Ген ненависти
Шрифт:
Би также сожалела, что отчасти сама создала всю эту печальную путаницу, и она призналась в этом. Она не хотела, чтобы что-то из этого произошло. Когда она вернулась в дом Антонии, она искала выход. Помощь. В прошлом Антония всегда могла что-то исправить, если Би нуждалась в этом. Всякий раз, когда что-то шло не так, от ободранного колена до банки персиков, которую она не могла открыть, либо домашнего задания по математике, которое казалось невыполнимым, ее сестра приходила на помощь, чтобы позаботиться о ней.
Но никто не мог
Первую неделю она навещала Саймона каждый день, а вторую – через день. Во время ее последнего визита они почти не разговаривали. Они просто сидели друг напротив друга, пока не истекло отведенное им время, а затем Би ушла. Ей удалось выйти на улицу, прежде чем она начала плакать. Какой-то невероятный хаос царил в ее жизни.
Но она ничего не могла изменить.
Би оделась в черный костюм, который нашла в гардеробе Антонии, скрепив брюки булавкой и оставив блузку незаправленной, чтобы скрыть тот факт, что штаны были ей малы и она не могла их застегнуть. Засунула ноги в туфли сестры, шаталась по дому около пяти минут, а затем сняла их и надела кроссовки. Если людям это могло показаться безвкусным, это была их проблема. Если они считали, что ей не следует присутствовать на похоронах Малкольма, это тоже была их проблема.
Рано утром Оуэн пришел за Джеком и Антонией. Хотя Оуэн все еще жил в городском отеле, Би предсказывала воссоединение их семьи в не столь отдаленном будущем. В конце концов, никто больше не знал, что Джек на самом деле не был отрицательным. Для остального мира Саймон казался плохим ребенком, в то время как Джек оставался совершенен.
Но Би с трудом могла находиться в одной комнате со своим племянником. Она все еще оставалась у Антонии только потому, что боялась оставить сестру одну с сыном. Хотя она говорила себе, что ведет себя глупо. Это был тот самый милый мальчик, которого она всегда знала.
Но это было не так, верно?
Возможно, тест все-таки что-то значит.
Возможно, на нее слишком многое навалилось, и ей не следует думать о таких вещах прямо сейчас.
Она спрашивала себя, почему теперь она так боится его, что изменилось, но не могла найти ответа.
Не то чтобы он действительно сделал что-то плохое.
В отличие от Саймона.
Она села в машину и поехала в церковь, где должны были состояться похороны Малкольма, включив радио погромче, чтобы ей не приходилось прислушиваться к своим мыслям. Приехав на место, она с большой неохотой вышла из машины.
Она видела Пола и Лили на верхней ступеньке перед зданием, но разговаривать с ними ей не хотелось. У нее никогда не было большого желания общаться с Полом, и хотя она отчаянно сожалела о том, что сделал Саймон, она не могла не думать, что, быть может, отчасти этого можно было бы избежать, если бы Пол не бросил своего сына при первой же возможности. Играть роль заботливого родителя в его случае было слишком поздно.
Она ждала у ворот, опустив голову, пока Пол и Лили не вошли внутрь.
Она с трудом заметила Зару в углу кладбища, ее скрывала высокая каменная стена. Би медленно приблизилась к ней. Она даже не знала, хочет ли Зара ее видеть. Но было что-то, что она хотела сказать.
На Заре был черный пиджак, ее волосы были небрежно подколоты на затылке, что делало седые пряди еще более заметными. На ее лице не было макияжа, и она держала в руках сигарету, из которой струился дымок, о чем она, очевидно, забыла. Она подняла глаза, когда Би подошла:
– Привет, Би. Думаю, у тебя сегодня тоже дерьмовый день.
– Мягко говоря, – признала Би. – Как ты?
– Честно? Понятия не имею. Сообщу тебе, как только пойму. Как Саймон?
– Уже в тюрьме в свои восемнадцать, – проговорила Би. – Что с нами случилось, Зара?
– С нами случились М-положительные сыновья.
Хотя результат теста Саймона на самом деле принадлежал Джеку, Би никому об этом не сказала. Она поняла, что ей все сложнее поверить в то, что результат Саймона может быть отрицательным. Надежда ушла. Видимо, она слишком долго цеплялась за нее.
– Ты не против, если мы немного прогуляемся? – Зара указала на тропинку, ведущую к задней части церкви, подальше от входа.
– Конечно, – согласилась Би. – Но я думаю, что церемония начнется уже через минуту.
Они медленно побрели по тропинке, Зара с силой опиралась на трость.
– Пусть они все сидят там и делают вид, что им не было наплевать на него, пока он был жив, – сказала она. – Я попрощаюсь позже, по-своему. Знаешь, это забавная вещь. Даже после всего, что он сделал, каким бы он ни был, я все еще любила его. Разве это не странно?
– Я так не думаю, – ответила Би.
Невдалеке стояла старая деревянная скамейка, на ней располагалась мемориальная доска, рядом лежало несколько букетов цветов. Зара доковыляла до нее и села. Би осталась стоять.
– Я думаю, что это бремя, которое мы несем как матери. Мы растим своих детей внутри себя и благодаря этому знаем их так, как никто другой. Знаешь эту старую историю о Еве, как она была наказана болью при родах за то, что заставила Адама съесть яблоко и разрушила его безгрешность?
– Я об этом слышала, – кивнула Зара.
– Не думаю, что это наказание, – выдохнула Би. – Я думаю, это предупреждение. Это способ природы с самого начала показать нам, насколько сильную боль могут причинить нам наши дети. Я помню, что Саймон…
Она остановилась.
– Би, все в порядке, – мягко произнесла Зара. – Ты тоже потеряла сына. Я знаю это. И я знаю, что ты не несешь ответственности за то, что он сделал. Знаю, каким был Малкольм. С такой же легкостью могло быть и наоборот. Ты могла бы сегодня прощаться с Саймоном, а я бы сидела здесь и пыталась утешить тебя.