Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Командуй здесь, Борис Петрович! Я скачу к войскам! — Петр, как когда-то Дмитрий Донской на Куликовом поле, сам помчался в бой.
Очевидцы впоследствии скажут про Полтавскую битву: Шереметев и Репнин были в центре, Боур на правом фланге, Меншиков на левом. Петр был всюду. Он промчался меж первой и второй линии пехоты, ободряя солдат, уже добрый час ведущих огневой бой со шведскими гренадерами. Русская пехота отвечала залпом на залп, но стояла твердо. А русская картечь производила свои страшные опустошения в шведских рядах. Особенно сильный картечный огонь был на позиции, где стояла петровская гвардия: преображенцы и семеновцы недаром имели бомбардирскую роту. Наступавший супротив гвардии Кальмарский полк был перебит почти полностью. Такая же участь постигла и Упландский полк.
— Шведы, помните Нарву! — кричал король сквозь пороховой дым. В эту минуту синее пороховое облако прорезали молнии — с вала по сигналу Брюса ударили 32 тяжелых полевых орудия. Русское ядро смело кучку драбантов, носилки с королем упали. Правда, король тут же был поднят уцелевшими телохранителями и усажен на лошадь, любезно предоставленную послом короля Станислава Понятовским.
Но среди солдат, видевших, как упали носилки, мгновенно пролетел слух, что король убит. За кого же теперь сражаться? Ведь солдаты Карла XII, давно оторванные от своей родины, сражались, в сущности, не за Швецию, а за своего короля. Оттого солдаты тех полков, которые видели падение королевских носилок, первыми бежали с поля битвы. Завидев бегство Кальмарского и Упландского полков, Петр понял — швед дрогнул! Он снова примчался к Шереметеву и приказал немедля дать сигнал начать контратаку. И вот вся русская армия под барабанный бой и с распущенными знаменами двинулась навстречу расстроенной линии шведов. Холодно блистала щетина русских трехгранных штыков, выдержавших свое первое испытание в славный час Полтавы.
А Петр уже мчался к новгородцам, уловив чутьем подлинного полководца, что там будет сейчас решающая схватка.
Ударом против переодетых в мужицкие сермяги новгородцев руководил сам Реншильд. Именно здесь шведский фельдмаршал сдвоил шведскую линию, поставив в затылок к ниландцам королевскую гвардию.
— Атакуйте эти сермяги, граф, и вы увидите — они разбегутся как зайцы! — напутствовал Реншильд графа Торнстона, командира ниландцев.
Их атаку фельдмаршал поддержал огнем своей единственной батареи. Шведские артиллеристы быстро и дружно сняли орудия с передков, развернули, навели, и четыре шведские пушки плюнули картечью по первому батальону новгородцев. Десятки солдат упали на выжженную землю осенними опавшими листьями. Под прикрытием пушек ниландцы бросились в атаку как одержимые и дорвались до рукопашной. Но встретили их не зеленые рекруты, а старые знакомцы по Фрауштадту и Ильменау. Ниландцы не выдержали встречи с русским трехгранным штыком и откатились.
— В чем дело, граф? Отчего вы не могли опрокинуть это сиволапое мужичье? — подскакал к Торнстону разгневанный Реншильд.
Граф был сбит с коня, при падении получил контузию, но все же ответил связно:
— Это не новобранцы, фельдмаршал. Иных я узнал в лицо: они дрались со мною еще в горящем Рэнсдорфе! — Граф и в самом деле узнал полкового адъютанта новгородцев Петьку Удальцова, налетевшего сбоку и выбившего его из седла. Тот яростный взгляд граф Торнстон тотчас вспомнил — ведь он, спасаясь от этого русского медведя в Рэнсдорфе, прыгнул тогда в сточную канаву.
— Отодвиньте ваших ниландцев, граф! — прошипел Реншильд и приказал второй линии: — Гвардия, вперед!
Шведская батарея подкрепила приказ фельдмаршала тремя залпами. А на остатки первого батальона новгородцев двинулся самый блестящий трехбатальонный полк шведской армии — гвардия. Смыкая ряды, гвардейцы прошли сквозь картечи русской полевой и полковой артиллерии и, подойдя на дистанцию, произвели шестикратный залп. Русские слабо отвечали. Первый батальон новгородцев попятился, и шведская гвардия вломилась в русскую линию.
И в этот миг к полковому знамени новгородцев, которое стояло перед их второй линией, подскакал Петр. Он кинулся в самую гущу баталии, понимая, что ежели прорвут и вторую линию, то весь ход сражения может перемениться.
Великие полководцы умеют выбирать решительное место и решительный час в битве. Нашел и это место, и свой час под Полтавой и Петр, когда приказал поднять полковое знамя и повел в штыки второй батальон новгородцев. Рядом с ним скакали полковник Бартенев и Удальцов, а знамя держал в крепких руках Васька Увалень.
Конечно, Петр несказанно рисковал в сей миг. Великан, да еще верхом на лошади, он был прекрасной мишенью для шведских стрелков. И в него делились: одна пуля попала в седло, другая сбила шляпу, третья угодила в золотой крест, висевший у Петра на шее (крест тот был старинный, присланный еще византийской царевной Софьей Палеолог [33] в подарок Ивану III [34] , и, по преданию, принадлежал когда-то римскому императору Константину Великому). Военные историки до сих пор спорят, стоило ли Петру так рисковать под Полтавой. Но Петр правильно соотнес в тот миг личную опасность для себя с той опасностью, которая грозит всей России. И так же, как Дмитрий Донской бился на Куликовом поле в первых рядах воинов, Петр бился под Полтавой, потому как победи шведы, Россию ждал бы великий раздор и великая смута.
33
Софья Палеолог (?–1503) — племянница последнего византийского императора Константина XI, жена (с 1472 г.) великого князя московского Ивана III.
34
Иван III (1440–1505) — великий князь московский (с 1462 г.), сын Василия II. В правление Ивана III сложилось территориальное ядро единого Российского государства, началось складывание центрального государственного аппарата. Присоединил Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь и др. При Иване III было свергнуто монголо-татарское иго («стояние на Угре», 1480 г.), составлен Судебник (1497), произошло оформление титула — великий князь «всея Руси».
Второй батальон новгородцев остановил шведскую гвардию. А князь Михайло бросил им во фланг второй батальон семеновцев и обратил гвардию в бегство. Впрочем, бегство шведов стало уже всеобщим. Вслед за Упландским и Кальмарским полком бежали рейтары Крейца, сбитые русскими драгунами. Видя, что кавалерия Меншикова и Боура заходит в тыл, ударились в бегство и остальные полки шведской пехоты. Из девяти тысяч шведов, павших под Полтавой, большая часть была перебита во время этого бегства. Общий поток беглецов захватил и главнокомандующего фельдмаршала Реншильда. Вместе с двумя тысячами солдат и офицеров он попал в плен.
Но сам король, словно забыв о своей ране, сумел доскакать до запасного лагеря, куда Гилленкрок уже успел стянуть из-под Полтавы всю артиллерию. К счастью для Карла XII, регулярные русские части преследовали шведов только до Будищенского леса. Ведь русское войско было истомлено не только битвой, но и бессонными ночами накануне нее. Посему Петр распорядился дать армии роздых. Но уже вечером, как только спал зной, вдогонку шведам была послана гвардейская пехота под началом Михайлы Голицына и драгуны Боура.
Переволочна
Историки обычно охотно останавливаются на славном пире Петра I после Полтавской виктории, некоторый были приглашены не только русские, но и шведские пленные генералы, но меньше уделяют внимания, как было организовано царем Петром I общее преследование разбитого неприятеля.
Петр I после своего знаменитого пира сохранил трезвую голову: и для преследования шведов создал, по сути, такой же летучий корволант, какой был при Лесной. Помимо драгун Боура, в корволант были включены гвардейские и конно-гренадерские полки (так называемая «конная пехота») под общей командой Голицына. И наличие в корволанте «конной пехоты» сыграло под Переволочной не меньшую роль, чем при Лесной. Это был тот костяк, опираясь на который десятитысячный русский корволант по приказу Голицына смело развернулся для последнего сражения с 16-тысячной шведской армией. Навряд ли на это решился бы Боур с одними драгунами.