Где властвует любовь
Шрифт:
Это был комплимент. Странный, необычный, но тем не менее комплимент. Пенелопе ничего так не хотелось, как коснуться его руки, но она только кивнула.
– Ты можешь сказать мне все, Колин.
– Мои братья, – начал он. – Они… – Он замолк, уставившись невидящим взглядом в окно, затем снова взглянул на нее. – Они очень самостоятельные. Энтони – виконт. Видит Бог, я не хотел бы подобной ответственности, но у него есть цель. От него зависит сохранение нашего наследства.
– И не только, – тихо заметила
Он бросил на нее вопросительный взгляд.
– Думаю, твой брат считает себя в ответе за всю семью, – сказала она. – Это тяжкое бремя.
Колин попытался сохранить бесстрастный вид, но он никогда не был искусным актером. Выражение его лица заставило Пенелопу выпрямиться в кресле.
– Я вовсе не хочу сказать, что он имеет что-нибудь против! – поспешно добавила она. – Это часть его натуры.
– Вот именно! – воскликнул Колин, словно только что обнаружил нечто действительно важное. – В противоположность этим… моим легковесным рассуждениям о жизни. Ему грех жаловаться. Он всегда это понимал. А Бенедикт… Ты знаешь, что Бенедикт рисует?
– Конечно, – ответила Пенелопа. – Это всем известно. Одна из его картин висит в Национальной галерее. И кажется, они собираются приобрести еще одну. Пейзаж.
– Неужели?
Она кивнула.
– Мне сказала Элоиза.
Плечи Колина поникли.
– Должно быть, это правда. Странно, что никто не удосужился сообщить об этом мне.
– Ты был за границей, – напомнила Пенелопа.
– В общем, я пытаюсь сказать, что они оба имеют цель в жизни. В отличие от меня.
– Ты не прав, – возразила она.
– Мне лучше знать, прав я или не прав.
Пенелопа откинулась назад, пораженная резкостью его тона.
– Я знаю, что люди думают обо мне, – начал он, и хотя Пенелопа решила, что будет молчать, чтобы дать ему высказаться, она не могла не вмешаться.
– Ты душа общества, – сказала она. – Все просто обожают тебя.
– Знаю, – простонал Колин, смущенный и раздраженный одновременно. – Но… – Он запустил пальцы в волосы. – Господи, как сказать это и не выглядеть полным ослом?
Глаза Пенелопы расширились.
– Мне осточертело, что все считают меня пустоголовым симпатягой, – высказал он наконец.
– Что за чепуха, – возразила Пенелопа, пожалуй, чересчур поспешно.
– Пенелопа…
– Никто так не думает, – настаивала она.
– Как ты можешь утверждать…
– Я проторчала в Лондоне на несколько лет дольше, чем принято, – сердито сказала она. – Может, я не самая популярная женщина в городе, но за десять лет я слышала более чем достаточно слухов, сплетен и дурацких суждений. Но я никогда – ни разу – не слышала, чтобы кто-нибудь называл тебя недалеким.
С минуту Колин молча смотрел на нее, пораженный пылом, с каким она бросилась его защищать.
– Наверное, я не совсем точно выразился, – сказал он, как он надеялся, смиренным тоном. – Не «пустоголовым», а «пустым», так будет вернее. А что касается «симпатяги», то даже леди Уистлдаун называет меня обаятельным.
– И что в этом плохого?
– Ничего, – натянуто отозвался он, – если бы она не делала этого через день.
– Но газета выходит через день.
– Вот именно, – парировал он. – Если бы она видела во мне что-нибудь, помимо моего знаменитого обаяния, неужели ты думаешь, что она упустила бы возможность сообщить об этом всему свету?
Пенелопа выдержала долгую паузу.
– Неужели так важно, что думает леди Уистлдаун?
Колин подался вперед, хлопнув ладонями по коленям, и охнул, с опозданием вспомнив о раненой руке.
– Ты не понимаешь, – сказал он, морщась от боли. – Мне нет дела до леди Уистлдаун. Но нравится нам это или нет, она являет собой частицу нашего общества, отражая его в своих заметках.
– Думаю, найдется немало людей, которые не согласятся с этим утверждением.
Он выгнул бровь.
– Включая тебя?
– Вообще-то я считаю леди Уистлдаун довольно проницательной, – сообщила Пенелопа, чопорно сложив руки на коленях.
– Кого? Женщину, сравнившую тебя с перезрелой дыней?
На щеках Пенелопы вспыхнули два красных пятна.
– С перезрелым цитрусом, – процедила она. – Уверяю тебя, это разные вещи.
Колин окончательно убедился, что женский ум – это нечто загадочное и непредсказуемое, чего мужчине никогда не понять. На свете нет женщины, способной добраться из пункта А в пункт Б, не остановившись по пути в пунктах С, Д и X.
– Пенелопа, – сказал он, недоверчиво уставившись на нее, – эта женщина оскорбила тебя. Как ты можешь оправдываешь ее?
– Все, что она пишет, не более чем правда, – ответила она, скрестив руки на груди. – И признаться, она была довольно добра ко мне, с тех пор как мне позволили самой выбирать себе одежду.
Колин застонал.
– Мне казалось, мы обсуждали нечто более важное, чем тонкости дамского гардероба.
Глаза Пенелопы сузились.
– Еще бы. Мы обсуждали неудовлетворенность жизнью самого популярного мужчины в Лондоне.
Последние четыре слова она произнесла с нажимом, и Колин понял, что его пытаются поставить на место. Что ему чрезвычайно не понравилось.
– Не знаю, с чего я взял, что ты поймешь, – буркнул он, злясь на себя за ребяческие нотки, прозвучавшие в его голосе.
– Извини, – сказала она, – но мне нелегко сидеть и слушать, как ты жалуешься, что твоя жизнь не удалась.
– Я этого не говорил.
– Говорил!
– Я сказал, что моя жизнь пуста, – поправил он, сознавая, кик глупо это звучит.