Генерал Багратион. Жизнь и война
Шрифт:
Нам не дано полностью ощутить драматизм сражения конницы с пехотой, но мне кажется, что Сергей Бондарчук сумел передать эти ощущения в том эпизоде фильма «Ватерлоо», где мы видим, как шотландская тяжелая кавалерия безуспешно атакует каре французских войск. Камера поднимается все выше и выше, шум битвы, грохот орудий, ржание коней, крики людей смолкают, и мы видим сверху, из поднебесья, как густые струи конницы как бы обтекают ровные квадраты каре, не в силах прорвать эти низенькие, тонкие линии стоящих насмерть пехотинцев…
Отбив нападение, Неверовский начал отступать, каре перестроилось в две сомкнутые колонны. Паскевич продолжал: «Неприятель беспрестанно вводил новые полки в дело, и все они были отбиты. Наши, без различия полков, смешались в одну колонну и отступали, отстреливаясь и отражая атаки неприятельской
Добавим от себя, что, помимо упомянутых Паскевичем солдат, которые должны были прикрывать отступление и, конечно, погибли, колонне по всей дороге приходилось оставлять своих убитых и раненых товарищей на милость противника. Паскевич считал, что Неверовский потерял половину людей, другие думают, что и больше". Наконец, колонны Неверовского приблизились к речке, и оттуда две наши пушки, посланные вперед предусмотрительным Неверовским, открыли огонь по французам поверх наших колонн. Мюрат счел, что на помощь к Неверовскому подошли русские войска с артиллерией, и остановил свои атаки. Неверовский благополучно переправился через речку и там простоял до ночи, а затем отступил к Смоленску.
Три главных обстоятельства благоприятствовали успеху этого отступления. Во-первых, это стойкость и мужество солдат, среди которых были в большинстве необстрелянные новобранцы (ими были укомплектованы четыре из шести полков). Возможно, тут нужно учесть своеобразную черту русских солдат, отмеченную иностранными наблюдателями: в момент опасности они не разбегаются, а наоборот — сбиваются вместе, сплачиваются. Особенно ярко это проявилось в сражении с пруссаками в 1758 году при Цорндорфе, да и в других сражениях русской армии прошлого.
Во-вторых, это самонадеянность руководившего операцией Мюрата, который не дождался подхода всей своей кавалерии, а бросал в бой прямо с марша прибывавшие один за другим конные полки. Не внял он и совету маршала Нея, предлагавшего подождать конные артиллерийские роты. По этому поводу Паскевич со знанием дела писал: «Если б они имели с собою всю артиллерию, тогда бы Неверовский погиб. Немного также чести их кавалерии, что 15 тысяч в сорок атак не смогли истребить 6 тысяч пехоты»10. И, наконец, третье: сыграла свою роль предусмотрительность Неверовского, заранее подготовившего позицию для отступления в узком месте, у моста через речку. «Я сие предвидел, — писал он потом, — и меня спасло, что я послал один баталион и две пушки и казачий полк занять дефилею и отретировался к сей дефилеи, где и лес был. Далее неприятель не смел меня преследовать»11.
Французы по достоинству оценили мужество 27-й дивизии. Сегюр писал: «Неверовский отступал, как лев!» Император Александр при встрече с Неверовским в Вильно в декабре 1812 года в присутствии свиты и генералитета сказал генералу, что подвиг при Красном «бессмертную славу ему делает».
В то время как Неверовский проходил свои кровавые двенадцать верст, Багратион, двигавшийся, по воле Барклая, опять к Надве, услышал канонаду за Днепром, на Красненской дороге. Главнокомандующий ехал с авангардом, дивизией Бороздина. Следом за ней, как уже сказано с запозданием в три часа, выдвинулась из Смоленска дивизия Карла Мекленбургского, а последней выступила дивизия Н. Н. Раевского. Отойдя на 12 верст от города, эта дивизия остановилась на ночлег. Получив сообщение о нападении крупных сил неприятеля на Неверовского, Багратион тотчас известил об этом Барклая12 и, не дожидаясь его распоряжений, прислал приказ Раевскому, чтобы тот немедленно возвращался в Смоленск и двигался на помощь корпусу Неверовского. Для этого Багратион придал Раевскому кирасирскую дивизию. Он сразу понял, что через Красное идут крупные соединения противника и что их конечная цель — Смоленск. В письме Барклаю 3 августа Багратион писал: «Неприятель не может быть в малых силах против Неверовского и Раевского и постарается, верно, все
Авангардом развернувшейся в обратном направлении дивизии Раевского, прошедшей Смоленск и двинувшейся по Красненской дороге, командовал генерал И. Ф. Паскевич. В шести верстах от города он встретил Неверовского. Вид его поредевшей, израненной дивизии ярче всяких слов говорил о произошедшем кровавом сражении. Другой свидетель этой встречи, Д. Давыдов, вспоминал: «Я помню, какими глазами мы увидели Неверовского и дивизию его, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести! Каждый штык ее горел лучом бессмертия! Так некогда глядели мы на Багратиона, возвращавшегося к нам из-под Голлабрюна в 1805 году»13. И до сих пор без волнения невозможно читать эти строки!
Другим очевидцам Неверовский и его люди показались воскресшими из мертвых: майор Пяткин, дежурный штаб-офицер 7-го корпуса 2-й армии, вспоминал, что от казаков, прискакавших в Смоленск, он узнал, что «отряд Неверовского, будучи окружен огромными массами неприятельской кавалерии, подвергся совершенному истреблению». Как раз получив от казаков это страшное, но оказавшееся ошибочным, известие, Раевский выступал с основными силами своей дивизии из Смоленска. Тут к нему привели взятого в плен французского офицера, адъютанта Мюрата, который сказал, что перед Раевским «стоит Наполеон с главными силами и что завтра, то есть 4 августа, атакует нас всеми силами в честь дня своего рождения»14. Через некоторое время к Раевскому прибыл и сам Неверовский. Раевский позже писал о нем: Неверовский «защищался превосходно, геройски, что неприятель умел оценить выше, нежели он сам. Отступление его было не поражение, а победа, судя по несоразмерности сил неприятеля относительно к его силам, невзирая на то, он находился в отчаянии (из-за огромных потерь, утраты пушек и имущества — а он знал, что за это тыловые крысы могут отдать и под суд. — Е. А.). Я утешат его, как мог, и соединил с моим корпусом остатки его дивизии»15.
Новобранец — в бою слабое звено. Восхищение профессиональных военных подвигом дивизии Неверовского можно понять, только зная, каково иметь под своим началом дивизию, большая часть которой состоит из новобранцев. Как известно, новобранец на войне — большая проблема. М. С. Воронцов, назначенный командиром сводной гренадерской дивизии 2-й армии, то есть начальником Неверовского, вспоминал, что большая часть его войск состояла из опытных ветеранов, «исключая, впрочем, батальонов дивизии Неверовского, только что сформированной и которые бьши гренадерами лишь по имени, росту и доброй воле»16. Впрочем, и это тоже немало: в гренадеры брали рослых, могучих рекрут, то есть заведомо людей сильных, уверенных в себе, что в бою немаловажно. И все же вчерашние рекруты Неверовского, совсем недавно ставшие его солдатами, при виде столь устрашающей атаки лучшей в тогдашнем мире французской кавалерии могли дрогнуть, запаниковать. Военачальники вообще неохотно брали под свое начало полки, сформированные из новобранцев. Неслучайно, что когда навстречу отступающей из Смоленска армии подошел заново набранный из рекрут корпус генерала М. Милорадовича (около 15 тысяч человек), то его было решено не сохранять, а раскассировать и «влить» в старые полки на места выбывших солдат.
В случае с новобранцами Неверовского, по-видимому, сыграла свою роль подготовка рекрут, проведенная им еще в Москве. К тому же не будем забывать, что его новобранцы совершили весь описанный выше длинный и опасный путь вместе со 2-й армией от Волковыска до Смоленска.
Вскоре сам Раевский мог наблюдать, как к позициям его дивизии, остановившейся на окраине Смоленска, начинают выдвигаться массы пехоты Нея и Даву, а также конницы Мюрата. Но только в сумерках, когда французы разожгли бивачные костры, по тысячам их огней, осветивших пространство до самого горизонта, Раевскому стали понятны масштабы неприятельского наступления. Вообще, несколько отвлекаясь, отметим, что изучение числа и расположения бивачных огней дает очень много для постижения сил противника. Впрочем, известно, что для дезориентации противника бивачных огней разводили больше, чем нужно, или, наоборот, старались вообще костров не разжигать (или прятать их в оврагах, за высотами).