневой табачной жвачки и замолк, выжидающе посматривая на собеседника.
Себастьн любезно протянул докеру монету.
– Да?
– Понимаете, обычно капитан разгружается, затем держит курс в кофейню «Виржиния и Мэриленд» на Треднидл-стрит или в таверну «Антверпен». Туда захаживают все торговцы, желающие подрядить на перевозку товара корабль, собирающийся в обратный рейс.