Генерал Ермолов
Шрифт:
Очень скоро Ермолов вполне убедился, что в Государственном Совете он «совсем бесполезен», да и ко двору не годится. Несколько лет Алексей Петрович фактически лишь числился в списках этого совершенно бесполезного учреждения, ставшего собранием отошедших от активной профессиональной деятельности старцев, пропускал заседания, предпочитая жить в Москве или в Осоргино и ожидать отставки. Однако государь не обращал на это внимания.
— Ваше величество, — сказал он однажды государю, — вы, вероятно, упустили из виду, что я военный человек и не могу быть полезным
— Убеждён, генерал, что ты слишком любишь отечество, чтобы желать ему войны, — ответил на это император. — Нам нужен мир для преобразований и улучшений, но в случае войны я обязательно употреблю тебя по назначению, — и, не простившись, удалился.
Государь не стал ожидать войны. Он предложил Ермолову через военного министра Александра Ивановича Чернышёва место председателя генерал-аудиториата, военно-судебного учреждения, созданного еще Павлом I, от которого Алексей Петрович отказался.
— Я не приму этой должности, которая возлагает на меня обязанности палача, — ответил он Чернышёву{723}.
В это время заехал в Осоргино после почти двадцатилетнего перерыва первый адъютант Алексея Петровича Павел Христофорович Граббе, оставивший прочувствованные воспоминания о встрече с командиром своей юности, когда каждое слово его «повторялось и списывалось во всех концах России»:
«Теперь я нашёл старика, белого как лунь; огромная голова, покрытая густой сединою, вросла в широкие плечи. Лицо здоровое, несколько огрубевшее, маленькие серые глаза блистали в глубоких впадинах, и огромная, навсегда утвердившаяся морщина спускалась с сильного чела над всем протяжением торчащих седых его бровей. Тип русского гениального старика. Нечего бояться такой старости.
От 9-ти часов вечера до 5-ти часов утра мы не вставали со стульев, забыв сон и усталость. Я не мог насытить ни глаз, ни слуха, всматриваясь и вслушиваясь в него. Какое несчастное стечение обстоятельств могло сбить со всех путей служения отечеству такого человека, при таком государе. Он наделал ошибок, не сомневаюсь в этом. Разве это мерило такого дарования. Между прочими предметами разговора мне случилось ему сказать:
— Алексей Петрович, не должно терять надежды, в важных обстоятельствах государь император вспомнит о вас и вызовет на поле деятельности.
На это он ответил:
— Боюсь последствий долгого бездействия и, следственно, ошибок, важных в том звании, которое мне принадлежит, — звании главнокомандующего.
— Положим, что это правда, — отвечал я ему, — а мы из ошибок сделаем успех. Кто много воевал, тот поймет, что это не лесть и не нелепость. Одушевление войск есть вернейшее средство успеха, и кто более Ермолова владел этим сильным орудием».
Похоже, мнение Граббе о царствующем государе не совпадало с мнением Ермолова. Не рассказал он нам о «прочих предметах разговора», которые позволили ему сделать вывод, что его бывший начальник много «наделал ошибок».
А еще Павел Христофорович
«Кабинет без малейшего украшения, но большой стол, ничем не покрытый и несколько стульев простого белого дерева, везде книги и карты, разбросанные в беспорядке; горшочки с клеем, картонная бумага и лопаточки; его любимое занятие — переплетать книги и наклеивать карты. Сам он был одет в синий кафтан толстого сукна, застегнутый на крючки.
Беспорядочная и расстроенная жизнь необыкновенного человека»{724}.
Ермолову уже 58 лет. А он до сих пор не женат. Правда, на Кавказе у него было три кебинных (по сути — временных) жены одновременно, полученных по договору, заключенному с родителями девушек, и они подарили ему пять сыновей и одну дочь. Такие дети по обычному праву мусульман считались законными.
После отъезда Алексея Петровича в Россию его жены Сюйда, Султанум и Тотай остались на Кавказе и вышли замуж. Тотай с дочерью Сатиат получали от мужа и отца ежегодное содержание.
Сыновей (Виктора, Клавдия, Севера, Исфендиара и Петра, названных так из-за большой любви Ермолова к истории античного Рима) отставной генерал взял в Россию. Все они по окончании артиллерийского кадетского корпуса, получив офицерские чины и дворянство, служили в русской армии{725}.
Как в это время у Ермолова складывались отношения с царем?
В 1835 году Алексей Петрович Ермолов и Александр Иванович Остерман-Толстой по случаю закладки памятника на поле Кульмского сражения удостоились ордена Святого апостола Андрея Первозванного за подвиг, совершенный более двух десятилетий назад.
Государь «забыл», что Ермолов — военный. А горцы долго помнили русского главнокомандующего. И не всегда плохо думали о нём. Вот о чём рассказывал Михаил Петрович Погодин со слов некоего военного доктора.
Доктор следовал из Тифлиса в Симферополь по делам службы. В горах вдруг подлетел к нему горец. Русский путник схватился за пистолет. Всадник успокоил его, сказав, что он не причинит ему никакого вреда, жестами и мимикой объяснил, что в саклю к нему пришла беда, умирает отец и попросил оказать помощь старику. Доктор колебался.
— Не бойся. Нас и Ермолов знал.
Доктор поехал, осмотрел больного, дал ему рвотное. На другой день старику стало легче. Всё семейство джигита не знало, как благодарить русского лекаря.
— А почему знал вас Ермолов? — спросил доктор.
— Мы служили ему, вот посмотри, — и горец протянул гостю пожелтевший листок бумаги, на котором рукой Алексея Петровича было написано: «Не тронь его. Ермолов».
Старик в своё время оказал Ермолову какую-то услугу и потому пользовался его покровительством. Когда Алексей Петрович покидал Кавказ, горец пришёл к нему и выразил опасение за будущее своего семейства:
— Боюсь я за своё семейство, Ермолай, что будет со всеми нами без тебя.