Где-то поодаль от мира
Шрифт:
Потоки дождя хлестали по стволу, ветром их пыталось задеть к нам, к комлю дерева, но не получалось. Неподалеку от нашего схрона тек ручей, несущий веточки, хвою, старые шишки куда-то в сторону речушки. И так длилось еще сорок семь минут, я проверял по своим механическим часам. Вообще, блокировки сети хоть и были порой очень неудобны, но, в принципе, жить особо не мешали.
Грохот близкого разряда и светящий проблеск молнии на короткое время оглушил и ослепил нас, метрах в полусотне затрещало падающее дерево, заскрипело-закричало от боли и ужаса. Это мне так Герда передала, неожиданно ярко. Тоже с перепуга, наверное, наблюдать за грозой вот так, в диком лесу — совсем другое дело,
— Что скажешь, подруга? — я выглянул из-под такого надежного, и кажущегося уже привычным выворотня. — Пойдем дальше, или уж здесь заночуем?
Герда заворчала, потягиваясь, и снова завалилась на плед, послав мыслеобраз отдыха и миски с ароматной кашей. У меня самого слюнки потекли при мысли о горячей пище, и потому я махнул рукой, а начал копать яму под костер неподалеку от выворотня. Сегодня заночуем там, где пообедаем, нечего прятаться, погони нет. Это же точно. Да и после такой бури ни одного следа не осталось в лесу, все смыло.
А потому, после того, как я подготовил все для костра (повезло, наш выворотень накрыл, частично раскрошив, старый, полусгнивший ствол такого же гиганта, и часть дров осталась сухими), взял три котелка, и пошел было к реке, как яростный рявк голована, а паче образ летящей мне на спину огромной кошки заставил меня длинным перекатом уйти в сторону, направо. При этом двудулка отлетела налево.
Приземлившись в лужу, я, подняв кучу брызг, перевернулся и встал на правое колено, вырывая из кобуры револьвер. И с ужасом понял, что страховочный ремешок не позволяет мне это сделать. Мать, это же не моя кобура от импульсника! Это древняя система, чисто механическая!
А кошка, успев приземлится и развернутся, сделала второй прыжок, уже точно в меня. И я единственное что успел, так это откинуть в конце концов ремешок и взяться за рукоять револьвера.
Сбоку в кошку ударила бело-рыжая молния. Герда, моя голована! Сбив кошку с намеченной траектории, она успела на лету вцепиться своими челюстями в правое плечо лесной хищницы. И обе кувырком покатились чуть правее от меня. Кошка визжала от боли, и правой задней лапой рвала бедро Герды. Это я успел разглядеть до того, как одним прыжком подскочив к дерущимся, левой рукой за загривок вздернуть кошку с висящей на ней Гердой, взвести курок револьвера и выстрелить в затылок кошки. Из-под нижней челюсти кошки вылетел небольшой фонтанчик крови и плоти, тело хищницы рванули конвульсии.
А я тем временем подхватил на руки разжавшую челюсти, и скулящую вслух и плачущую от боли в ментале Герду. С бока, с бедра голованы свисали жуткие лохмотья из кожи и мышц, глубокие рваные порезы истекали кровью. Впрочем, крупных артерий задето не было, слава Богу, .
— Сейчас, тихо, девочка. Тихо, — я распотрошил рюкзак, доставая бинты, йод, фляжку с водкой и катушки с нитками. Развел в котелке полстакана водки, протянул голованке. — Пей, девочка. Знаю, что не нравится, но пей все.
Фыркая, Герда выпила разведенную дождевой водой водку, и практически мгновенно захмелела, да здорово. Чуть ли не песни в ментале петь начала, я почувствовал огромное облегчение, когда водка сработала как обезбаливающее. Да и крови она много потеряла, алкоголь мгновенно подействовал. И потому начал аккуратно промывать той же водой с водкой и капелькой йода раны собаки. Та порой дергала лапой, и слегка взвизгивала, но уже в хмельной полудреме. Закончив промывать, я вытащил из кружки залитые
Через час, укрыв спящую голованку пледом, я пошел потрошить убитую кошку. Похоже, кугуар, или пума. Коричневая шкура, большое тело, вес килограммов под полсотни минимум. Самка. Если судить по зубам — молодая самка. Значит, вкуснее будет, кошачье мясо вроде как вполне съедобное. Вырезав килограмм пятнадцать мякоти, остальное оттащил метров за сотни ниже по течению ручейка и сбросил в воду. Путь утащит подальше. Нет, я все понимаю, тот же взрослый медведь унюхает кровь и припрется хрен знает отколь, но вот что-то мне кажется, что именно здесь медведя нет. Нет много еды, нет шишек, ягодников, грибы есть, но ест ли их медведь — бог его знает. Кошка, похоже, потому здесь и жила, что молодая, угодья-то небогатые, подлеска нет — значит, нет зайцев, косуль, оленей, в конце концов. Только птицы и такие как мы прохожие.
Но все едино, придется бдить за себя и того парня, а то расслабился несколько крайних дней. Так, обдумывая свое поведение и всякие вероятности, я подвесил мясо в холщовом мешке на дереве, неподалеку от нас, а сам поставил вариться похлебку. Но на ночь все едино погашу, нет смысла пялиться в огонь, а потом глупо хлопать в темноту глазами и ничего не видеть.
Накормив сонную Герду, силком напоив ее, снова укрыл пледом. И поскольку делать пока было решительно нечего, залез на поваленный гигантский ствол. Он хорошую просеку в этом лесу сделал, хоть горы видать. И кстати, до них вроде как рукой подать, километров двадцать-тридцать. Но как мне их будет нелегко пройти, сейчас даже думать неохота. И потому я поудобнее уселся, оперевшись спиной на корни, положил двудулку себе на колени, и начал чистить револьвер. Хоть всего разок выстрелил, но почистить необходимо. И вообще, надо все оружие перечистить, время есть. Влажно, сыро, оружие стальное. Хоть я и перебирал-смазывал, но так и рукам занятие, и нервы успокою. Любого мужика, даже самого инфантильного, уход за оружием настраивает на позитив, это в нас чудовищной древностью вложено. Еще с тех самых пор, когда наши предки бегали, держа в руках копья с обсидиановыми наконечниками и с каменными топорами за поясом.
Так что, закончив чистить револьвер, я зарядил его, вложил в кобуру, с удивлением обратив внимание на практически разорванный страховочный ремешок. На соплях, так сказать, держится, на тоненькой полоске кожи. Надо же, как меня эта кошечка пуганула, ремешок порвал.
Спрыгнув вниз, я случайно глянул вниз, в яму, образовавшуюся от вывернутой корнями дерева земли. Во время линя ее затопило почти доверху, сейчас же вода спала, аккуратно выровняв песок на дне и по бокам. И обнажив очень древнюю, ржавую, готовую рассыпаться от чиха, но тем не менее какую-то машину. Ну, точно творение рук разумных, или что там у них было.
— Мда, — умно сказал я, тыкая в эту археологическую находку стволом карабина. Как я и предполагал, этот кус ржавчины частично ссыпался в яму, частично развалился. На дне блеснуло что-то. — Придется слезть, однако.
Яма была хоть и сырая, но песчаная, так что особой грязи не было, так, по щиколотку в мокрый песок погрузился. Блеснувшая хрень оказалась стеклянной штуковиной вроде древней фоторамки, откуда на меня глянуло смеющееся лицо красивой девушки. На самом деле красивой, не смотря на оливковую кожу, выступающие клыки и острые уши.