Где властвует любовь

Куин Джулия

Она порывисто потянулась к нему и сжала в коротком объятии. Затем, все еще держась за его плечи, сказала:

– Я не знаю.

– Извини, но я…

Дафна покачала головой:

– Я не знаю, как узнать, что это любовь. Думаю, у всех это происходит по-разному.

– А ты как узнала?

Она задумчиво пожевала нижнюю губу, прежде чем ответить:

– Не знаю.

– Что?

Дафна беспомощно пожала плечами.

– Я не помню. Это было так давно. Просто… я знала.

– То есть, по-твоему, – сказал Колин, прислонившись к подоконнику и скрестив руки

на груди, – если человек не знает, что он влюблен, то скорее всего он не влюблен.

– Да, – твердо сказала она. – Нет! Я вовсе не это имела и виду.

– А что?

– Не знаю, – слабо отозвалась она.

Колин прищурился.

– Сколько лет ты замужем? – поинтересовался он.

– Колин, не издевайся. Я стараюсь быть полезной.

– Я ценю твои усилия, Дафна, но, честное слово, ты…

– Знаю, знаю, – перебила она. – Бесполезна. Но послушай. Тебе нравится Пенелопа? – Она ахнула в ужасе. – Мы ведь говорим о Пенелопе, не так ли?

– Конечно, – отрубил Колин.

Дафна испустила облегченный вздох.

– Слава Богу. Будь это не так, я вообще не решилась бы давать тебе советы.

– Ладно, я пошел, – резко сказал он.

– Нет, Колин, – взмолилась она, положив руку ему на локоть. – Прошу тебя, останься.

Он посмотрел на нее и вздохнул, признавая поражение.

– Я чувствую себя ослом.

– Колин, – сказала Дафна, подведя его к дивану и заставив сесть, – послушай меня. Любовь меняется с каждым днем. Она не похожа на удар молнии, мгновенно превращающий тебя в другого человека. Конечно, Бенедикт утверждает, что с ним все случилось именно так. Наверное, это чудесно, но, ты же знаешь, Бенедикт – необычный человек.

Колину очень хотелось согласиться, но он был не настолько доверчив.

– Со мной было иначе, – продолжила Дафна. – И думаю, с Саймоном тоже, хотя, честно говоря, я его никогда не спрашивала.

– Очень жаль.

Она помедлила, склонив голову набок, как удивленная птичка.

– Почему?

Колин пожал плечами.

– Тогда ты могла бы рассказать мне.

– По-твоему, мужчины в этом смысле отличаются от женщин?

– Как и во всем остальном. Она скорчила гримаску.

– Я начинаю сочувствовать Пенелопе.

– И правильно, – согласился он. – Из меня получится ужасный муж.

– Вовсе нет, – возразила Дафна, шлепнув его по руке. – С чего ты взял? Ты же не собираешься изменять ей?

– Нет, – сказал Колин. Он помолчал, затем задумчиво добавил: – Но возможно, я не люблю ее так, как она того заслуживает.

– Но почему? – Она в отчаянии всплеснула, руками. – Ради Бога, Колин, сам факт, что ты сидишь здесь и рассуждаешь о любви, скорее всего, означает, что ты на полпути к ней.

– Ты действительно так думаешь?

– Если бы я так не думала, – сказала Дафна, – то не стала бы говорить. – Она вздохнула. – Перестань изводить себя, Колин. Пусть все идет своим чередом, и ты убедишься, что супружеская жизнь значительно проще, чем кажется.

Он подозрительно уставился на нее.

– Когда это ты успела стать философом?

– Когда ты явился сюда и задал свой вопрос, – ответила она, улыбнувшись. –

Ты женишься на подходящей тебе женщине, Колин. Перестань тревожиться.

– Я не тревожусь, – машинально отозвался Колин, однако не стал протестовать, когда она одарила его саркастическим взглядом. Если он и тревожится, то не потому, что сомневается в своем выборе.

Нет, его тревожат самые нелепые вещи. Например, любит он Пенелопу или нет. И не потому, что наступит конец света, если он ее любит (или, наоборот, не любит), а потому, что крайне неприятно не знать, что же ты чувствуешь на самом деле.

– Колин?

Колин посмотрел на сестру, не сводившую с него озадаченного взгляда. Пора уходить, пока он не опозорился окончательно. Он встал и, нагнувшись, поцеловал ее в щеку.

– Спасибо, – сказал он.

Дафна подозрительно прищурилась.

– Не понимаю, ты это серьезно или издеваешься надо мной за то, что я оказалась бесполезной.

– Ты оказалась совершенно бесполезной, – сказал он, – и тем не менее я искренне тебе благодарен.

– За старания?

– И за это тоже.

– Ты не собираешься зайти в Бриджертон-Хаус? – спросила Дафна.

– Зачем, чтобы опозориться еще и перед Энтони?

– Или Бенедиктом, – сказала она. – Он тоже там.

Видимо, такова особенность больших семей, что всегда есть возможность выставить себя дураком одновременно перед всеми братьями и сестрами.

– Нет, – сказал Колин, криво улыбнувшись, – думаю, мне лучше пойти домой.

– Пойти? – ахнула она.

Он покосился в сторону окна.

– Думаешь, будет дождь?

– Возьми мою карету, Колин, – предложила Дафна, – и, пожалуйста, не уходи, пока не принесут бутерброды. Не сомневаюсь, их будет целая гора, и, если ты уйдешь, не дождавшись, я съем половину, а потом буду весь день ненавидеть себя за это.

Колин кивнул и снова сел. И, как оказалось, не напрасно Он всегда любил копченую семгу. Собственно, он прихватил тарелку с собой и жевал всю дорогу, глядя на проливной дождь за окошком кареты.

Когда Бриджертоны устраивали приемы, они делали это на должном уровне.

А когда Бриджертоны давали бал по случаю помолвки… Достаточно сказать, что если бы леди Уистлдаун продолжала издавать свою газету, она посвятила бы описанию этого события по меньшей мере три заметки.

Даже с учетом спешки (ни леди Бриджертон, ни миссис Федерингтон не собирались предоставлять своим детям возможность передумать), этот бал обещал стать главным событием сезона.

Впрочем, кисло подумала Пенелопа, весь этот ажиотаж вызван не только предстоящим балом, но и непрекращающимися пересудами по поводу того, почему, скажите на милость, Колин Бриджертон выбрал себе в жены Пенелопу Федерингтон. Подобных пересудов не было даже тогда, когда Энтони Бриджертон женился на Кейт Шеффилд, которая, как и Пенелопа, никогда не считалась бриллиантом чистой воды. Но Кейт по крайней мере не была старой девой. Пенелопа не взялась бы подсчитать, сколько раз за последние дни она слышала за своей спиной оскорбительные слова, произнесенные шепотом.