Генерал бубновый
Шрифт:
– Игнатенко? – откликнулся Матяшев.
– Да, он. Что дальше? Назаров ведь не сявка. По трупам шел. Пятнадцать лет на строгаче за бандитизм… Я вот что думаю, давайте прикинемся, что мы обосрались, готовы пойти на уступки. Область большая. Скажем, что нам война не нужна. Да собственно так оно и есть… Хорошо бы с Колдуном посоветоваться.
– Да, Геныч. Тема в масть. Война не нужна. Пока отойду от дел. Я всегда хотел заниматься большим бизнесом без наркоты, трупов… А не дают, не получается. Вот и Цыганок головой крутит. Залупается. Шарашит не по делу, на Северном обобрал автосервисы, стоянки.
– Я тут с московскими братками общался. Говорят у них наш комерс царевский бурную деятельность развил по недвижимости. Взяли в оборот ихнего Директора и прессанули. Так этот Юра Мищев московскими крутыми ментами прикрылся. А сам он в государственной Думе.
– Мищев, говоришь? Я слыхал от нашей Файки – она в церковь по воскресеньям ныряет, что у них староста Зинаида Мищева, а муж у нее полкан ментовской Иван. Охренеть!
Воронов ничего не ответил, слегка усмехнулся, подумал, а сам ты забыл, как в форме ходил, во что сегодня трудно поверить.
Глава 4. Деньги
Кузикова с черепно-мозговой травмой поместили в санкт-петербургскую больницу…
Друзья с постными лицами и продуктовым набором пришли навестить раненого бойца, а он в палате обнимается с молоденькой медсестрой.
– Стучать надо, вы же интелеХентные люди.
– Мы, Коля не стуХачи, мы остолопы физики…
– Рады видеть тебя не с лежачим, а стоячим.
Сестричка выпорхнула из палаты, как белое облачко, обдав ароматом хороших духов, возможно подаренных ей этим странным больным.
Обнялись осторожно. Оглядели чалму на голове Кузикова, одноместную палату, вид из окна с позолоченным шпилем Петропавловской крепости. Продолжая прикалываться, попросили Пана вспомнить таблицу умножения. После чего решили, что голова травмирована, но отбита не до конца. За веселым трёпом они пытались скрыть тревогу и неразрешимую дилемму: направо пойдешь, коня потеряешь, а налево пойдешь и того хуже.
По дороге из Москвы судили-рядили, как сохранить сеть обменников. Сразу же по приезду созвонились с чиновником из городской мэрии, который кое в чем им пару раз помогал за совсем малые, по меркам Москвы, вознаграждения.
Встречу назначили в старинном ресторане на Невском проспекте, с шикарным интерьером и зеркалами до пола, где решили заодно и пообедать. Зашли, а в ресторане на удивление пустынно, прохладно, на столах клеенчатые скатерти, как в дешевой столовой, а грязные портьеры, похоже не менялись много лет, посетители приспособили их для обтирки сапог. Эти бордово-серые портьеры кособочились вместе с огромной картиной в багетной раме, дополняя неряшливость остановки.
Знакомый, поднявшись по лестнице, настороженно оглядел сначала зал, затем поздоровался тихо, как в больничной палате.
– Почему в «Невском»?
– Да кушал я тут в детстве с отцом, вот и возникла ностальгия, заодно и подкормиться решили, – смущенно ответил Мищев, понимая, что случился прокол, что заведение в явном упадке.
– Как бы, не отравили бифштексом? – пошутил Мыльников с угрюмоватой усмешкой.
– Это тут не самое страшное. Тут обедают обычно тамбовские
– Так у нас обменники по всему городу?
Человек отодвинул чашку с недопитым чаем, вновь обвел взглядом весь зал, выказывая свое нетерпение.
– Может быть, он сумеет договориться и с остальными. – Это прозвучало без твердой уверенности, что так и будет.
Спускаясь вниз по широкой мраморной лестнице, где проглядывали металлические скобы и длинные прутья, для крепления ковровой дорожки, которую унесли, видимо, безвозвратно, Мищев, вложил в руку чиновнику, заранее приготовленный конверт. Стали прощаться, изображая на лицах радость и желание снова увидеться.
Пересказали кратко Кузикову о переговорах и о самом ресторане, когда-то таком помпезном, с предельно вышколенными официантами.
– Мне было тогда десять лет. Но я запомнил накрахмаленную белую скатерть. Помню, что отец утонул в многостраничном меню, и задал официанту вопрос: неужели это все подают? Тот ответил горделиво: «Безусловно, всё, что в меню». – « И даже ананасы?» – спросил я, пытаясь поддержать отца. Представляете, парни, в магазинах гнилая картошка, очереди за курями, колбасой. А мне принесли тонко нарезанные ломтики ананаса и пять шариков разноцветного мороженого. Такого я больше никогда не ел. Или это мне казалось в ту пору…
– А я вот помню, мы пошли с отцом в цирк и купили лимонад… – Начал было Кузиков, но тут же споткнулся, потому что вдруг вспомнил, как отец отобрал у него остатки лимонада, чтобы запивать свою водку, которую он прятал под пиджаком и время от времени наливал в картонный стаканчик из под фруктового мороженного. А потом пьяный, чуть не упал, спускаясь по ступенькам.
Тенью наползли воспоминания, которые они решили разбавить коньяком, уверенные, что это расширит сосуды и поможет Пану выздороветь. Посетовали, что на уровне городской мэрии их вопрос не решить. А басни про московских ментов и авторитетов здесь в Питере не прокатывают. Стая во главе с Бамутом нахохлилась и готова выклевать им глаза. Шестерки выложили расклад по каждой точке, словно подрабатывали кассирами и требуют деньги конкретные и только в валюте.
– Я им говорю, тогда там, на Кронштадской, что это нереальные суммы.
– Зато потом будешь спать спокойно. Наше слово твердое.
– Понты – это, конечно же, есть, но за ними наглая сила. Такое нарабатывается годами на зоне в жесткой борьбе, по неписанным правилам. Мы для них фраера, а кинуть фраера – доблесть. У меня отец начинал опером в Омске. Рассказывал о зеках с большим знанием. – Мищев оглядел учредителей ТОО «Вымпел», подвел черту под разговором: – Надо что-то решить.
Кузиков предложил уйти под вора в законе Бешмета. Мыльников тут же выложил, заранее приготовленную бумажку с финансовыми показателями. Бамутовские требовали процент с оборота, что на корню убивало их бизнес, который строился на малом проценте прибыли, но с предельно быстрым оборотом средств. Те же деньги потребует и Бешмет.