Гедонисты и сердечная
Шрифт:
Ясно – бабенка почему-то Марфу не хочет… Пришлось проглотить, хотя была лазейка… Можно было надавить, используя то, что не совсем этично назначать члена жюри без согласования с председателем.
«Но мы вас так долго искали… Сроки-то поджимают…» – и тут отпарировала начальница. Что ж, справедливо…
Известить Марфу? С любым другим спустил бы дело на тормозах: гонцу с плохими вестями заливают глотку свинцом. Избегал этой роли. Но рука уже нажала кнопку.
Зря.
Марфа оказалась не на высоте. В повисшей тишине так и увидел
– Что ты сказала? – Федор попробовал ей помочь, вывести из ступора.
– Ничего. Что я могу сказать?
– Да… ничего… Но я все-таки оттянул согласие – сказал, что на две недели уезжаю… а то она сразу хотела встретиться. Пусть полежит где-то в уголке, решение само придет.
Ну, теперь она уязвлена. И на него рассердилась. Вместо того чтобы спасибо сказать, что похлопотал. Причинив себе двойное неудобство.
И Федор не сдержался.
– Не надо было тебе говорить!.. Мне было бы удобнее, – вырвалось слишком уж зло.
А ведь сам терпеть не мог импульсивность…
Впредь будет с Марфой поосторожнее. Придется фильтровать информацию. А пока устало и нехотя он принялся объяснять:
– Ну что я мог тут сделать… Говорить тебе простые слова утешения…
Марфино робкое «да, мне твое утешение дороже всего…» он пропустил мимо ушей.
– Для меня этот отказ – пройденный этап, это камень, о который споткнулся и отшвырнул. Пустяк… Ничего не значащий. Мне самому неприятно, что там Медякова. Сколько сил и времени уйдет на то, чтобы ее переубеждать… С тобой было бы гораздо легче. Подумал даже, не бортануть ли ее… Но я же все сразу просчитываю: вряд ли бы у меня получилось от нее избавиться, но она бы точно узнала про мою попытку – и вони было бы на несколько лет. А ты… Что ж, ты поймешь…
В трубку было слышно насупленное, обиженное сопение. Еще не смирилась… Пришлось продолжить:
– Я не рассказывал тебе? Мы ведь с Медяковой тыщу лет знакомы. Вместе с ней и ее мужем учились в аспирантуре. Я несколько лет каждую неделю бывал у них дома. Приходил к ним после работы – я тогда преподавал в военной академии, рядом с их домом. Мне очень нравилось у них сидеть, обсуждать… Огромная библиотека – и по экономике редкие книги, и художественная литература. Отец был академиком… А я – провинциальный пацан с Урала.
– А почему они тебя приглашали? – осторожно спросила Марфа.
Любопытство отвлекло от обиды. Отлично!
– Ты же знаешь мою манеру во всем находить хорошее. Они думали – это моя слабость. Потом только увидели, что, наоборот, это сила… И еще… Когда Медякова стала работать обозревателем в «Известиях», она мне каждый день звонила и просила посоветовать, что писать. Бывало, я ей целые статьи надиктовывал. В каждом ее материале хоть одна моя мысль была…
– А зачем ты позволял себя доить? – Марфа забыла про себя и уже вникла в новую ситуацию. И посочувствовала, и азартно заинтересовалась.
«Совсем как я», – подумал Федор. На то и был расчет.
– У меня этих идей… Да ты знаешь. От ее вопросов искры какие-то выбивались… К тому же попутно я разобрался, как они мыслят, чего хотят. До самого дна подобных ей понял, и потом мне стало легко с ними управляться. Знал, что от них можно ждать, как своего добиваться.
– Разве тебе не жалко, что ты помог нелюбимому, недостойному человеку?
Господи, какое детство… И ведь правда так думает… Посмеяться над ней? Нет уж, стоит только поучить прагматизму, как тебя циником объявят…
И Федор воспользовался притчей:
– Человек ждал достойного его помощи и так и умер, никому не помогая… А я же с ними обоими дружил.
– Ты что, не замечал их мелочность, злобность, ревнивость?
– Люди как люди… Когда мне наскучило, я отошел в сторону. Да и они отдалились. Они же соревновались со мной и просто не выдержали, когда у меня пошли успехи… Медякова потом даже пару раз мне подставила ножку. Публично не погнушалась от меня отречься…
Все-таки правильно, что позвонил, похвалил себя Федор, когда удалось наконец попрощаться с Марфой.
Спустился вниз и весело кликнул Бульку. Пошли погуляем.
Глава 11
Последний майский день. Кафедру отменили – зав вместо декана улетел в Брюссель, на конференцию, и Филипп возвращался домой засветло. Когда свернул с Осеннего бульвара в безымянный переулок из трех бело-бордовых башен – в последней они и жили, – кто-то позади забибикал. Обогнавший «жигуль» остановился, распахнулась правая передняя дверь.
– Скажите! Где тут поликлиника?! – Из машины высунулась смуглая женщина с черными, гладко зачесанными назад волосами. Она не спрашивала – приказывала.
На цыганку похожа… Противная… И может, оттого, что плохо подумал про совсем незнакомого человека, наверное, больного, Филипп остановился. Наклонился, опираясь на дверцу, и стал выяснять, какую поликлинику они ищут. Детскую, взрослую или зубную…
– У тебя близкие есть? – вместо уточнения спросила цыганка. Свела черные брови и мазнула по лицу Филиппа свирепым взглядом.
– Есть… – растерялся он. И почему-то послушно начал перечислять: – Жена…
– Она в опасности! – перебила цыганка. – Надо разбить дюжину яиц и потолочь скорлупу…
– Как? – На лице Филиппа была написана благодарность за то, что ему хотят помочь…
– Как, как… Дай тысячу – сама сниму порчу.
– У меня нет с собой. – Филипп ругнул себя за забытый бумажник.
– Близко живешь?
– Да…
– Садись, поехали к тебе. – Цыганка перегнулась через спинку и открыла заднюю дверцу. – Иначе она умрет! – победно объявила она.
Умрет?! Марфа – умрет?
От испуга Филипп встряхнулся.
Увидел себя со стороны: идиот тут топчется и слушает всякую ерунду…