Где танцуют тени
Шрифт:
– Никаких опознавательных знаков или документов? – поднял глаза виконт.
– Никаких. Очевидно, с трупа все сняли перед тем, как утопить в канаве. – Гибсон с неблагозвучным шлепком перевернул покойника на спину. – По моему суждению, мужчина лет тридцати. Хорошо сложен, роста чуть выше среднего. Развитая мускулатура. Светлые волосы. – Доктор раздвинул губы покойника, открыв омерзительный оскал. – Вот, пожалуй, наиболее приметная его черта. Взгляни, какого размера передние зубы. Они настолько выступают над нижней челюстью, что это должно бросаться в глаза.
– И это все, чем мы располагаем? Тридцатилетний блондин с выпирающими зубами?
– Ну, извини.
– Может, Боу-стрит больше с ним повезло, – Девлин отложил в сторону грязное тряпье.
– Попытай счастья у них.
* * * * *
Когда виконт нашел сэра Генри, тот спокойно обедал в «Буром медведе» через дорогу от управления на Боу-стрит.
– Милорд, – поздоровался магистрат. – Прошу, присаживайтесь. Вы меня ищете?
Себастьян скользнул на скамью напротив и заказал кружку эля.
– Меня интересует джентльмен, чей труп выбросили в прошлую субботу в Бетнал-Грин.
– Да? – с явным недоумением переспросил сэр Генри. – По какой же причине?
Девлин подался вперед, опершись локтями о стол.
– По-моему, его убил тот же злодей, что и Александра Росса.
Откусив пирог с мясом, Лавджой медленно прожевал и проглотил.
– У вас имеются основания для такого предположения, милорд?
– Имеются. Только, боюсь, пока не могу вам объяснить. Личность жертвы удалось установить?
– Вообще-то, да. Учитывая состояние означенного трупа, это затруднительно подтвердить, однако есть причины полагать, что им может оказаться господин Иезекииль Кинкайд, пропавший из гостиницы под названием «Лук и бык», что на Блу-Анкор-роуд, возле Суррейских доков.
– Иезекииль Кинкайд? – нахмурился виконт. Это имя ничего ему не говорило. – Кто такой?
– Насколько нам известно, он работал агентом в торговой компании «Роузхейвен».
– «Роузхейвен»? Почему-то звучит знакомо.
– Возможно, потому, что ее владелец – мистер Джаспер Кокс, брат юной леди, которая была помолвлена с Александром Россом.
Себастьян уставился на собеседника.
– Это торговая компания заявила об исчезновении Кинкайда?
– На самом деле, нет. Они считали, что тот отплыл в Соединенные Штаты.
Снова эта Америка…
– А что заставляет вас думать, что он не отплыл? – поинтересовался виконт.
Сэр Генри полез в карман сюртука.
– Выяснилось, что пострел, сообщивший констеблям о трупе, вначале поживился вот чем. – На стол легли простенькие золотые часы.
Девлин открыл крышку и прочел гравировку: « С любовью Иезекиилю от Махалы».
– Пожалуй, вы правы, действительно редкое имя. Но если об исчезновении мистера Кинкайда не заявлялось…
– Да нет же, заявлялось. Он не забрал свои пожитки из гостиницы. Как я понимаю, «Балтимор Мери» – корабль, на котором должен был отплыть джентльмен, – ждал так долго, сколько было возможно. Но, в конце концов, они были вынуждены либо отчалить без Кинкайда, либо пропустить прилив. Я осмотрел вещи, которые остались в «Луке и быке», – потер переносицу магистрат. – Там обнаружилось письмо от Махалы, его жены.
В отдаленных уголках сознания виконта забрезжило смутное подозрение.
– Письмо откуда?
– Из Балтимора.
– Так этот Кинкайд был американцем?
– Ну да. Я разве не сказал?
ГЛАВА 25
Суррейские доки находились в Ротерхите, на южном берегу Темзы милях в двух от Лондонского моста. Когда-то отсюда отправлялись многочисленные арктические китобойные экспедиции, в апреле отплывавшие из Лондона, а в конце сезона возвращавшиеся с пластами китового жира. Жир затем разрезали на куски и вытапливали в огромных котлах. В округе до сих пор ощущался отвратительный запах горячей ворвани, к которому примешивался смрад, доносившийся по реке от кожевенных заводов в соседнем Бермондси.
Это был грязный район каналов и доковых бассейнов, граничащих с пакгаузами, район фабрик, ремесленных мастерских и зловонных приливно-отливных канав. Воздух оглашался боем молотов и врубающихся в дерево топоров. В неприглядных узких улочках громоздились фургоны, груженные железом и пенькой, парусиной и кудахчущими курами.
– У меня от этого местечка всегда мурашки по коже, – пробормотал Том, когда они тряслись по неровной брусчатке. – Видно, чересчур много иноземцев.
– Может и так, – негромко хохотнул виконт, поворачивая гнедых в арку к «Луку и быку». – Гостиница, по крайней мере, выглядит прилично – и очень по-английски.
«Лук и бык», старая, наполовину деревянная постройка с обросшей лишайником черепичной крышей и навесными галереями давала приют торговым агентам и комиссионерам, которым по долгу службы приходилось частенько наведываться в близлежащие доки и «благополучные» окрестности.
– Напои лошадей, – распорядился Девлин, передавая поводья груму. Несмотря на удлиняющиеся тени, свидетельствовавшие о приближении вечера, послеобеденное солнце по-прежнему припекало. – Только не давай уводить далеко – я ненадолго.
Хозяйка гостиницы, добрейшего вида бабуленька – маленькая, кругленькая, с обезоруживающе приятной улыбкой – отыскалась в баре. Услышав вопрос о Иезекииле Кинкайде, старушка печально зацокала языком.
– А то как же, помню я этого бедолагу, – подтвердила она, нацеживая Себастьяну пинту эля. – Рассказывал, что у него в Америке жена и двое сыночков. У меня прям из головы не выходит: ребятишки далеко-далеко, ждут, что папочка вернется домой, и ни сном, ни духом не ведают, что с родимым стряслось.