Генерал бубновый
Шрифт:
Женщина, работала не первый год в компании «Замок», привыкла, что лучше не задавать лишних вопросов. Она лишь уточнила: с какого числа? Сделала пометку в блокноте и вышла, грациозно поводя точеными бедрами.
– У-у кобылища!.. – восхищенно буркнул Курин. Он второй месяц жил один без семьи. Его автомобиль обстреляли в «Дубовой роще» из автомата. Трудно понять – хотели убить или просто пугали, но после неудачного покушения с автоматной стрельбой, он жену и двух сыновей отправил в Москву, где их в тот же день усадили в самолет, вылетавший в Прагу. Тогда решили, что это месть кавказского клана, много лет настырно собиравшего дань в Царевске,
После покушения служба безопасности во главе с Матяшевым, который себе присвоил погоняло Шах, – упорно собирала разную информацию. Получили копию экспертного заключения по отстрелянным гильзам. Постепенно появилась версия, что это не кавказцы, что за этим стоит, скорее всего, Назаров, он же Толя-Хазар, недавно вышедший на свободу из лагеря строгого режима, где крепко поднялся в авторитете. И теперь хочет с помощью подольских бойцов стать решальщиком в родном Царевске и прилегающих к нему районах. Это же косвенно подтвердила надпись на стекле здания с коротким: «вали в Чехию, тухлый ментяра!»
Его давно не оскорбляли так жестко. Мало, кто помнил из старожилов, что Сева Курин после службы в Армии, почти год отработал в патрульно-постовой службе. В милицию понудил устроиться брат матери – дядя Петя, обещая твердый заработок. Он говорил, да у тебя брюк нет приличных. А тут и зарплата, и левые рублики. Подружку наконец-то сводишь вместо кино, в ресторан. Этим рестораном добил упрямое: «западло, пацаны не поймут». Согласился.
«На каждый роток, не набросишь платок», – подбадривал его дядя Петя, устраивая на работу.
Платили в ППС мало. Зато в каждое дежурство они с напарником имели пук мятых рублевок и трояков с подвыпивших мужиков, рыночных барыг, уличных торговок… Часть отдавали командиру взвода, остальное делили, аккуратно разглаживая мятые рублики и, радуясь, что в этот раз больше червонца. Эти одиннадцать месяцев стали для него целым университетом в понимании человеческой психологии, людской трусости, подлости, мерзости…
В «Интурист» с подругой его не пустили, зато в ресторан «Волга» он прошел без труда, сунув швейцару трояк, и впервые смог не жлобясь, заказать еду по полной программе и бутылку шампанского, и мороженное. Мог бы заказать песню для Светланы, как это делали подвыпившие мужички, но не стал фраериться. Зато с удовольствием пообжимался с подругой в медленном танце. Личико Светки прямо-таки лучилось от удовольствия, щеки разрумянились от шампанского, от тех взглядов, которые кидали мужчины на ее стройные ноги в коротенькой юбке, на талию, обтянутую тонким черным джемпером. Севины прикосновения будоражили так, что она слегка испугалась, как бы не подмокли тонкие трусики. Сразу после танца умчалась в туалет, чтобы осмотреться, ополоснуть разгоряченное лицо.
Сева расплатился и ждал у гардероба с плащом в руках. Услышал приблатненное: «Ништяк, наша Светка к менту чешет…» Он их узнал, двадцатилетние парни, крепко подвыпившие. Оба отсидели по малолетке за хулиганство и начали входить в силу на поселке Вишняки, где он жил. Перекинул плащ Светланы в левую руку, сделал шаг в их сторону, чтобы влепить с разворота ближнему пацану, но парочка с номерками в руках перегородила дорогу…
Нашел их в поселке у гаражей, где часто собиралась местная
Курин рывком поднял парня с земли, глядя в упор, спросил: «Так кто у нас мент поганый?»
– Не бей, Сева. По пьяни сболтнул. Падлой буду, никогда…
– Еще раз услышу – убью!
Оглядел всех четверых, и они поняли, что это не пустая угроза, какие мелькали в их поселке на городской окраине, потому что Курин смотрел люто. А у него был особенный взгляд из-под светлых ресниц, оловянисто-ртутный, такой неприятный, что замораживал бойцов в ринге. При этом Курин поджимал губы, а белесые брови вскидывал вверх, от чего зрачки становились неестественно круглыми, крупными. И каждый старался отвести глаза в сторону.
– Ладно, тебя, кажется, Нагаем кличут. Вы мне еще пригодитесь… Если не загремите по дури. Так и остальным передай.
Через два года Нагай бесстрашно пропорет ножом бригадира из окружения Шамахи, подмявшего Кировский район, получит в спину заряд картечи из обреза, и будет первым, кому на деньги Курина поставят памятник гранитный на старом Тыргорском кладбище. Неподалеку от мраморной стелы Старкова по прозвищу Борец. Вскоре счет пойдет на десятки, выстроится аллея из тесаного и полированного гранита. Но как на большой войне, какждый из бойцов, сидя в шумной компании за поминальным столом, будет оглядывать товарищей, думать: нет, я выживу непременно.
Его тяготила возникшая неприязнь в поселке Вишняки и сама работа в милиции, где все время надо ловчить, врать, подстраиваться под настроение начальства. Всё это было суетно, ненадежно. Весной он подал рапорт на увольнение.
Майор Кулик толстый с багрово-красным лицом, поговаривали, что на спор может выпить сразу пузырь водки, гнул и вертел в руках рапорт, будто собирался сложить из него самолетик. Он силился понять причину такого поступка.
– Взодный обидел?.. Странно. Ты же толковый парень. Я тебе хотел дать рекомендацию в школу милиции. Подумай, не торопись.
– Нет. Я уезжаю, – твердо, неуступчиво ответил Курин.
– Ну, и мудак! – Майор, искренне сожалея, вбил слова об отдельных частях тела, ставя тем самым точку в их разговоре.
Тогда он еще не знал, не понимал, что это станет клеймом навсегда. Его лишь тяготила сама служба, когда «ты говно» и обязан безропотно выполнять команды дурака-сержанта, как в Армии. Но там это скрашивалось салабонством, под лозунгом защитника Родины и собственной глупостью, которая простительна в восемнадцать лет.
«А я не хочу вечно ходить в дураках», – сказал матери, а она не поняла.
– Одет, обут, зарплата вовремя. И куда теперича? На стройку, ломом махать.
На стройку он не пошел. Он уже знал, что главная тема – это водочный бизнес. Сам водку не пил, запах переносил плохо, но тот дефицит, который создали вокруг нее, его обнадежил. Первые шаги были предельно простые. Работая в милиции – знал, видел, как водители и грузчики устраивают, якобы, бой бутылок прямо в таре. Как снабженцы разбавляют спирт. Поэтому предложил директору винзавода охрану грузов.