Где властвует любовь
Шрифт:
Но с другой стороны, ей никогда прежде не наносили визитов. Пенелопа не могла припомнить случая, чтобы к ней явился джентльмен, а тем более тот, в кого она была влюблена всю свою сознательную жизнь.
– Успокойся, – приказала она себе, пытаясь унять волнение. – Нужно сохранять спокойствие. Спокойно, – повторила она как заклинание. – Спокойно.
Но душа ее пела, а сердце ликовало.
Сделав несколько глубоких вдохов, Пенелопа подошла к туалетному столику и взяла щетку для волос. Вряд ли Колин сбежит,
Тем не менее она причесала волосы в рекордные сроки, и не прошло и пяти минут, как она переступила порог гостиной.
– Вот это скорость, – заметил Колин с легкой усмешкой, повернувшись от окна, где он стоял, глядя на Маунт-стрит.
– Неужели? – отозвалась Пенелопа, надеясь, что ее горящие щеки не полыхают румянцем. Считается, что поклонника нужно заставить ждать, правда, не слишком долго. Но какой смысл придерживаться подобных глупостей с Колином? И потом, он никогда не был ее поклонником. Они друзья.
Друзья. Пожалуй, это точно определяет отношения, сложившиеся между ними в последнее время. Они всегда относились друг к другу по-приятельски, но после возвращения Конина с Кипра стали настоящими друзьями.
Разве это не чудо?
Даже если он никогда не полюбит ее – в чем Пенелопа практически не сомневалась, – это значительно лучше того, что было раньше.
– Чему я обязана удовольствием видеть тебя? – поинтересовалась она, усаживаясь на софу, обитую слегка поблекшим желтым дамастом.
Колин расположился напротив на довольно неудобном стуле с прямой спинкой. Он подался вперед, положив ладони на колени. Это была не самая подходящая поза для джентльмена, явившегося с визитом, и Пенелопа сразу поняла, что что-то не так. Он выглядел напряженным, даже расстроенным.
– Боюсь, дело серьезное, – сообщил Колин с мрачным видом.
Пенелопа едва удержалась, чтобы не вскочить на ноги.
– Что-нибудь случилось? Кто-нибудь заболел?
– Нет-нет, ничего такого. – Он испустил протяжный вздох и прошелся пятерней по своей уже порядком взлохмаченной шевелюре. – Это касается Элоизы.
– Что с ней?
– Не знаю, как сказать. Я… У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?
Пенелопа была на грани того, чтобы свернуть ему шею.
– Ради Бога, Колин!
– Извини, – пробормотал он. – Я не ел весь день.
– Я уже велела Брайерли принести закуски, – нетерпеливо отозвалась она. – А теперь, может, расскажешь, что случилось, или будешь и дальше испытывать мое терпение?
– Думаю, она и есть леди Уистлдаун, – выпалил Колин.
Пенелопа ошарашенно уставилась на него. Она ожидала услышать что угодно, только не это.
– Пенелопа, ты слышишь меня?
– Элоиза? – переспросила она, хотя прекрасно слышала, что он сказал.
Он кивнул.
– Это невозможно.
Колин поднялся и принялся расхаживать по комнате, слишком возбужденный, чтобы усидеть на месте.
– Почему?
– Потому что… потому что… – Действительно, почему? – Потому что она не могла бы заниматься этим десять лет без моего ведома.
Тревога на лице Колина сменилась выражением превосходства.
– Едва ли ты в курсе всего, что делает Элоиза.
– Конечно, нет, – раздраженно бросила Пенелопа. – Но могу сказать тебе совершенно точно, что ей не удалось бы хранить от меня такой секрет в течение десяти лет. Она просто не способна на это.
– Пенелопа, да она самая любопытная и пронырливая особа из всех, кого я знаю.
– Пожалуй, – согласилась Пенелопа. – Не считая моей матери, конечно. Но этого недостаточно, чтобы обвинять ее во всех смертных грехах.
Колин перестал метаться по комнате и остановился перед ней, уперев руки в бока.
– И она всегда все записывает.
– С чего ты взял?
Он протянул руку и потер кончики пальцев друг о друга.
– У нее вечно пальцы в чернилах.
– Как и у всех других, кто пользуется пером. – Пенелопа сделала широкий жест рукой. – Ты, например, ведешь дневник, и пальцы у тебя наверняка бывают в чернилах.
– Да, но я не прячусь, когда пишу свои записки.
Пульс Пенелопы участился.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, слегка задохнувшись.
– То, что она запирается в своей комнате на несколько часов подряд, а когда выходит оттуда, ее пальцы заляпаны чернилами.
Пенелопа молчала долгую минуту. Доказательства Колина были достаточно убедительны, особенно в сочетании с общеизвестной страстью его сестры совать нос в чужие дела.
Но чтобы Элоиза играла роль леди Уистлдаун? Чепуха! Пенелопа готова была поклясться в этом собственной жизнью.
Она скрестила руки на груди и заявила тоном, более уместным в устах чрезвычайно упрямого шестилетнего ребенка:
– Это не она. И все!
Колин снова сел, на этот раз в кресло.
– Хотелось бы мне разделять твою уверенность.
– Колин, можешь мне поверить…
– Где же еда? – проворчал он.
Столь явное пренебрежение хорошими манерами позабавило Пенелопу.
– Уверена, Брайерли уже на подходе.
Колин вытянул ноги и откинулся на спинку кресла.
– Я ужасно проголодался.
Уголки губ Пенелопы дрогнули в улыбке.
– Я так и поняла.
Колин устало вздохнул.
– Если Элоиза – леди Уистлдаун, это катастрофа. Ужасная и непоправимая.
– Едва ли, – осторожно заметила Пенелопа. – Не то чтобы я думала, будто она леди Уистлдаун, потому что это полная чепуха! Но даже если допустить, что это так, что в этом ужасного? Мне лично леди Уистлдаун даже нравится.