Гедонисты и сердечная
Шрифт:
Дубинин… Не объявлялся вечность, которая для Марфы начинается… бывает, в тот момент, когда она машет рукой в окно электрички, увозящей дружка на дачу.
«Конечно, позвони», – чуть не вырвалось у Филиппа. Сдержался. Как бы не пришлось отдуваться за неправильный совет. Ситуация-то патовая – что ни сделай, все нехорошо…
– Нет, не буду, – твердо сказала Марфа, входя в комнату. – Я посплю.
Пока она снимала с себя брюки, Филипп посмотрел на экран ее мобильника, оставленного на письменном столе.
– Пропущенный
– Чей? – с нарочитым спокойствием спросила Марфа, неторопливо, как в замедленной съемке, поднимая длинный зеленый шарф, соскользнувший со спинки кресла на пол. – Посмотри, пожалуйста.
– В два двадцать восемь, вместо номера – несколько иксов…
– Это он…
Филипп расслышал в ее голосе торжество, которое спрятано так глубоко, что на письме было бы вульгарно обозначить его восклицательным знаком.
А что у него, у самого Филиппа, внутри? За Марфу обрадовался, а за себя? Самое разумное – чуть подморозить свои эмоции…
– У него специальный номер, который не определяется. Чтобы он мог свободно звонить кому угодно, а ему – только те, кто ему нужен… Дай-ка я отвечу… – сказала Марфа так, как певцы пробуют голос. Отчужденно. Только она проверяла не голос, а интонацию. Искала самую свою нейтральную, чтобы ни капли тепла не просочилось в предстоящем разговоре.
Филипп пугался такого ее настроя.
Выйти бы сейчас отсюда, пусть поговорит без свидетелей. Но любопытство и ревность обездвижили ноги – так и простоял весь короткий разговор посреди комнаты… Он посреди, Марфа – спиной к нему, уткнувшись лицом в тюль на окне.
Имитация интимности?..
Но зачем, если так подчеркнуто вежливо говорит…
Филиппа передернуло на ее словах «я рада, что ты приедешь». Слишком официально, холодно прозвучало.
Положив трубку, Марфа жалобно посмотрела на мужа:
– Я достаточно сдержанно говорила?
Для кого достаточно? Для Филиппа – даже слишком. Не хотел бы он быть на месте Дубинина.
– Он сказал, что вчера хотел позвонить, но мобильник разрядился… Странно, разве нельзя было включить в сеть? Ладно… Спросил, как тут кормят? Правда как? Я внимания не обратила… Он сейчас едет на электричке с дачи, в пять к московской квартире подадут машину… Давай погуляем?
Конечно, давай…
Шагали молча. Несколько раз обошли вокруг озера, набрели на баню, из которой выскочили два красномордых мужика в белых войлочных шляпах и с чреслами, обернутыми махровыми полотенцами. Куда они? Неужели нагишом нырнут в озеро? Нырнули. Только под полотенцами оказались заурядные плавки.
И все равно экзотика. Отвлеклись.
Про Дубинина не говорили, лишь перед самым ужином Марфа устало и очень по-доброму попросила:
– Последи, пожалуйста, за собой. Не забывай: подсознательная ревность неизбежна.
Филипп открыл рот, чтобы возмутиться: какая, мол, ревность, но успел одуматься. В голове прокрутились Марфины слова: «Не лги сам себе, перед собой будь честным».
В столовой она села лицом к входу и попросила Филиппа принести ей еды. Все равно какой…
Подходя в очередной раз к столу уже с чашкой зеленого чая для Марфы, он услышал писклявую мелодию мобильника. Показалась знакомой. Значит, есть и кроме Марфы любители «Yellow submarine».
Что это она рукой машет?
Черт, музыка-то из его собственного кармана… Марфе некуда было положить мобильник, а он сунул в пиджак и забыл.
Оказалось, Дубинин. Уже поселился и сейчас придет.
Марфа сорвалась с места и нанесла и закусок, и горячей рыбы. Ради себя ни разу не поднялась со стула, а для него два раза слетала.
– Я сегодня весь день ел окуня, поэтому на белки смотреть не могу, – сказал Дубинин после того, как неспешно чмокнул Марфу в щеку и крепко пожал руку Филиппу. Не забыл улыбкой смягчить отказ от заготовленной для него еды. Вежливый…
– Принесу тогда мясо, – вскочила Марфа.
– Не надо, я сам. Чтобы знать, что здесь где, если ты меня бросишь… – хитровато улыбнулся Дубинин.
Ирония… Что она значит?..
Засиделись под обычный разговор: старожилы объясняли новичку здешние порядки. Напряженность Филиппа прорвалась только один раз: шикнул на Марфу, когда она слишком громко произнесла, почти выкрикнула фамилию Мурата – жалуясь на мрачность своего служебного визави.
– А тебя Мурат любит… – Марфа поставила локоток на стол, положила на растопыренную ладонь свой круглый подбородок и испытующе уставилась на Дубинина.
Тебя…
Тот молчит.
Тогда она пошла в лобовую атаку.
– Но ты, по-моему, совсем не разделяешь его чувство… – выпалила она первыми попавшимися – не своими – словами.
– Нет, конечно. – Глаза Дубинина высокомерно блеснули.
А Филипп дернулся. Как легко отказался от человека… И от Марфиного чувства эта дубина может так же отмахнуться… Хорошо, если рассчитает удар и не прибьет бедняжку…
Потом прошлись немного по мощеным дорожкам. От экскурсии на озеро Дубинин отказался: нужно спускаться, а потом, возвращаясь, подниматься. Трудно. Спина побаливает.
А Филипп этой горки и не заметил…
Чтобы не расставаться, Марфа позвала Дубинина в гости. По-детски заманивала:
– У нас номер такой большой…
Дубинин никак не отреагировал. Спокойно смолчал…
О чем думал? Непонятно. Вместо ответа спросил, где можно добыть минеральной воды. Пошли в ту же лавку. Посмотрели, нет ли хорошего вина. Не оказалось. По дороге к корпусу Марфа повторила приглашение. Но добавила:
– Если у тебя есть другие дела – ты свободен. – От неловкости строго прозвучало.