Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Ох и сильна правительница! — громко, так, чтобы слышала Софья, восхитился Иван Троекуров, а затем прошептал на ухо сидевшему рядом с ним старому князю Прозоровскому: — Поспешай, князь, приговорить поход-то! Не то как бы она всех нас в Белгород не отправила!
Старший из бояр не медлил, встал и пропел дребезжащим голосом:
— Спасать надобно единоверцев, бояре. Согласен с государыней-правительницей: походу быть!
На том Боярская дума и порешила. А в 1688 году по всем городам объявили поход на Крым.
На сей раз в Москве к походу готовились с великим тщанием. Чтобы предупредить летний зной, безводие и степные пожары, решили выступить ранней весной.
В сентябре бирючи прокричали и с высокого кремлевского крыльца, и повеем городам и весям России, дабы все ратные люди к февралю поспешали в лагерь под Белгород. В крепостце Богородской, что устроена была на границе гетманщины, собрали большие запасы муки и пороха. Все ратные люди получили по 9 алтын денег, чтобы не оголодать. Снова в лагерь под Белгородом слетелся разношерстный люд: шинкари — частники и квасники, пирожники и сбитенщики, чернозубые пропитые девки и развеселые молодцы с гетманщины. Лагерь гудел и ширился, веселился и матерился, пока воеводы в большом шатре князя Василия обсуждали план похода.
Казачьи старшины предлагали спуститься вниз по Днепру: тогда пушки, припасы и пехоту можно было по-грузить в челны, а конница бы шла берегом. Но у Запорожья кипели пороги, и хотя бывалые казаки говорили, что те пороги можно было обойти, перетащив челны по суше, однако князь Василий сразу усомнился:
— Хорошо, обойдем пороги, а что дале? В низовьях-то Днепра стоят турецкие крепости Очаков и Кизеркеман, и упрется войско прямо в очаковские твердыни. Нет, то негоже! — не согласился Голицын с Мазепой и его старшиной. После ухода казаков князь доверительно разъяснил своим воеводам и стольникам, сопровождавшим его в поход: — Ведаете, отчего Мазепа нас под Очаков вести хотел? Запорожцам выход в Черное море потребен яко воздух, дабы турецкие берега удобно грабить. И гетман в том свою долю имеет, а мы получим под Очаковом не малую войну с Крымом, а большую войну со всей Османской империей! Так-то!
— Не понимаю, разве мы не с турком воюем? — удивленно выпучил глаза Ванька Бутурлин, здоровенный ражий стольник, родом из старой боярской фамилии.
Князь Василий только усмехнулся в усы и разъяснил бестолковому: крымский хан при дворе султана Мехмета, по слухам, не в большой чести: первым убег со своей ордой в битве с цезарцами. Потому турки хану не помогут, но, как лазутчики донесли, султан снова вызвал крымцев на Дунай. Посему война в Крыму будет малая.
— И я так рассуждаю: как узнаём, что хан перешел Днепр и ушел на Дунай, нам идти прямо через степь к Перекопу. В мае какие пожары в степи, Петр Иванович? Пойдем по весенней прохладе и не так, как в прошлый поход, а для скорости шестью колоннами! — По всему было видно, что большой воевода давно обдумал этот план и от него не отступится.
Все-таки опытный Гордон предложил, словно вбивая гвозди в план Голицына, свои добавления: во-первых, устраивать через каждые четыре перехода опорные форты с надлежащими гарнизонами; во-вторых, казакам держать на Днепре флотилию для содействия войску; и, в-третьих, изготовить понтоны, которые везти бы за Большим полком.
— К чему это нам крепости в степи? — искренне удивился молодой и беспечный боярин Шеин, второй воевода при Гордоне в Сторожевом полку.
— Береженого Бог бережет, Алексей Семенович, — терпеливо, как дитяти, разъяснил старый воин Шеину. — А вдруг опять ретирада случится? Тут при отходе форты нам и помогут против татарских наездов. Да и оставленные в фортах припасы ой как нам в случае ретирады помогут!
— Что это ты, Петр Иванович, все на ретираду-то напираешь? Мы еще и до Крыма не дошли, а ты уже среди фортов, яко заяц среди кустов, собрался прятаться? — В голосе Голицына звучал явный гнев. — И опять же, зачем флотилия на Днепре, ежели мы за двести верст от Днепра у Перекопа стоять будем?
— А вдруг, княже, не ровен час, хан с Дунаю повернется и пойдет к Крыму. Вот флотилия и перекроет ему переправу через Днепр.
— Да коли хан повернется, то через Днепр он переправу иметь будет под прикрытием очаковских пушек, и никакая флотилия нам тут не поможет! — спесиво вздернул голову Шеин. Молодой боярин был страшно недоволен, что в Сторожевом полку он не первый, а второй воевода, и рад был уколоть генерала.
— Думаю, хана султан с Дуная ни за что не отпустит, а форты строить одна морока, да и времени займет уйму! — прервал спор Голицын. — Пойдем скоро, через неделю-другую дойдем до Перекопа и возьмем крепость с налета!
Только когда все собрались уже расходиться, большой воевода вдруг спохватился и спросил сумрачного Гордона:
— А понтоны-то тебе, Петр Иванович, понадобились зачем? Ведь в степи не речка, а ручейки, их, чаю, войско и в брод перейдет, не замочив штаны?
Ванька Бутурлин и Алешка Шеин на шутку своего главнокомандующего весело рассмеялись. Гордон вспыхнул было от гнева, но собрался, взял себя в руки и терпеливо разъяснил и большим и малым воеводам:
— Я не через речки понтоны хочу наводить, княже, а через Гнилое море — Сиваш. Там, как пленные татары сказывают, такие ветры гуляют, что иногда почти всю воду с Сиваша сгоняют. Вот через Сиваш войско, в обход Перекопа, может налегке переправиться, а затем и понтонный мост соорудить и перевести артиллерию и обоз.
Князь Василий был вынужден признать про себя, что сей замысел старого вояки имеет смысл, но от своего плана решил не отступать:
— Да ведь такую тяжесть, как понтонный мост, за собой тащить — значит, генерал, весь поход зарубить. И нечего нам Перекопа бояться. Те же лазутчики докладывали, что Перекоп — крепостца старая, укрепления обветшали, пушек все ничего. А у нас семьсот орудий. Да они одним залпом обрушат перекопский вал. Верю, пойдем через степь со скоростью, возьмем Перекоп! — С тем князь Василий и распустил совет.
А вскоре пришло известие, что крымский хан уже в Буджаке и удаляется на Дунай, на соединение с турками. Путь на Крым был свободен, и многочисленное московское воинство выступило в поход. Поначалу шли скоро шестью колоннами. Рассыпавшись по зеленой степи, весело гарцевала дворянская конница. Правда, гарцевали, как заметил князь Дмитрий, летавший по приказу большого воеводы с фланга на фланг, только сами дворяне на добрых конях, а их холопы, как правило, сидели на неважных лошадках. И совсем уже на клячах восседали 30 тысяч рейтар и копейщиков-мужиков из поселенного войска. Уходя в поход, мужики ехали на тех же рабочих клячах, на которых пахали землю.
— Как бы легкоконные татары не опрокинули это лапотное воинство? — поделился своей тревогой князь Дмитрий с другими стольниками.
— Какие там татары? Хан-то к Дунаю ушел! — рассмеялся известный хохотун и выпивоха Ванька Бутурлин.
— Да ведь силы-то крымцев нам в точности неведомы, наверняка часть орды хан у Перекопа оставил! — тем же вечером Дмитрий Михайлович высказал свои сомнения.
В этом походе старший Голицын часто призывал младшего в свой шатер.
«Князь Дмитрий братец хотя и двоюродный, но все одного голицынского корня. Такой не подведет!» — думал, должно быть, фаворит о Дмитрии Михайловиче.