Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Прежде всего надобно соединиться с Левенгауптом и его обозом и накормить солдат! — сердито пробурчал фельдмаршал Реншильд. — Когда я воевал в Нидерландах против французов в союзе с голландцами, я никогда не вел войска в поход без доброго обоза с запасами. Признаться, в Брабанте и Фландрии это понимали. Какие мы там ели окорока, Гилленкрок! И всегда запивали их добрым голландским пивом! — Реншильд даже причмокнул при сем приятном воспоминании.
— Боюсь, его величество сможет предложить вам в палатке только стакан воды! Вы ведь знаете, фельдмаршал, наш король питается как простой солдат! — насмешливо ответил Гилленкрок.
— Ошибка, большая ошибка, Гилленкрок, пить сырую воду и питаться коркой хлеба! Даже Юлий Цезарь и Александр Македонский не брезговали хорошим вином с доброй закуской! — рассмеялся Реншильд. — Во всяком случае, так мне разъяснили еще в Лундском университете профессора истории в те годы, когда я был еще студентом и не помышлял о воинской славе!
Гилленкрок, однако, не стал слушать студенческие байки фельдмаршала и откланялся. Ему надо было поспешать к канцлеру, графу Пиперу.
Глава правительства Швеции сопровождал Карла XII во всех его походах. При абсолютистском королевском правлении, установленном еще дедом короля Карлом X, это было очень удобно: граф Пипер в своих решениях всегда мог сослаться на волю верховного монарха и легко получить его подпись. Так что канцлер кабинета не случайно пребывал в обозе шведской армии на всех дорогах Северной войны. А чтобы такому сановнику было не тряско, Карл XII разрешил Пиперу ехать в удобной мягкой венской карете, а не скакать верхом. Карета канцлера бдительно охранялась рейтарами: ведь в руках Пипера находились заветные сундуки с походной шведской казной. А казна та в 1708 году была богатая, набранная еще в Саксонии и насчитывала 6 миллионов рейхсталеров. Но вот только купить даже курицу в пылающей пожарами Смоленщине граф Пипер не мог: вся округа была разорена, а маркитанты с товарами перехватывались казацкими и калмыцкими разъездами, действующими в тылу шведских войск.
Правда, сегодня графу Пиперу повезло. Его охрана разыскала в лесу лагерь сбежавших из деревень баб и ребятишек, и канцлер получил на обед куриный бульон, который запивал добрым рейнвейном, прихваченным канцлером еще на стоянке в Саксонии.
— Полное безобразие, генерал! — зло приветствовал толстяк Пипер тощего генерал-квартирмейстера. — Казаки и калмыки шныряют за спиной шведской армии по всей Белоруссии и добираются до всех наших маркитантов. Мне только что сообщили, что казачье разбило целый обоз кенигсбергских купцов, поспешавших к нам с добрым товаром! — Пипер откинулся на мягком сиденье и тяжело задышал. Его полное лицо налилось кровью то ли от гнева, то ли от выпитого вина.
— Кстати, ваш гонец из этого несчастного обоза не встречал ли на своем пути генерала Левенгаупта? — осторожно осведомился Гилленкрок, с удовольствием пробуя горячий куриный бульон (уже ради этого угощения стоило посетить канцлера).
— На отряды и разъезды Левенгаупта мой гонец натыкался по всем дорогам Великого княжества Литовского, но главных сил генерала так и не видел. Возможно, Левенгаупт уже южнее Смоленской-дороги и выходит к Могилеву? В этом случае его рейтары рыскают по панским и мужицким закромам и, наверное, доставят армии большие запасы провианта и фуража. Так что мой совет королю: немедля отступить за Днепр и соединиться с Левенгауптом. Только тогда мы сможем прокормить армию!
Эти слова Пипер повторил и в королевском шатре. Канцлера на совете поддержал и фельдмаршал Реншильд. Правда, советчики разошлись в том, как поступать после соединения с Левенгауптом. Граф Пипер предлагал повернуть от Днепра на север, в Прибалтику, а Реншильд все еще мечтал о вступлении в Москву по прямой Смоленской дороге. По для начала и он предлагал отступить за Днепр и соединиться с корпусом, а главное, с обозом Левенгаупта.
— Я не буду отступать. Я пойду на Украину, куда меня давно зовет гетман Мазепа! — твердо сказал вдруг король. — А о Левенгаупте не стоит беспокоиться. В Долгинове к нему присоединились померанские гренадеры и дворянская конница Шлиппенбаха. Так что у Левенгаупта сейчас по всем подсчетам 16 тысяч отборного войска, и, боюсь, он один, и без нас может разбить царское воинство. Прогнал же я русских за Нарову-реку, хотя у нас под Нарвой было всего 12 тысяч солдат. Не так ли, Реншильд?
— Так, ваше величество! — Фельдмаршал прямо расцвел при воспоминании о нарвской виктории. Ведь это его победа! Король под Нарвой лишь по форме стоял во главе армии, а распоряжался на поле боя он, Реншильд, король же тогда только учился, как давать баталии.
— Так что успокойтесь и не волнуйтесь за своего Левенгаупта, Гилленкрок! У него достаточно сил, чтобы отбиться от всего русского войска. А на Украине нас ждет гетман Мазепа с огромным казачьим войском. Сколько, Пипер, обещал гетман в последнем письме выставить нам на подмогу казаков?
Канцлер Пипер, через которого король вел переписку с Мазепой, пожал плечами:
— Мазепа обещал выставить нам в помощь столько казаков, сколько песка на берегах Черного моря!
— И как много там песка? — рассмеялся король, а Реншильд даже зажмурился от удовольствия, представив себе эту казачью армаду. Карл XII встал и продолжал: — Да вы не пожимайте плечами, а слушайте, Пипер. Переметнется к нам Мазепа, и снова восстанет против царя Дон, поднимутся башкирцы, выйдет с юга конница крымского хана. Ведь новый хан Девлет-Гирей ненавидит русских. Да и на султана я имею надежду. Вы же сами, Пипер, вели переговоры с тайным турецким посольством, которому я приказал отдать всех пленных турок, захваченных еще королем Яном Собесским.
— Да, ваше величество! Султанский посол в разговоре со мной говорил о желательности союза между Османской империей и Швецией! — согласно наклонил голову граф Пипер.
У короля заблестели глаза:
— И не только султан обратится против России. С запада вдет на Киев коронное войско нового короля Речи Посполитой Станислава Лещинского, а с ним наш корпус генерала Крассау, в самой Москве растет боярское недовольство. Словом, господа, от всех этих ударов Россия рухнет, как колосс на глиняных ногах! — Возбужденный король позволил себе улыбнуться от этой радостной перспективы и приказал, как обрубил: — Идем на Украину, господа! Гилленкрок, пишите: завтра поворачиваем на юг, а впереди армии пойдет авангард во главе… — он обвел взглядом своих генералов: Круз слишком стар, Мардефельд строптив, Шпарр много пишет, Роос еще не пришел в себя после злосчастной неудачи у Доброго, — пойдет генерал-майор Лагенкрона!
Послушный молодой генерал вскочил, бодро звякнул шпорами, спросил одно:
— Когда выступать?
— Сегодня же ночью! — приказал король. И, обратясь к Гилленкроку, добавил: — А Левенгаупту пошлите мое распоряжение — следовать за нами в Северскую Украину.
— Но мы не знаем, где Левенгаупт, ваше величество — в Чарусах или в Могилеве? — заикнулся было начальник штаба. Но король смел и это последнее возражение:
— А. вы пошлите ему сразу два приказа — и в Чаусы, и в Могилев.
Вечером же Гилленкрок составил для Левенгаупта два приказа, один из которых начинался: «Если вы в Могилеве», другой — «Если вы уже в Чаусах».
Между тем Левенгаупт не был ни в Могилеве, ни в Чаусах, а все еще стоял в Гори. Однако, не дожидаясь ответа от Левенгаупта, шведская армия 15 сентября 1708 года снялась с лагеря и неожиданно повернула на юг, в Северную Украину. Левенгаупт был брошен королем на милость случая и улыбку воинской фортуны.
Летучий корволант